Рылся в старых документах и неожиданно нашёл воспоминания Бориса Комиссарова. Это известный иркутский журналист и писатель. Очень интересны его мемуары о летнем лагере. Напомню, что автору тогда было 15 лет, на дворе 1964 год, большая жизнь впереди.
Итак, с чего начинается лето?
«Всюду были грязь, мусор, и нам (человек десять парней — пионервожатые, баянист, физрук и прочие) пришлось в первую очередь очищать территорию лагеря от всего этого. А вокруг чувствовалась такая летняя, лагерная, сосновая атмосфера.
А мы вооружились мётлами и наводили чистоту. Потом ездили на машине по узенькой дорожке от одной собранной нами мусорной кучи к другой и забрасывали в кузов зловонные помои. Опять садились в машину и сгружали всё это на свалку. К обеду шумной ватагой пришли в пустую столовую и ели в неограниченном количестве макароны с мясом.
На следующий день приехали почти все девушки-пионервожатые, появились девушки и на кухне. Ребята приободрились, засияли, зашутили. На большую поляну стали прибывать машины с пионерами: мальчишками, девчонками. Было много суетни.
Бегала начальник лагеря, бегала старшая пионервожатая, бегал... — нет, степенно расхаживал и басил дикторским голосом (кстати, он и работал диктором на радио) старший воспитатель.
Детей по возрасту разделяли в кучи, группы, прикрепляли к ним вожатых и группы одна за другой уходили к своим корпусам. Одному отряду не хватило вожатого и меня временно прикрепили к нему.
Я включился во всеобщую суетню и довольно бодро скомандовал построение отряда, и мы пошли под весёлый ребячий говор. Подошли к корпусу, где мне на помощь пришла девушка-воспитательница, и я оставил ей отряд».
Меня, 16-летнего паренька, воспитательница представила 11-летним пионерам моего отряда как Бориса Ильича. Ещё и на планёрке Королёв сказал:
— Нечего либеральничать. Пусть называют по имени-отчеству.
Было немножко стыдно, но лестно. Я смотрел на говорливых, резвящихся «своих» пионеров, понимая, какое расстояние лежит между их возрастом и моим. Мне даже казалось, что сам я в 11 лет был более серьёзным и уже о многом думал и размышлял.
А в самом старшем, первом отряде, были моего возраста 16-летние девочки, которые «урезав» себе возраст, попали в лагерь. Милые пионерочки!
Жизнь была в общем резвая, мотаться приходилось целые дни. То дежурство на кухне (нужно было открыть двести промасленных консервных банок с мясной тушёнкой). То смотри за своим отрядом, чтобы никуда перед обедом не разбежались, вовремя построились и спали во время тихого часа.
Я старался найти со своими пионерами общий язык, обращался просто, хотя иногда приходилось кричать, призывая к порядку. Они видели мою молодость, старались избегать обращаться по имени-отчеству, хотя говорили мне «вы». А когда один отчаянный пацан сказал мне «ты», все остальные (девчонки в особенности), зашипели на него: «все называют на вы, а ты что, особый что ли?»
Я решил, что нужен твёрдый порядок и вскоре приучил своих пионеров, чтобы называли меня по имени-отчеству. Постоянно поправлял их, когда они, говоря «Борис», забывали добавлять «Ильич».
Сумеречное настроение, которое посещало меня по вечерам, было, мне кажется, последним отзвуком детства. Это настроение состояло из двух видов. Первое было возбуждающим, скачущим, прыгающим. Это было ощущение великой силы и бодрости, пробуждение всех запасов энергии. Легко дышалось, легко бегалось и даже не бегалось, а леталось!»