Адам

"Почему в череде библейских персонажей Адам следует после Соломона?" — спросите вы.

И вправду, начинать с первого человека было бы логичнее. Но когда мы читаем слова: "....И не было человека... [...] И создал Господь Бог человека... [...] И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека... " и т.д., — мы захвачены повествованием и забываем о повествователе.

К тому же, он сохраняет свою полную анонимность. "И сотворил Бог человека". — "Кто это сказал?" Вот вопрос, к которому проявляет интерес совре­менная эпоха.

Повествование является как бы объективной реальностью, спроецированной на белый экран, а сегодняшний человек хочет видеть ту кабину, откуда она проецируется. Он хочет даже видеть, как снимался этот фильм, знать, кто его снял. "Кто рассказывает?" Итак, мы переходим от объекта повествования к повествующему субъекту, к тому Я, которое прячется за текстом. Это решительный шаг. Он запускает в действие всю историю библейской критики.

Такое любопытство, которое, к счастью, всё время возрождается, никогда не будет полностью удовлетворено. Но с первых шагов расследования мы поняли, что всё, касающееся Адама, передано нам исключительно потомками Авраама. Именно Израиль говорит об Адаме. И наш интерес переме­щается в сферу истории Израиля.

Согласно тому, что мы узнаём от историка царствования Соломона, эпоха монархии кажется временем, наиболее благоприятным для составления рассказа о сотво­рении Адама. В этих идеальных условиях царь рассуждает обо всех категориях живых существ, "до иссопа, вырастающего из стены; [...] и о живот­ных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах" (3 Цар 4. 33).

Слава великого царя привлекла к нему далекую иностранку — царицу Савскую (3 Цар 10.1-13) В те времена придворные книжники собирали све­дения об окружающих цивилизациях, сопоставляли их родословные (Быт 4. 17 - 5. 32; 10. 1-32; И. 10-32). Среда, в которой интересовались также загадками (ср. 3 Цар 10. 1), не могла остаться в стороне от за­гадки происхождения человека. Уже многие ответы были тогда в ходу. Появятся и новые.

Пусть нашим путеводителем будет 2-я глава Книги Бытия. Мы присутствуем на самом красоч­ном и самом оживленном параде из всех, какие мы когда-либо видели. Господь, желая найти чело­веку "помощника, который бы соответствовал ему", создает с этой целью животных и показывает их Адаму одно за другим: шерстистых, пернатых, покрытых чешуей, массивных и мелких, тяжело­весных и невесомых, с мычанием или стрекотанием, присущим каждому виду, — их всех Создатель показывает человеку, "чтобы видеть, как он назовет их" (Быт 2. 19).

Во время составления этого непо­мерного лексикона Творец настороже: остановится ли Адам на каком-нибудь из этих созданий? "Назы­вать" — это одновременно и познавать: использо­вать речь и, вместе с нею, возможность того, чтобы тебя слышали и слушались.

Речь устанавливает связь между человеком и животными. Слово за слово, Адам обнаруживает свое отличие от них и страдает из-за того, что от одной попытки к другой это отличие становится всё яснее и яснее. И в то же время растет его желание встретить существо, которое бы ему соответствовало. Таким образом, полное завершение создания мира откладывается на потом, а нам остается только беспокоиться, сколько еще времени ждать момента, когда чело­век, наконец, найдет то, что ему нужно.

За этим ожиданием скрывается драма: то, что человек ищет, — это он сам, неуверенный в своей собст­венной идентичности. И Бог ждет, полностью за­вися от уст Своего творения и живя с ним в неких взаимоотношениях, — мы никогда не обнару­живали настолько близких, настолько тревожных отношений. Мифологическое повествование пере­ходит, таким образом, сквозь историю наших культур в притчу о человеческом становлении: человек — в наши дни особенно, более чем когда бы то ни было — не решается обозначить зыбкую грань, стертую, возможно, им самим, между своим биологическим статусом в ряду животного мира и своей сугубо человеческой спецификой. В конце концов, путь, прослеживаемый рассказом, закан­чивается: "Для человека не нашлось помощника, который бы соответствовал ему" (Быт 2. 20*).

Такой финал — это поражение. Современ­ный человек продолжил бы эксперимент в лабо­ратории, где создал бы новых живых существ, которых Творец ему не показал, поскольку не сотворил их. Адам награжден целительным средст­вом, которое вполне соответствует множеству пережитых им беспокойств, — сном.

На самом деле, использованное здесь слово (tardemah) означает скорее своеобразную кому, которую на него "навел" его Создатель (Быт 2. 21). Она нужна потому, что грань, которую предстоит переступить, радикаль­на. Адам не может ее перейти собственными силами. Он пережил многообразный опыт, который был ему дан только для того, чтобы у него появи­лась определенность его желания — желания Того, что единственное могло бы его исполнить. Вмешательство Бога, полагающего конец этому опыту, является само по себе творческим актом.

Заметим по ходу дела, что наш исходный вопрос ("Кто рассказывает?") находит здесь ирони­ческий ответ. Коль скоро Адам не всё ведал о своем происхождении, поскольку спал, знало ли о нем больше его потомство?

Всё мифологическое повест­вование рождается под покровом сна, безотчетно. Такова плата за то, чтобы сказать больше, чем го­лую правду. Бог усыпил Адама, прежде чем взять у него одно из его ребер — не для того, чтобы не сделать ему больно, но для того, чтобы он не знал. Из этого ребра Он создал женщину, которую при­вел к Адаму, закрыв отверстие.

Когда вся совокуп­ность видов была завершена, Адам, конечно, много знал о живых существах. Прежде чем войти в некий другой мир, Адаму нужно было потерять сознание. Ему нужно было пройти поверх зияния своей собственной ночи, чтобы оттуда войти в "признание". Этот скачок поверх пустоты есть ис­тинное рождение Адама. Посему у него нет знания об этом, так как рассказчик любого мифа не "знает", о чем говорит. Истина знает за него и говорит при его посредстве своим собственным языком. Она про­скальзывает сквозь его слова.

Исход этого поиска и этой ночи, предшест­вующей подлинному рождению, радостен. Адам обре­тает То Единственное, чего искал. И это Единст­венное — вовсе не та, которая неожиданно ему представлена, его суженая. Это Единственное — в их согласии, происходящем от Того, в чем ничто не может обнаружить признака, не происходя­щего из этого согласия. Перед лицом Единственного из тела Адама благодаря движениям его гортани вырывается именно То, что является его отличи­тельным свойством: речь. "На сей раз эта — кость от костей моих и плоть от плоти моей" (Быт 2. 23*).

Не Адам обрел речь: это она его обрела. Она подни­мается на основании нового свойства — истины. Она есть слово истины, поскольку она соединяет мужчину и женщину, одновременно соединяя человека и его Создателя, перед лицом Которого она произносится. Истина "имеет место" на пересе­чении этих двух линий — вертикальной и горизон­тальной. Понятие "истина" не могло еще отно­ситься к именам в череде живых существ.

Эти имена — простые инструменты, человек может найти и найдет другие имена для других живых существ. Напротив, воскликнув: "На сей раз эта — кость от костей моих и плоть от плоти моей — будет называться 'ishsha, ибо от 'ish эта взята" ('ish - "мужчина", 'ishsha - "женщина") , — Адам занимает определенную позицию. Признавать уникальное существо ("эта"), уникальное мгновение ("на сей раз") — значит принимать какие-то обяза­тельства, различать, отдавать предпочтение, ста­новиться на чью-то сторону, а следовательно — присутствовать в собственной речи. Ничто иное не речь, ничто иное не "истина". До сих пор Адам еще не говорил, потому что он был один. Единства с Творцом не было достаточно, поскольку Адам не заключал союза внутри творения, союза с сущест­вом иным, нежели он сам. Речь же оказывается тем, что осуществляет союз двоих: она — уже не инструмент, а жилище истины.

Для проявления истины надо будет, чтобы соединившиеся двое не стали выдавать себя за одного. Чтобы животное не было человеком, что­бы мужчина не был женщиной. Чтобы "эта" была этой, а не несколькими сразу, чтобы "на сей раз" не было перепутано с другим разом, чтобы "эта" не могла быть заменена какой-то другой. Речью устанав­ливается закон. Но линия единства тонка, потому что она следует путем Духа. Это линия трепещу­щая, поскольку она не обнаруживается тотчас же.

То единственное оказывается внутренним содержанием своего творения после того, как Адам заговорил. Неожиданно произносится прин­цип отделения: "Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть" (Быт 2. 24). Единство невозможно с тем, что слишком чуждо. Единство невозможно с тем, что слишком близко. Сын должен отделиться от своих родителей, чтобы стать мужем: при таком условии человечество будет двигаться дальше. Эта двойная обязанность предваряется появлением первой женщины.

Различие, которое отделяет че­ловека от животного, слишком велико, чтобы через грань между ними можно было переступить. Раз­личие, отделяющее мужчину от женщины, уста­новлено: тело отделено от самого себя посредст­вом ампутации, которой подвергся Адам, а дух отделен от самого себя посредством впадения в ночь сна. Но женщина действительно из той же плоти, что и мужчина. Так, между мужчиной и женщиной оказывается и необходимое различие, и необходимое подобие.

Союз первого мужчины с первой женщиной несет в себе формулу тех союзов, которые после­дуют за ним. Он предвещает также их непостоянство. Рассказчик знал о союзе Авраама и Сары чуть боль­ше, чем о союзе Адама и Евы. Он показал нам, какими трудными были пути не только союза в истине праотца и праматери человечества, но и пра­отца и праматери Израиля.

Авраам не мог пол­ностью оставить своего отца и свою мать, потому что он взял с собой свою единокровную сестру, и он не мог целиком основать свой союз на истине, по­скольку не обошелся без обмана, выдавая свою жену за сестру: от одной нечеткой линии в родст­ве не могла начаться твердая речь. Израиль не должен будет продолжать выбирать, подобно Адаму, между человеком и животным, но должен будет найти столь трудный путь между эндо­гамией и экзогамией.

Ставка огромная: ведь она сделана с самого начала — начиная с Авраама, начиная с Адама. Намерение рассказчика под­черкнуть это не является чем-то искусственным: истина говорит за него.

Создать в Себе Самом одного нового человека.

Еф 2. 15

Любви и Мира, братья и сестры!

Храни Вас Господь!

Подписывайтесь на наш Telegram-канал, чтобы увидеть больше!