Интервью с Мариной Ненароковой (Грицун), основателем кемпинга «Валдайская тропа», детского лагеря «Остров Героев» и консалтинговой юридической компании «Природный кодекс» (продолжение интервью - Часть 2).
НАДЕЖДА МАКАТРОВА: Мы записываем это интервью, находясь на территории кемпинга «Валдайская тропа» на берегу озера Велье в Новгородской области. Марина, как случилось, что именно здесь на Валдае появился Ваш детский лагерь «Остров героев», а затем и Ваш кемпинг?
МАРИНА НЕНАРОКОВА (ГРИЦУН): С этими местами меня связывают семейные корни: здесь жили и живут мои дальние родственники. Много лет назад, еще в школьном возрасте, я приехала к ним в гости, влюбилась в эти места и стала ездить сюда постоянно. А спустя несколько лет я привезла сюда родителей, и мой папа неожиданно купил здесь дом, но вскоре понял, что поторопился с решением, и на деле дом ему не нужен. Я к тому моменту была уже человеком взрослым и работающим и этот дом у него выкупила.
Долгие годы дом служил базой для приезда гостей, мы сами им практически не пользовались. Иногда в него пускали переночевать рыбаков, приезжавших на озеро Велье. Этим занимались мои родственники, живущие в соседней деревне, поскольку я работала в Москве. И однажды произошла интересная история. В наш дом неожиданно пришла незнакомая бабушка из соседней деревни, выгнала всех рыбаков и сказала, что у дома будет хозяйка, а потому нечего тут водку пить. Она принесла с собой икону Божией матери XVIII-XIX века и повесила ее на стену, позднее принесла икону со Спасителем. И вскоре жизнь перевернулась таким образом, что я приехала в этот дом уже со своей семьей, и спустя время было принято решение делать по соседству лагерь.
НАДЕЖДА: Почему Вы выбрали формат детского лагеря, а не построили, к примеру, турбазу?
МАРИНА: Случилось так, что мне нужно было подыскать локацию для детского лагеря одного из моих партнеров. Это был вообще не мой проект, я в ту пору работала в транспортной логистике, занималась ответственным хранением, недвижимостью и много чем еще, но никакого отношения к детям и детским лагерям не имела. Даже в мыслях этого не было! Иногда я консультировала партнеров по вопросам оформления документов, в т.ч. и для лагерей. И в данном случае организаторы лагеря обратились ко мне за помощью по оформлению документов на детей, по земельным вопросам и ряду других, т.к. они до этого делали лагеря только за границей и впервые решились организовать лагерь в России. Изначально они хотели сделать лагерь на островах озера Велье, но я была категорически против: никаких островов! К детскому лагерю однозначно должна вести автомобильная дорога, чтобы не было привязки к катерам, и была понятная земельная история. Так был выбран этот участок.
Формально я была соучредителем этого новоиспеченного лагеря, но по факту не принимала участия в управлении. Помню, как буквально на второй год работы, наблюдая, как устроена жизнь детей в лагере и видя недостатки, я подумала, стоя на берегу: «Эх, дали бы мне порулить!» Как известно, мысли материальны, и спустя некоторое время мы с партнером разошлись, бизнес разделился, и лагерь стал отдельным детищем. Мне сказали: «Хочешь делать лагерь, делай!» Я подумала и согласилась.
НАДЕЖДА: Неожиданный поворот на профессиональном пути!
МАРИНА: Дело в том, что к этому моменту, пройдя кризисы 2008 и 2014 годов, я поняла, что очень устала от работы в логистике. Этому предшествовали, по сути, два года работы коллектором - с очень тяжелыми судами, с большим числом конфликтных клиентов и большими деньгами. Я была одним из директоров и совладельцем компании, входившей в десятку крупнейших на рынке в своем сегменте. Это была работа про деньги и за деньги.
Для понимания: у нас был офис площадью 300 кв. м и 120 человек штата. На мне была вся оперативная работа, бесконечное противостояние клиентам в попытках нарушения договоров, постоянная ловля сотрудников, которые пытались воровать. В результате я ощущала колоссальную усталость от злого, неблагодарного и меркантильного человеческого фактора. Мне захотелось какой-то социалки. И тут возникло предложение о лагере. Я продала компанию и реинвестировала деньги в создание детского лагеря.
НАДЕЖДА: Вы упомянули о недостатках в работе лагеря Вашего партнера. Что хотелось сделать в своем лагере по-другому?
МАРИНА: У меня была принципиальная позиция – создавать педагогический отряд как отдельную структуру с отдельным финансированием. Я делала все на свои ресурсы, и опыт показал, что это было ключевым решением, позволившим нам в дальнейшем опередить конкурентов за более короткий срок.
НАДЕЖДА: Что такое педагогический отряд?
МАРИНА: Юридически это НКО. Фактически – это была не просто школа вожатых, которых ты набрал, обучил и выпустил в работу, а объединение молодежи, в котором ты создаешь для людей идеологию, мотивацию, долгосрочные цели, комплекс круглогодичных мероприятий, которые их удерживают и создают стремление в этом жить. Понимая перспективы и долгосрочные цели, люди приходят не просто ради временной работы и «потусить», а трудятся в лагере и общаются с детьми с перспективой на будущее. Словом, создание педотряда – это создание каркаса правил, традиций и устава, на который нанизана работа молодежи. Вожатская пенсия ведь наступает через год, максимум, через три, текучка высокая, а удерживать людей непросто – зарплаты здесь низкие, поэтому без дополнительной идеологии не обойтись. Все коллеги из отрасли работали на советском каркасе с устаревшей идеологией или же на чисто коммерческой основе, где строгих правил не было, и это приводило к низкому стандарту качества работы, в т.ч. в вопросах безопасности, что меня категорически не устраивало. Присутствовал пофигизм, а мне брать за это деньги не хотелось. Я не для того уходила из коммерции, чтобы заниматься пофигизмом при отсутствии правил. Поэтому эти правила создавались нами в лагере, создавались в течение многих лет, в т.ч. с учетом ошибок.
Одним из первых важных моментов для меня была необходимость сразу делать лагерь на базе документов. Я тогда еще не была юристом, а только начинала двигаться в эту сторону. Когда я копнула глубже, то с удивлением обнаружила, что сфера детского отдыха никак не регулируется. Вообще! Никем и никак! Оказалось, что регулируется детский отдых в муниципальных лагерях, а в частных лагерях детский отдых не имеет никакой нормативно-правовой основы. Тогда мы взяли за основу все муниципальные правила и документы и стали разрабатывать свои. Помню, как коллеги по цеху меня отговаривали, мол, я сама усложняю себе жизнь и трачу в три раза больше времени на оформление лагеря. Но я была убеждена, что это нужно. Должно быть что-то, что лежит в основе работы и соответствует нормативной базе.
Когда грянул 2016 год и трагедия на Сямозере, выяснилось, что детский отдых не регулируется, и пошли тотальные проверки, как это обычно бывает у нас в стране. Оказалось, что все наши документы были сделаны на опережение в 5-6 лет, и все коллеги побежали к нам за советами. Я много говорила и писала о трудностях в отрасли, и буквально за 3-4 месяца я из директора лагеря превратилась в эксперта: меня стали привлекать и к работе следственного комитета по разбору ситуаций, и к работе по формированию законодательства, которая была общественной. Тогда на детский отдых возникло колоссальное давление – обычный чиновничий перекос, многие лагеря закрывались. А местечковый чиновничий менталитет – это тяжелая штука. Людей допустили до власти, а они посчитали, что власть – это еще и инструмент личного обогащения и удовлетворения своих властных амбиций путем унижения других. Поэтому, увы, во многих местах, хотя и не везде, эта «кущевка» процветает. Я всегда этому категорически сопротивлялась и никаких взяток принципиально не давала. Ведь я же не для того уходила в детский отдых и социалку, чтобы за хорошее дело еще и давать взятки. Эта упертая позиция в итоге привела к тому, что мы с коллегами и единомышленниками решили создать отраслевое сообщество. Так был придуман и создан «Союз Организаторов Детского и Активного Туризма» (СОДАТ), к которому в свое время присоединился целый ряд коллег. Благодаря тому, что это была консолидация отраслевых интересов и голосов, нас услышали на уровне законотворчества, общественных советов, ФОИВов и т.д. Пошла общественная работа.
НАДЕЖДА: А Ваше детство было пионерлагерным?
МАРИНА: Абсолютно. Буквально с трех лет и до 16-17 я жила по полгода в лагерях и санаториях, а еще полгода – с бабушкой и ее родственниками, т.к. у меня были очень занятые высокопоставленные родители. И несмотря на конфликты, которые случались в лагерях, и сложнейшие детские ситуации троллинга, буллинга и пр. детских трудностей, они не отбили у меня желания ездить в лагеря и позже – заниматься этой темой. Мне никогда не приходило в голову связывать конкретную сложную ситуацию детства с лагерем, как с форматом отдыха.
НАДЕЖДА: Вам хотелось привнести что-то из советского лагеря в свой?
МАРИНА: Да. Ровно то, что сейчас и привносится нами в лагерь «Остров героев». Мы впервые в этом году сделали две смены в советской тематике и видим по уровню спроса, что в этом есть потребность. Прежде всего это живое общение, умение слышать и слушать. Это самостоятельность ребят, которая не отбивает желания развиваться. Когда я вижу, что сейчас творят с детьми в большинстве случаев «яжематери» и им подобные искаженные и травмированные люди, мне страшно. Есть ощущение, что заводить в работу всех структур страны в дальнейшем можно будет только детей сегодняшних детей, которые даже еще не родились, потому что в большом проценте я сейчас наблюдаю потерянное поколение инфантилов, несамостоятельных детей с большой претензией, скандалистов, обиженных на весь мир, неспособных самостоятельно мыслить, запуганных, неспособных решать за себя. А палаточный лагерь всегда учил детей самостоятельности. У меня есть ощущение, что чуть ли не на уровне «мирового заговора» хотят убрать палаточные лагеря из сферы отдыха, образования и глобальных решений о воспитании, поскольку это тот сегмент, который не позволяет сделать из детей тупого потребителя. Но с этим, увы, успешно борются.
НАДЕЖДА: А на что Вы опирались, определяя ключевые ценности для Вашего лагеря?
МАРИНА: На обратную связь от родителей, с которыми общаемся, и на свои личные ценности. Любой проект – это всегда изначально его руководитель. Конечно, ты приносишь в дело, которым занимаешься, свои ценности. Если ты будешь делать только то, что хочет аудитория, ты никогда не сделаешь проект хорошо, потому что самое бесполезное занятие – это заигрывать с толпой. Люди разные, и хотят разного.
Либо ты движешься вперед, и к тебе присоединяются те, кому твои ценности близки, либо ты всегда будешь находиться в состоянии невротического поиска одобрения этой аудитории. Чем больше ты заискиваешь, тем больше аудитория будет тебя третировать. Поэтому мне было все равно, что в этом плане думают остальные. Основным критерием оценки результата для меня всегда было внутреннее соответствие своим ценностям и поставленной планке. Как человеку верующему, мне было важно почувствовать, что же от меня хотят Свыше. Всегда существует внутренний диалог с Богом, и ты непостижимым образом понимаешь, идешь ты верным путем или нет. Если нет, то тебя обычно жестко корректируют. А если происходит что-то хорошее, в чем-то везет, то ты чувствуешь тепло, одобрение - и понимаешь, что идешь в правильном направлении.
Нам как лагерю везло в том, что у нас образовалось сообщество родителей, которое нас поддерживало. Это были люди, которые регулярно направляли к нам своих детей и давали хорошую обратную связь. А обратная связь с думающими людьми дает очень много. Лагерь наш был неоднократно признан лучшим социальным проектом области. Мы работали и с многодетными семьями, и с детьми-инвалидами. Каждый год что-то улучшали, корректировали.
Я никогда не боялась сама признавать ошибки и учила этому персонал: работаем с «тетрадью ошибок», с честным разбором ситуаций. Как только ты надел на себя корону, надо уходить и переставать делать то, чем ты занимаешься. Важен постоянный анализ ошибок, разумная критичность к себе и тому, что ты делаешь, умение быстро принять решение и отказаться от того, что уже неправильно – это тоже лежало в основе процесса развития. Если ты начинаешь увеличивать количество зла в этом мире, то пора прекращать то, что делаешь.
НАДЕЖДА: Если попробовать сформулировать одной фразой то, что ценно для ребенка в лагере «Остров героев», что это будет?
МАРИНА: Знаете, дети так не думают и не формулируют. Дети могут сказать, что им здесь хорошо и хочется вернуться. Если ребенок себя чувствует безопасно и при этом нужным, реализованным, востребованным или хотя бы что-то одно из перечисленного выполняется, он хочет вернуться еще раз. Есть и такие дети, которые просто ищут развлечения. Такой ребенок развлекся и ищет легких эмоций и дальше. А есть ребята, в чьи потребности мы попали и помогли раскрыться тому, что не получалось раскрыть в семье, в классе или где-то еще. У нас всегда работали очень хорошие психологи, с которыми готовили смену. И мы всегда старались, чтобы в наполнении наших программ была прослойка, помогающая скорректировать какие-то моменты, возникающие в дисфункциональной семье. Мы же все дети дисфункциональных семей и наши родители такие же. Никуда же не денутся революции, войны и все трагедии, которые имели место в истории нашей страны. Поэтому так или иначе мы далеко не все любимы, востребованы, да и порой подменяем любовь правом требовать, чтобы нас любили. Для меня любовь – это прежде всего потребность отдавать, а не состояние потребление. И в лагере мы с командой стараемся давать детям ощущение удовлетворения от того, что они отдают частичку себя другим и делают хорошее.
Также для любого ребенка важно ощутить себя самостоятельной единицей и принимать собственные решения, умение думать и оценивать в первую очередь себя, а потом уже других. Это пресловутая критичность, которая основана на умении все попробовать. Мы хотим, чтобы дети в нашем лагере попробовали все, что свойственно пробовать ребенку, но под присмотром взрослых, чтобы это было безопасно: высота, энергия, прыжки, скорость, игры в лес, потеряшки, игры в войнушки.
Знаете, на эту тему проводились разные исследования, и оказалось, что независимо от благополучия страны, в которой живут дети, потребности у растущего ребенка одни и те же – пробовать то, что опасно: высота, потери, запреты. Если детей этого лишать, начинаются всякие ужасы и страшные игры. Если взрослые не помогают закрыть эту потребность, ребенок либо попробует закрыть ее сам, либо будет выучено беспомощным.
В итоге мы получим прослойку «мамкиных террористов». Для меня эта тема очень больная. Когда мы слышим о какой-то трагедии, я поднимаю историю семьи, в которой жил виновник проишествия, и обычно выясняется, что за преступлением этих террористов стоит дисфункциональная семья, дисфункциональная, некритичная женщина, воспитавшая такого ребенка, которая связала его по рукам и ногам. Последствия такого воспитания, как правило, очень трагичные. Они болезненны и драматичны, даже если не вырываются на улицу. Если мы не слышим об этом в новостях, это не значит, где-то не происходят тихие трагедии: насилие в семье, одиночество, нереализованная личность. В любом случае, запускается цепочка несчастья.
НАДЕЖДА: Марина, у Вас есть психологическое образование?
МАКАТРОВА: У меня нет психологического и педагогического образования, но количество прочитанных и проработанных книг, пройденных курсов, количество ситуаций, которые пришлось разрешать и разбирать и осознанное самостоятельное обучение по материалам разных вузов позволяют говорить о том, что я самостоятельно прошла обучение по ряду неплохих программ психологии и педагогики.
У меня была роскошь самой подбирать себе программы обучения и конкретные знания, не опираясь на откровенно скучные для меня программы вузов, которые я считаю на сегодняшний день просто профанацией в российской педагогической практике. По этому поводу я вообще испытываю глубокую печаль, поскольку в педагогике и психологии сегодня в ВУЗах работают в основном теоретики, которые оказались нигде не нужны на практике, да еще и с завышенным самомнением и болезненным профессиональным самолюбием. Ничто не печалит меня так, как устаревшие знания, которые выдают за сегодняшнюю современность, упаковывая хлам в авторитарность.
НАДЕЖДА: А кто Вы по базовому образованию?
МАРИНА: Я по образованию инженер, квалификация – логист. Теперь добавилось юридическое образование.
НАДЕЖДА: Вас не пугала ответственность за детей? Мне кажется, я бы умерла со страха, если бы мне доверили даже 20 детей на неделю.
МАРИНА: Пугала и пугает. Я каждый раз умираю со страха. Пока сезон не закончится, нормального сна нет.
НАДЕЖДА: Вы с этим боретесь через построение процессов или с помощью аутотренинга?
МАРИНА: Я не борюсь, я стараюсь сделать все, чтобы эту опасность минимизировать. Опасность неизбежна. Я понимаю, на что я иду, я понимаю, что это - детский отдых, где все зарегулировано, и, чуть что - будут винить тех, кто этим занимается. И если эту сферу еще зарегулируют еще дальше, то я лично откажусь работать в сфере детского отдыха в атмосфере тотального потребительского терроризма, когда начнет страдать своя жизнь, семья и все остальное. И к сожалению, у нас тенденция организации отдыха детей идет в сторону чистой коммерции, где все ради денег, или государственного образования, где все «для отчетности». И это мне неинтересно. Деньги нужны и важны, но они не на первом месте. Да, труд должен достойно оплачиваться, но деньги не должны быть самоцелью. Если ты не можешь выдерживать ответственность, или не можешь выстраивать процессы так, чтобы минимизировать опасные ситуации, уходи в другое дело.
НАДЕЖДА: На Ваш взгляд, с чем связан рост потребительского терроризма?
МАРИНА: С изменением психики людей. Каждый раз задаю себе этот вопрос на протяжении последнего года. Люди меняются и считают, что им все должны.
НАДЕЖДА: Почему? Вроде бы основная масса россиян стала жить хуже, и надо бы быть скромнее в требованиях. Или к Вам приезжает не основная масса?
МАРИНА: К нам приезжает совсем не основная масса. С потребительским терроризмом мы больше сталкиваемся на уровне родителей и их звонков в детском лагере. В кемпинге это проявляется в меньшей степени. Часто эту ситуацию видно по линии общественной работы, по отзывам коллег.
Люди не привыкли напрягаться и не привыкли отдавать, и почему-то посчитали, что они не должны работать над собой, что могут просто сесть и смотреть легкий контент. Все чаще потребители хотят выстраивать жизнь вокруг своей личной «точки удовольствия», а когда это не получается, становятся злыми, обиженными и недовольными.
И вот это выстраивание жизни вокруг потребления как центра смысла становится причиной многих внешних искажений. Причем, чем ниже интеллектуальный и социальный уровень человека, тем больше у него агрессии и претензий. Как говорят, чем меньше денег человек может заплатить, тем больше у него требований. Это уже классика, что в отелях 2* скандалистов больше, чем в 5*. Мне это напоминает историю про 1917 год, когда холопы занимали барские усадьбы. Видимо, люди настолько чувствуют себя обиженными, работая много и трудно, без базового культурного уровня, что некритично принимают все, что кладут им в головы. К этому добавляется безверие. В итоге появляются «шариковы»: мы здесь власть, нам все должны. И эта несчастная, неудовлетворенная толпа разрывает потом телефон претензиями.
НАДЕЖДА: У Вас есть собеседования для родителей и детей, планирующих поездку в лагерь «Остров героев». Почему вы это практикуете, и о чем важно договориться с детьми и родителями на берегу?
МАРИНА: Как таковое собеседование мы делаем на программы повышенной сложности, например, в военно-исторические походы, походы с рабочим названием «Экстрим» - когда туристическая программа требует от детей хорошей физической подготовки, вовлеченности, желания это преодолевать себя. Что же касается лагеря, то собеседования как такового нет. Есть разговор с родителем на уровне приема заявки. Нам важно убедиться, что родители понимают формат будущего отдыха их ребенка.
НАДЕЖДА: А случались отказы с Вашей стороны?
МАРИНА: Да, но это исключительные случаи. Подчеркну, что мы работаем в правовом поле, поэтому отказ может быть тогда, когда мы понимаем, что продукт не предназначен для ребенка, скажем, по медицинским показаниям. Если вдруг случалась пограничная ситуация, мы делали возврат. Вообще, проблема отказов в туризме стоит сейчас остро. Так в авиакомпаниях или в «РЖД» есть возможность отказать в предоставлении услуги пассажиру и даже применить к нему санкции, если он хулиганит или злостно не соблюдает правила. В туризме этого пока нет, но проблема уже встала настолько остро, что мы скоро, я надеюсь, увидим это в нормативном регулировании. Я имею в виду, например, выселение из отелей и т.п.
НАДЕЖДА: Интересно, чем руководствуются родители, отправляя в палаточный лагерь ребенка, которому отдых в полевых условиях не подходит?
МАРИНА: Родители руководствуются своими амбициями и эгоизмом, картинками у себя в голове. У нас есть список медицинских показаний. Но не всегда дело в здоровье. Иногда встречаются дети, абсолютно не социализированные, за которых все всегда делали, и они к 13-15 годам, например, не умеют застилать постель и завязывать шнурки. А это полевой лагерь. И такие дети оказываются растеряны. Дома они сидят в гаджетах или в компьютерах, и родителям нет до них дела, а в лагере все не так. Сейчас же у некоторых детей с двух лет уже есть свои телефоны, чему я категорический противник. Допуск в интернет, на мой взгляд, надо давать по возрасту – с паспортом вместе.
НАДЕЖДА: В Вашем лагере у детей нет телефонов?
МАРИНА: Нет. Мы оставляем коммуникацию для родителей. Есть коммуникация через вожатых, есть всякие чаты, стрим в соцсетях, камеры в общественных зонах. Словом, у родителей есть полная возможность видеть, как работает персонал и как отдыхают дети. Но мы сейчас будем это ограничивать, поскольку родители путают полную открытость с вседозволенностью. Это начинает мешать работе персонала и безопасности. Мы не должны работать, чтобы в первую очередь удовлетворять родительские страхи вместо того, чтобы работать с детьми. Цель лагеря другая.
НАДЕЖДА: А дети, которые едут в первый раз, трудно переживают расставание с гаджетом?
МАРИНА: Нет. Гаджетозависимость сильно преувеличена. Когда у детей есть, чем заняться, и есть интересный досуг, они охотно расстаются с гаджетами. Когда есть с кем общаться, они за 2-3 дня все эти «ломки» успешно проходят. Когда наблюдается серьезная цифровая зависимость, то это требует работы профильных специалистов: психологов, иногда - наркологов, и это уже предмет другой работы и индивидуальные корректировки. За все 10 лет работы у меня таких детей было 2 человека.
НАДЕЖДА: Почему Вы выбрали для лагеря название «Остров героев»?
МАРИНА: Это маркетинговое название. В свое время была программа «Последний герой», в которой люди выживали на острове. И изначально наш лагерь задумывался на островах, а потом уже был перенесен на землю. Но детей на катере вывозили на остров на красивое ночное посвящение. Все было безопасно, и на детей это мероприятие производило большое впечатление. Мы просто скрестили эти две идеи, т.е. это была программа с концепцией борьбы за лидерство, за победу, но с уважением к остальным.
НАДЕЖДА: Трудно было подготовить вожатых на такие программы? Какие они, хорошие вожатые?
МАРИНА: Отдающие, искренние, любящие людей и готовые преодолевать себя. Остальное – дело обучения и наставничества.
НАДЕЖДА: С чем был связан перевод «Острова героев» из Новгородской области в Подмосковье?
МАРИНА: С политикой и возможностями региона в части мер поддержки детского отдыха вообще и палаточных лагерей в частности. И с моей личной усталостью от менталитета местных контрольно-надзорных органов.
Продолжение интервью читайте здесь: Часть 2