1. Текст.
«Утопической мечтой для Германии является не радикальная революция, не общечеловеческая эмансипация, а, скорее, частичная, только политическая революция, — революция, оставляющая нетронутыми самые устои здания. На чём основана частичная, только политическая революция? На том, что часть гражданского общества эмансипирует себя и достигает всеобщего господства, на том, что определённый класс, исходя из своего особого положения, предпринимает эмансипацию всего общества. Этот класс освобождает всё общество, но лишь в том случае, если предположить, что всё общество находится в положении этого класса, т. е. обладает, например, деньгами и образованием или может по желанию приобрести их.
Ни один класс гражданского общества не может сыграть эту роль, не возбудив на мгновение энтузиазма в себе и в массах. Это — тот момент, когда данный класс братается и сливается со всем обществом, когда его смешивают с обществом, воспринимают и признают в качестве его всеобщего представителя; тот момент, когда собственные притязания и права этого класса являются поистине правами и притязаниями самого общества, когда он действительно представляет собой социальный разум и социальное сердце. Лишь во имя всеобщих прав общества отдельный класс может притязать на всеобщее господство. Для завоевания этого положения освободителя, а следовательно, для политического использования всех сфер общества в интересах своей собственной сферы, недостаточно одной революционной энергии и духовного чувства собственного достоинства. Чтобы революция народа и эмансипация отдельного класса гражданского общества совпали друг с другом, чтобы односословие считалось сословием всего общества, — для этого, с другой стороны, все недостатки общества должны быть сосредоточены в каком-нибудь другом классе, для этого определённое сословие должно быть олицетворением общих препятствий, воплощением общей для всех преграды; для этого особая социальная сфера должна считаться общепризнанным преступлением в отношении всего общества, так что освобождение от этой сферы выступает в виде всеобщего самоосвобождения. Чтобы одно сословие было par excellence [по преимуществу, в истинном значении слова. — Ред.] сословием-освободителем, для этого другое сословие должно быть, наоборот, [425 — 426] явным сословием-поработителем. Отрицательно-всеобщее значение французского дворянства и французского духовенства обусловило собой положительно-всеобщее значение того класса, который непосредственно граничил с ними и противостоял им, — буржуазии.
Но ни у одного особого класса в Германии нет не только последовательности, резкости, смелости, беспощадности, которые наложили бы на него клеймо отрицательного представителя общества. В такой же степени ни у одного сословия нет также той душевной широты, которая отождествляет себя, хотя бы только на миг, с душой народа, того вдохновения, которое материальную силу воодушевляет на политическое насилие, той революционной отваги, которая бросает в лицо противнику дерзкий вызов: я — ничто, но я должен быть всем. Основу немецкой морали и честности, не только отдельных личностей, но и классов, образует, напротив, тот сдержанный эгоизм, который отстаивает свою ограниченность и допускает, чтобы и другие отстаивали в противовес ему свою ограниченность. Отношение между различными сферами немецкого общества поэтому не драматическое, а эпическое. Каждая из них начинает осознавать себя и располагаться, со всеми своими особыми притязаниями, рядом с другими не тогда, когда её угнетают, а тогда, когда современные отношения создают — без всякого содействия с её стороны — такую стоящую ниже её общественную сферу, которую она, в свою очередь, может угнетать. Даже моральное чувство собственного достоинства немецкой буржуазии основано лишь на сознании того, что она — общий представитель филистерской посредственности всех других классов. Поэтому не только немецкие короли вступают на престол mal à propos [не во-время. — Ред.]; каждая сфера гражданского общества переживает своё поражение прежде, чем успевает отпраздновать свою победу, она устанавливает свои собственные преграды прежде, чем успевает преодолеть поставленную ей преграду, проявляет свою бездушную сущность прежде, чем ей удаётся проявить свою великодушную сущность, — так что даже возможность сыграть большую роль всегда оказывается уже позади прежде, чем эта возможность успела обнаружиться, и каждый класс, как только он начинает борьбу с классом, выше его стоящим, уже оказывается вовлечённым в борьбу с классом, стоящим ниже его. Поэтому княжеская власть находится в борьбе с королевской, бюрократ — в борьбе с дворянством, буржуа — в борьбе с ними со всеми вместе, а в это время пролетарий уже [426 — 427] начинает борьбу против буржуа. Буржуазия не дерзает ещё сформулировать, со своей точки зрения, мысль об эмансипации, когда развитие социальных условий, а также и прогресс политической теории объявляют уже самую эту точку зрения устаревшей или, по крайней мере, проблематичной.
Во Франции достаточно быть чем-нибудь, чтобы желать быть всем. В Германии надо быть ничем, если не хочешь отказаться от всего. Во Франции частичная эмансипация есть основа всеобщей. В Германии всеобщая эмансипация есть conditio sine qua non [необходимое условие. — Ред.] всякой частичной. Во Франции свобода во всей её полноте должна быть порождена действительным процессом постепенного освобождения, в Германии — невозможностью такого постепенного процесса. Во Франции каждый класс народа — политический идеалист и чувствует себя прежде всего не особым классом, а представителем социальных потребностей вообще. Поэтому роль освободителя последовательно переходит — в полном драматизма движении — к различным классам французского народа, пока, наконец, не дойдёт очередь до такого класса, который осуществит социальную свободу, уже не ограничивая её определёнными условиями, лежащими вне человека и всё же созданными человеческим обществом, а, наоборот, организует все условия человеческого существования, исходя из социальной свободы как необходимой предпосылки. В Германии, напротив, где практическая жизнь так же лишена духовного содержания, как духовная жизнь лишена связи с практикой, ни один класс гражданского общества до тех пор не чувствует ни потребности во всеобщей эмансипации, ни способности к ней, пока его к тому не принудят его непосредственное положение, материальная необходимость, его собственные цепи.
В чём же, следовательно, заключается положительная возможность немецкой эмансипации?
Ответ: в образовании класса, скованного радикальными цепями, такого класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества; такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие её универсальных страданий и не притязает ни на какое особое право, ибо над ней тяготеет не особое бесправие, а бесправие вообще, которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право, которая находится не в одностороннем противоречии с последствиями, вытекающими из немецкого государственного строя, а во всестороннем противоречии с его (427 — 428) предпосылками; такой сферы, наконец, которая не может себя эмансипировать, не эмансипируя себя от всех других сфер общества и не эмансипируя, вместе с этим, все другие сферы общества, — одним словом, такой сферы, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путём полного возрождения человека. Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат.
Пролетариат зарождается в Германии в результате начинающего прокладывать себе путь промышленного развития; ибо не стихийно сложившаяся, а искусственно созданная бедность, не механически согнувшаяся под тяжестью общества людская масса, а масса, возникшая из стремительного процесса его разложения, главным образом из разложения среднего сословия, — вот что образует пролетариат, хотя постепенно, как это само собой понятно, ряды пролетариата пополняются и стихийно возникающей беднотой и христианско-германским крепостным сословием.
Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка. Требуя отрицания частной собственности, пролетариат лишь возводит в принцип общества то, что общество возвело в его принцип, что воплощено уже в нём, в пролетариате, помимо его содействия, как отрицательный результат общества. Пролетарий обладает по отношению к возникающему миру таким же правом, каким немецкий король обладает по отношению к уже возникшему миру, когда он называет народ своим народом, подобно тому как лошадь он называет своей лошадью. Объявляя народ своей частной собственностью, король выражает лишь тот факт, что частный собственник есть король.
Подобно тому как философия находит в пролетариате своё материальное оружие, так и пролетариат находит в философии своё духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, свершится эмансипация немца в человека.
Из всего этого вытекает:
Единственно практически возможное освобождение Германии есть освобождение с позиций той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека. В Германии эмансипация от средневековья возможна лишь как эмансипация вместе с тем и от частичных побед над средневековьем. В Германии никакое рабство не может быть уничтожено без того, чтобы не было уничтожено всякое рабство. Основательная [428 — 429] Германия не может совершить революцию, не начав революции с самого основания. Эмансипация немца есть эмансипация человека. Голова этой эмансипации — философия, её сердце — пролетариат. Философия не может быть воплощена в действительность без упразднения пролетариата, пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действительность.
Когда созреют все внутренние условия, день немецкого воскресения из мёртвых будет возвещён криком галльского петуха».
Написано К. Марксом в конце 1843 — январе 1844 г.
Напечатано в журнале «Deutsch-Französische Jahrbücher», 1844 г.
Маркс, К. К критике гегелевской философии права. Введение. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. Сс. 425 — 429.
Тем, кто желает прочесть весь опус К. Г. Маркса, а не лишь тот отрывок, который даю я, благоволят обратиться к сс. 414 — 429 указанного издания.
2. Хотя сама статья представляет собой резюме обширной, незаконченной и неименованной, работы, посвящённой критике гегелевской философии права (1843), хотя текст этого введения зачитан марксоведами и марксологами, историками философии и историками марксизма до дыр, хотя цитаты из него красуются в бесчисленных статьях и книгах, авторы которых относятся к Карлу Генриху Марксу как религиозно-восторженно, как пренебрежительно-насмешливо, так и с нескрываемой ненавистью — несмотря на всё это, признать текст статьи достаточно исследованным не получается без долгих и позорных пререканий на людях со здравым смыслом.
Относительно марксизма приходится остро сожалеть, что (1) схоластика совершенно нерелевантна его природе, что (2) «Капитал» писался вопреки этой природе, зато схоластически-адекватно, (3) что слишком часто теория становилась в марксизме материальной силой, даже предварительно не овладевая массами, (4) что «наука» марксизма слишком часто и слишком неадекватно становилась непосредственной производительной, пардон… непосредственной разрушительной силой и (5) что цитаты из К. Г. Маркса и Ф. Энгельса слишком часто звучали как священные тексты, изречения оракула, произносимые в молитвенном восторге или даже в истерии глоссолалии.
Дело схоластики, признаваемой в качестве чистой науки, однако, тронулось с места и в отношении марксизма. Началось издание всех произведений К. Г. Маркса и Ф. Энгельса на языках оригиналов: Marx-Engels-Gesamtausgabe (MEGA).Сперва как MEGA I с 1927 по 1941 годы (подготовлено и издано 12 томов, издание не завершено), потом как MEGA II — с 1975 года по настоящее время (подготовлено и издано более 100 томов, издание продолжается).
3. Незавершённость издания всех текстов, отсутствие всех переводов на русский и другие языки вовсе не мешает обращаться к отдельным текстам, вводить их в умственный обиход не только немецкой, французской или британской мысли, но и мысли русской, но и мысли итальянской, но и мысли испанской, но и мысли китайской…
В конце концов, последняя реальность мысли вовсе не в уме её автора, там её (1) первая реальность, и даже не на страницах книги или экране компьютера, там её (2) вторая реальность, а в уме восприемника мысли, эту мысль осознавшего и принявшегося крутить её в разные стороны в своей голове, там её (3) третья реальность. Следующая, (4) четвёртая, реальность дана в (4.1) интерпретации мысли восприемником или том или ином (4.2) воплощении мысли, её той или иной материализации тем, кто принял её как руководство для своего действия.
4. В настоящем исследовании приведённого текста К. Г. Маркса меня будет интересовать (1) генезис теории сословно-классовой борьбы у К. Г. Маркса, (2) её диалектика и (3) перспективы дальнейших её преобразований в более поздних сочинениях. То есть (1) предыстория, (2) история и (3) постыстория теории сословно-классовой борьбы, соратничества и солидарности.
5. Каков жанр данного сочинения К. Г. Маркса? Это свободное, пусть и не совсем чистое от социального содержания, мыслительное построение, представленное в виде рассуждений, не стеснённых никакой реальной социальной действительностью, на которую имеется некоторая ориентация, но действительностьпредставлена в сочинении лишь постольку, поскольку это надобно сочинителю, насколько действительность допускает в ум свободная воля мыслителя.
Как? Неужели К. Г. Маркс мог позволить себе заниматься мыслительными спекуляциями, то есть, в этимологически точном значении слова «спекулятивный» (speculo — зеркало по-латински), зеркальными отражениями, рефлексами некоторой действительности, так и сяк их компонуя для получения логичной и умственно-привлекательной для самого автора и его читателя конструкции?
К. Г. Марксу 25 лет, он именно этому учился в Боннском и Берлинском университетах. Такова и его докторская диссертация: плод спекуляции на темы древней греческой философии — о различии натурфилософии Демокрита Абдерского и натурфилософии Эпикура Самосского.
И не только сейчас, в критике гегелевской философии права, но и впоследствии К. Г. Маркс именно этим и будет заниматься, заниматься всю жизнь, ведь таков и главный его труд, труд всей оставшейся, после первых литературных опытов, жизни — недописанный и недоработанный «Капитал», методологически и формально разительно похожий на «Науку логики» Г. В. Ф. Гегеля, сочинению которого меньше всего можно отказать в спекулятивном достоинстве. Да, в «Капитал» привлечено огромное количество литературных и литературно-научных источников мысли автора этого сочинения, но что это как не та же спекуляция лучами ума, отрезками мысли, точками зрения своими и чужими, ведь никаких исследований ни реального производственного процесса, — (1) ни процесса производства вещей, (2) ни процесса производства людей (в последнем процессе у автора «Капитала» только личный субъективный опыт) — К. Г. Маркс не проводил. А что же делал К. Г. Маркс? Читал газеты, журналы, книги и записывал всё, что он думает по поводу прочитанного. Потом обрабатывал записи для печати и направлял издателям газет, журналов, книг для публикации. Это всё? Это всё!
Всё так называемое материалистическое понимание истории, куда критика политической экономии, как и критика гегелевской философии права, вполне органично вписывается, в его непосредственной жизни, то есть зримо эмпирически, есть чтение текстов, извлечение нужных материалистическому понимателю истории частей прочитанных текстов, написание собственных текстов, та или иная компоновка своих и чужих текстов в единое текстовое целое и представление читающей публике нового сочинения, как бы оно ни называлось: «К критике гегелевской философии права. Введение» (1845), «Святое семейство, или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» (1845), «Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков» (1846), «Манифест Коммунистической партии» (1848) «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852) или «Господин Фогт» (1860). Никаких результатов полевых исследований, конкретно-социологических исследований с опросами населения, встроенных в производственный процесс социологических исследований ни в этих, ни во всех других сочинениях нет. К. Г. Маркс не ботаник, который отправляется в экспедицию и там исследует, препарируя, гербаризируя, описывая и систематизируя то или иное растение, подводя потом итоги своей экспедиции в научном отчёте и в обобщающей опыт исследования монографии. К. Г. Маркс только читает и пишет, читает и пишет, читает и пишет. Его экспедиции ограничиваются походом в библиотеку Британского музея, а научная лаборатория, где он сам назначил себя завлабом, располагается в его личном кабинете. Жанр его работы — спекуляция словами и понятиями. А в случае статьи «Критика гегелевской философии права. Введение» — чистая спекуляция.
6. Немедленно возникает вопрос: словесно-понятийная спекуляция — так это хорошо или плохо? Смотря какие цели вы ставите для себя перед чтением текста.
Если вы ищете описание отдельных особей галапагосских черепах или целого семейства пересмешниковых, вам следует обратиться не к Карлу Генриху Марксу, а к Чарлзу Роберту Дарвину, «Путешествию натуралиста вокруг света накорабле «Бигль»» (1839) последнего автора.
Но если вы ищете формулировки идей, которые сможете приложить к пониманию действительности самостоятельно, а не ознакомиться лишь с итогами такого приложения, как у Ч. Р. Дарвина, то вам имеет смысл обратиться к К. Г. Марксу, его спекулятивным построениям.
Работа чистого мыслителя в том и состоит, что он имеет дело с идеями, понятия которых он так или иначе сочетает, чтобы высветить идеи нужным светом. Идея и её понятие, а уж тем более слово, имя — далеко не равны действительности. Идея — это полнота бытия, а действительность — только часть бытия. И весьма вероятно, не самая лучшая, а даже очень противная. Но и такую мерзкую действительность идея способна осмыслить, хватило бы лишь ума правильно применить идею в деле осмысления также и мерзости.
После общей характеристики жанра сочинения комментируем тело текста.
7. «Утопической мечтой для Германии является не радикальная революция, не общечеловеческая эмансипация, а, скорее, частичная, только политическая революция, — революция, оставляющая нетронутыми самые устои здания. На чём основана частичная, только политическая революция? На том, что часть гражданского общества эмансипирует себя и достигает всеобщего господства, на том, что определённый класс, исходя из своего особого положения, предпринимает эмансипацию всего общества. Этот класс освобождает всё общество, но лишь в том случае, если предположить, что всё общество находится в положении этого класса, т. е. обладает, например, деньгами и образованием или может по желанию приобрести их».
Германия мечтает, мечтает утопически, мечтает несбыточно, мечтает неуместно. И К. Г. Маркс безжалостно раскрывает её мечты: «Утопической мечтой для Германии является не радикальная революция, не общечеловеческая эмансипация, а, скорее, частичная, только политическая революция, — революция, оставляющая нетронутыми самые устои здания».
Революция есть переворот, в точном значении этого латинского слова — поворотное движение. Только политический переворот есть смена власти без радикальной, то есть коренной, перестройки всего здания государства, смена правителей при сохранении системы власти.
И далее К. Г. Маркс задаётся вполне кантовским вопросом: каково условие мыслимости такой частичной революции?
«На чём основана частичная, только политическая революция? На том, что часть гражданского общества эмансипирует себя и достигает всеобщего господства, на том, что определённый класс, исходя из своего особого положения, предпринимает эмансипацию всего общества».
Таким образом это не только частичное изменение общества, но и произведённое частью общества, отдельным классом общества. Это логично. Частичными изменениями общества занимаются те люди, которые в них, частичных изменениях, заинтересованы. Если изменения не касаются всего общества, всему обществу нет до них дела.
А в каком случае часть, работая с целым, преобразует всё целое, например, освобождает всё общество?
«Этот класс освобождает всё общество, но лишь в том случае, если предположить, что всё общество находится в положении этого класса, т. е. обладает, например, деньгами и образованием или может по желанию приобрести их».
Вот он, корень германского утопизма: часть освобождает целое, действует на благо всего целого лишь в том случае, когда всё целое структурно и материально неотличимо от этой части, то есть когда целое равномерно внутри себя и действие одной его части одинаково значимо для всех частей. Очевидно, что германское общество, как и всякое другое общество, именно неравномерно, поэтому класс общества, освобождая себя, отнюдь не освобождает тем же самым действием освобождения и другие классы общества.
Но если вдуматься в ситуацию самоизменения общества, то самоизменение общества только делением общества на субъект и объект с последующим воздействием субъекта на объект и способно самоизменяться. То есть нет никакой возможности обществу развиваться самоизменяясь, без деления на части и принятия ответственности части за всё целое и воздействия части на всё целое. Иными словами, частичная, только политическая, революция, конечно, возможна, но даже для частичной революции субъекту этой революции требуется особый, всеобщий, статус. Иначе его не поймут, его не допустят к «святому» делу революции в «святые девяностые» или какие другие годы.
8. «Ни один класс гражданского общества не может сыграть эту роль, не возбудив на мгновение энтузиазма в себе и в массах. Это — тот момент, когда данный класс братается и сливается со всем обществом, когда его смешивают с обществом, воспринимают и признают в качестве его всеобщего представителя; тот момент, когда собственные притязания и права этого класса являются поистине правами и притязаниями самого общества, когда он действительно представляет собой социальный разум и социальное сердце».
Кантовский вопрос об условии мыслимости предмета или действия делается всё более конкретным. Для исполнения утопической частной, лишь политической, революции революционному классу необходимо стать всеобщим представителем общества, это не попытка обмана всех остальных для свершения своих мелких делишек, это подлинное всеобщее по охвату общества действие, всеобщий энтузиазм, которым проникаются не только все прочие классы, но и сам класс-революционер.
9. К. Г. Маркс продолжает ставить кантовский вопрос ещё более конкретно: теперь об условии мыслимости совпадения революции народа и эмансипации отдельного класса:
«Лишь во имя всеобщих прав общества отдельный класс может притязать на всеобщее господство. Для завоевания этого положения освободителя, а следовательно, для политического использования всех сфер общества в интересах своей собственной сферы, недостаточно одной революционной энергии и духовного чувства собственного достоинства».
А что же ещё нужно?
«Чтобы революция народа и эмансипация отдельного класса гражданского общества совпали друг с другом, чтобы одно сословие считалось сословием всего общества, — для этого, с другой стороны, все недостатки общества должны быть сосредоточены в каком-нибудь другом классе, для этого определённое сословие должно быть олицетворением общих препятствий, воплощением общей для всех преграды; для этого особая социальная сфера должна считаться общепризнанным преступлением в отношении всего общества, так что освобождение от этой сферы выступает в виде всеобщего самоосвобождения».
Диалектика всеобщего самопреобразования общества с целью освободить один класс общества не другим, а этим же самым классом общества состоит в том, что часть, освобождая себя, часть, нуждается в ресурсах целого, а легитимацию на свои всеобщие действия эта часть получает потому, что предмет её негативного действия, сосредоточивается не на целом обществе, а на части общества, другой части, чем эта часть. Иными словами, чтобы получить право на прополку общества от сорняков, сорняки должны быть выявлены, локализованы и идентифицированы как сорняки, они не должны совпадать со всем засеянным общественным полем и относительно них у всего общества не должно быть сомнений, что они — сорняки.
«Чтобы одно сословие было par excellence сословием-освободителем, для этого другое сословие должно быть, наоборот, явным сословием-поработителем. Отрицательно-всеобщее значение французского дворянства и французского духовенства обусловило собой положительно-всеобщее значение того класса, который непосредственно граничил с ними и противостоял им, — буржуазии».
Таким средоточием сорных наростов на общественном теле, таким паразитом общества и таким сословием-поработителем для Франции было дворянство и духовенство. Революционным сословием была буржуазия. Развитие общества идёт как борьба третьего сословия, буржуазии, с двумя первыми — дворянами и священниками за свободу буржуазии. Если хотите, назовите это борьбой классов. Суть дела от смены номенклатуры не изменится.
10. «Но ни у одного особого класса в Германии нет не только последовательности, резкости, смелости, беспощадности, которые наложили бы на него клеймо отрицательного представителя общества. В такой же степени ни у одного сословия нет также той душевной широты, которая отождествляет себя, хотя бы только на миг, с душой народа, того вдохновения, которое материальную силу воодушевляет на политическое насилие, той революционной отваги, которая бросает в лицо противнику дерзкий вызов: я — ничто, но я должен быть всем».
Тут К. Г. Марксом формулируется принципиальное отличие Германии от Франции. У Германии нет (1) средоточия отрицательной всеобщности, сконцентрированной в каком-либо сословии, (2) нет ни у одного сословия и такой душевной широты, чтобы это сословие отождествило себя со всем народом и народ принял бы такое отождествление.
То есть общество Германии настолько перемешано внутри себя, настолько неструктурировано, настолько невнятно и настолько никчёмно, что в нём невозможно найти такого субъекта общественных изменений и такого объекта общественных изменений, каковые субъект и объект вполне находимы во Франции. Общество Германии не созрело для французских преобразований, не так Германия наэлектризована и не так поляризована. Вот почему германские мечтания о французских преобразованиях Германии суть утопические мечтания. По существу в Германии некого освобождать и некем освобождать.
11. «Основу немецкой морали и честности, не только отдельных личностей, но и классов, образует, напротив, тот сдержанный эгоизм, который отстаивает свою ограниченность и допускает, чтобы и другие отстаивали в противовес ему свою ограниченность. Отношение между различными сферами немецкого общества поэтому не драматическое, а эпическое. Каждая из них начинает осознавать себя и располагаться, со всеми своими особыми притязаниями, рядом с другими не тогда, когда её угнетают, а тогда, когда современные отношения создают — без всякого содействия с её стороны — такую стоящую ниже её общественную сферу, которую она, в свою очередь, может угнетать».
Вот почему в Германии не находится энергичного субъекта общественных преобразований и самоосвобождения этого субъекта. В Германии иерархия власти и соответственно сфер угнетения складывается как бы сама собой, без участия людей. Людям остаётся только поддерживать её, бороться с нею нет смысла. Нет не только субъекта, особого класса, который возьмётся за дело революции. Нет и объекта, средоточия социального зла. Злом выступает вся структура общества, всё его здание, на разрушение которого нет ни производителя подрывных работ, ни договора подряда.
12. «Даже моральное чувство собственного достоинства немецкой буржуазии основано лишь на сознании того, что она — общий представитель филистерской посредственности всех других классов. Поэтому не только немецкие короли вступают на престол mal à propos; каждая сфера гражданского общества переживает своё поражение прежде, чем успевает отпраздновать свою победу, она устанавливает свои собственные преграды прежде, чем успевает преодолеть поставленную ей преграду, проявляет свою бездушную сущность прежде, чем ей удаётся проявить свою великодушную сущность, — так что даже возможность сыграть большую роль всегда оказывается уже позади прежде, чем эта возможность успела обнаружиться, и каждый класс, как только он начинает борьбу с классом, выше его стоящим, уже оказывается вовлечённым в борьбу с классом, стоящим ниже его. Поэтому княжеская власть находится в борьбе с королевской, бюрократ — в борьбе с дворянством, буржуа — в борьбе с ними со всеми вместе, а в это время пролетарий уже начинает борьбу против буржуа. Буржуазия не дерзает ещё сформулировать, со своей точки зрения, мысль об эмансипации, когда развитие социальных условий, а также и прогресс политической теории объявляют уже самую эту точку зрения устаревшей или, по крайней мере, проблематичной».
Совершенно убийственная характеристика злой социальной нелепости, на которой замешано и построено всё немецкое общество, общество филистеров по преимуществу. Максимум всеобщности, доступный германскому обществу в лице его буржуазии, тот, что «она — общий представитель филистерской посредственности всех других классов». Поэтому всякая общественная активность всех сословий и классов неуместна и несвоевременна. Когда общество состоит из обособленных атомов, когда и его сословия и его классы суть обособленные атомы, сущностной связи между атомами быть не может, поэтому деятельность атома, — человека или класса, — нелепа и бессмысленна: выходя из себя, своей изолированности и своей филистерской ограниченности, он ничего и никого не знает, кроме себя, и ни сказать ни сделать что-либо значимое и привлекательное для других не способен.
13. «Во Франции достаточно быть чем-нибудь, чтобы желать быть всем. В Германии надо быть ничем, если не хочешь отказаться от всего. Во Франции частичная эмансипация есть основа всеобщей. В Германии всеобщая эмансипация есть conditio sine qua non всякой частичной. Во Франции свобода во всей её полноте должна быть порождена действительным процессом постепенного освобождения, в Германии — невозможностью такого постепенного процесса. Во Франции каждый класс народа — политический идеалист и чувствует себя прежде всего не особым классом, а представителем социальных потребностей вообще. Поэтому роль освободителя последовательно переходит — в полном драматизма движении — к различным классам французского народа, пока, наконец, не дойдёт очередь до такого класса, который осуществит социальную свободу, уже не ограничивая её определёнными условиями, лежащими вне человека и всё же созданными человеческим обществом, а, наоборот, организует все условия человеческого существования, исходя из социальной свободы как необходимой предпосылки. В Германии, напротив, где практическая жизнь так же лишена духовного содержания, как духовная жизнь лишена связи с практикой, ни один класс гражданского общества до тех пор не чувствует ни потребности во всеобщей эмансипации, ни способности к ней, пока его к тому не принудят его непосредственное положение, материальная необходимость, его собственные цепи».
А теперь К. Г. Марксом даётся уже не характеристика Германии как таковой с её классами и сословиями, общественной структурой и угнетением одного класса, одного сословия другимклассом, другимсословием, — даётся сравнительная характеристика Германии и Франции, разительных контрастов их социальных структур и социальных агентов.
Главное в этом различии: во Франции возможно постепенное освобождение всего общества, когда на место одного класса-освободителя заступает другой класс-освободитель, в Германии освобождение может быть лишь всеобщим и проведённым не постепенно, а в едином акте; во Франции каждый класс социальный идеалист, готов действовать во имя всего общества, в Германии к социальному действию принуждает материальная необходимость, освобождение происходит под звон цепей освобождающего себя субъекта; французы легки на подъём, немцы терпят до последнего да и после этого задают себе вопрос «Не проще ли помереть?».
14. «В чём же, следовательно, заключается положительная возможность немецкой эмансипации?
Ответ: в образовании класса, скованного радикальными цепями, такого класса гражданского общества, который не есть класс гражданского общества; такого сословия, которое являет собой разложение всех сословий; такой сферы, которая имеет универсальный характер вследствие её универсальных страданий и не притязает ни на какое особое право, ибо над ней тяготеет не особое бесправие, а бесправие вообще, которая уже не может ссылаться на историческое право, а только лишь на человеческое право, которая находится не в одностороннем противоречии с последствиями, вытекающими из немецкого государственного строя, а во всестороннем противоречии с его предпосылками; такой сферы, наконец, которая не может себя эмансипировать, не эмансипируя себя от всех других сфер общества и не эмансипируя, вместе с этим, все другие сферы общества, — одним словом, такой сферы, которая представляет собой полную утрату человека и, следовательно, может возродить себя лишь путём полного возрождения человека. Этот результат разложения общества, как особое сословие, есть пролетариат».
Всеми предыдущими рассуждениями К. Г. Маркс показывал всю утопичность таких французских возможностей для Германии, показывал условия не столько возможности, сколько условия невозможности какой-либо немецкой эмансипации на французский манер: с постепенным переходом от одного субъекта социального действия к другому по мере созревания общества к эмансипации.
Значит ли это, что для Германии невозможна никакая эмансипация и ей остаётся пребывать в несвободе и угнетении? Нет, не значит.
Но «положительная возможность немецкой эмансипации» связана с социальным конструированием в Германии: «в образовании класса, скованного радикальными цепями». Такой класс должен быть не классом общества, а классом исключения из общества, который не обладает каким-либо особым правом, в воплощает в себе полноту, всеобщность бесправия, класса, собственная эмансипация которого будет вместе с тем эмансипацией всего общества. Этот класс, как продукт разложения Германии есть пролетариат.
Излишне добавлять, что это не какой-либо, а именно немецкий пролетариат.
Таким образом, пролетариат есть субъект освобождения не любой страны, а именно и только Германии в силу сложившейся социальной ситуации в Германии и её специфической социальной структуры, её классов и сословий. Роль пролетариата — не всемирно-историческая, как об этом сообщается чуть позже, уже в «Манифесте Коммунистической партии» (1848), по результатам обучения у Михаила Александровича Бакунина, то есть у Жюля Элизара, а сугубо национально-немецкая. В других странах, как, к примеру, во Франции, могут быть другие субъекты эмансипации, их даже может быть больше одного, тогда как в Германии — субъект только один и этот субъект — исключительно и толькопролетариат.
Разумеется, не следует исключать такую возможность: если в какой-либо стране сложатся условия общественного существования такие же, как в Германии, то и в этих странах их национальный пролетариат может сыграть роль освободителя этих стран. Но, конечно же, никакой призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» тут не действует и не может действовать. Сам лозунг неадекватен ситуациям Германии и Франции, ситуациям, описываемым К. Г. Марксом. Условия у разных стран разные, поэтому и ни о каком экспорте революции или осуществленииреволюций в каждой стране объединёнными усилиями международного пролетариата, пролетариями-интернационалистами и их боевыми отделениями, не приходится говорить.
15. И каков же, более конкретно, этот немецкий пролетариат, теоретически конструируемый доктором философии К. Г. Марксом для нужд освобождения Германии от феодально-бюрократического гнёта?
«Пролетариат зарождается в Германии в результате начинающего прокладывать себе путь промышленного развития; ибо не стихийно сложившаяся, а искусственно созданная бедность, не механически согнувшаяся под тяжестью общества людская масса, а масса, возникшая из стремительного процесса его разложения, главным образом из разложения среднего сословия, — вот что образует пролетариат, хотя постепенно, как это само собой понятно, ряды пролетариата пополняются и стихийно возникающей беднотой и христианско-германским крепостным сословием».
Такой генезис пролетариата прекрасен, точен и с ним невозможно не согласиться.
(1) Только вот если пролетариат возникает в результате промышленного развития, то такое развитие, кроме Германии, имеется также во Франции, Великобритании, Нидерландах, Бельгии и других странах. Иными словами, пролетариат неспецифичен именно для Германии. Может, только в Германии он предназначен судьбой для дела освобождения страны, а в иных обществах обходятся буржуазией?
(2) А кроме того, у промышленного развития помимо пролетариата, явившегося продуктом этого развития, имеется агент-организатор — промышленник, капиталист, буржуа. С появлением на горизонте теоретического рассуждения буржуазии, против которой и должен прежде всего биться за своё освобождение и освобождение всего общества пролетариат, ведь эта буржуазия запускает промышленное развитие, начинает шататься появившаяся в результате долгих рассуждений философема: у Германии нет особого класса для особого и постепенного освобождения, как нет и особого класса, сосредоточившего в себе всеобще-негативное, поэтому Германии нужен пролетариат, класс — исключение из классов, каковой класс, непосредственно освобождая себя, опосредованно освободит всю Германию, не сосредоточиваясь на каком-либо классе или сословии — символе социального гнёта. Длинное рассуждение оказывается шатким.
16. «Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка. Требуя отрицания частной собственности, пролетариат лишь возводит в принцип общества то, что общество возвело в его принцип, что воплощено уже в нём, в пролетариате, помимо его содействия, как отрицательный результат общества. Пролетарий обладает по отношению к возникающему миру таким же правом, каким немецкий король обладает по отношению к уже возникшему миру, когда он называет народ своим народом, подобно тому как лошадь он называет своей лошадью. Объявляя народ своей частной собственностью, король выражает лишь тот факт, что частный собственник есть король».
К. Г. Маркс показывает, что пролетариат выступает продуктом разложения германского общества. И потому возможности пролетариата действовать никем не могут быть регламентированы. Действовать он может, как хочет. Возможности его не ограничены ни законом, ни другими классами.
Такие полномочия разумны лишь в одном случае — случае полного разложения государства и общества. Так ли это в случае в Германией? Разумеется, не так. Но по К. Г. Марксу-то следует считать, что Германия — страна и государство — полностью разложившаяся. Так революция зреет в головах и из них распространяется по обществу.
17. Что подобного рода философемы суть субпродукты напряжения костного мозга, не вызывает никаких сомнений. Как ни была Германия отстала и раздроблена на несколько сот государств, государства функционировали, налоги собирались, войско, полиция и священники служили, крестьяне работали в полях и на скотных дворах, ремесленники работали в своих мастерских, гимназии и университеты обучали и готовили юношество к взрослой жизни, на театрах ставили трагедии, драмы и комедии, книгоиздатели выпускали книги и журналы, музыканты писали и исполняли музыку. Счесть Германию полностью разложившейся и призвать пролетариат её собрать согласно новой справедливой конструкции — значит навязывать реальности свою мысль и свою волю. Впрочем, так человечество всегда и поступало и в отношении природы, и в отношении себя, общества. Весь вопрос лишь в адекватности теоретическоего проекта реальному состоянию строительных материалов, инструментов работы с ними и энергии, наличествующей для исполнения работ. То есть вопрос цены.
И К. Г. Маркс, вполне безответственно, кстати, считает, что философы с пролетариями спелись в едином хоре согласно и в унисон.
«Подобно тому как философия находит в пролетариате своё материальное оружие, так и пролетариат находит в философии своё духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, свершится эмансипация немца в человека».
То, что философия может найти в пролетариате своё материальное оружие, казалось бы, нет сомнений. Но каково условие мыслимости такого обретения философией танков, боевых машин пехоты, ствольной артиллерии и систем залпового огня в пролетариате? Если пролетариат послушает философию. Если пролетариат поймёт философов. Если пролетарии будут действовать по подсказке философов, вполне осознавая то, что они делают. Вряд ли пролетариат на это способен, даже если бы искренне этого хотел. Примерно так же могла бы найти в пролетариате своё материальное оружие математика. Или теоретическая физика.
Но будет ли, с другой стороны, и пролетариат искать в философии своё духовное оружие? И в этом я очень сомневаюсь. До сих пор никто из пролетариев, как только они возникли в Древнем Риме, к философии не тянулся. Для этого помимо головы, способной вместить современную философию, пролетариату необходима воля к получению такого духовного оружия в виде философии. Иными словами, это обретение пролетариатом духовного оружия в философии есть опять-таки лишь пожелание философа чтобы так было, но это не желание самого пролетария, у которого голова — не Дом Советов и не шкаф для философской литературы.
А если кто-то за время чтения К. Г. Маркса усомнился, что рассуждения его вертятся вокруг Германии, немцев и их освобождения от бюрократического и феодального гнёта князей, королей и дворян, то вот и напоминание: «как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, свершится эмансипация немца в человека». Замечу, ударить молния мысли должна не в почву, а в голову народа. К. Г. Маркс ошибся с целеуказанием, его беспилотники или самолёты AWACS плохо сработали.
18. «Из всего этого вытекает:
Единственно практически возможное освобождение Германии есть освобождение с позиций той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека. В Германии эмансипация от средневековья возможна лишь как эмансипация вместе с тем и от частичных побед над средневековьем. В Германии никакое рабство не может быть уничтожено без того, чтобы не было уничтожено всякое рабство. Основательная Германия не может совершить революцию, не начав революции с самого основания. Эмансипация немца есть эмансипация человека. Голова этой эмансипации — философия, её сердце — пролетариат. Философия не может быть воплощена в действительность без упразднения пролетариата, пролетариат не может упразднить себя, не воплотив философию в действительность.
Когда созреют все внутренние условия, день немецкого воскресения из мёртвых будет возвещён криком галльского петуха»».
Это заключительные абзацы цитированного текста, они же — заключительные для всей статьи К. Г. Маркса, представляют собой конспективно-концентрированный итоговый лай лозунгами и нелепыми диалектическими формулами. Напоследок философ совсем распоясался и совсем потерял чувство меры. Победа ему даже не снится, он её щупает своими волосатыми руками.
«Основательная Германия не может совершить революцию, не начав революции с самого основания». Господи, как красиво! Национал-социалистическая рабочая партия Германии, Третий Рейх, Адольф Гитлер и Мартин Хайдеггер подтверждают пророческие слова Карла Генриха Маркса. Именно. «С самого основания».
Мысль философа прыгает на месте и скачет от полного разложения Германии и её смерти («день немецкого воскресения из мёртвых») к полноте её основательности. Согласитесь, это, скорее, тяжёлое, экзальтированное и дёрганое, умонастроение, чем здравая мысль и ответственный, самосознательный ум.
Ну, да ладно. Остаётся лишь выразить некоторое недоумение появлением в этом основательном и сугубо немецком деле галльского петуха с его кукареканием. Зачем этот нерелевантный интернационализм? У галлов своя революция, Великая Французская, у немцев — своя, национал-социалистическая.
19. Резюмируем всё наше рассуждение. Мысль К. Г. Маркса движется от невозможности в Германии частичной, только политической, революции к полноте революции пролетарской в той же Германии. При этом возможность частичной революции сложно и не слишком вразумительно, зато красиво и литературно блестяще, обосновывается необходимостью частичным классом даже для самоосвобождения приобретения всеобщих прав и собственного действия всё же от лица всего народа, что де невозможно для Германии, но мол возможно для Франции. Такая невозможность частичной эмансипации для Германии диктует ей поискать на поле эмансипации годный бросовый корнеплод или другую буйно растущую дрянь, вырвав из земли которые и стряхнув с них остатки почвы, то есть лишив их всякой связи с землёй, сбросив с них радикальную сцепку с кровью и почвой, пустить в дело революции эту брюкву, этот топинамбур, этот борщевик Сосновского или другой оказавшийся под руками эффективный скотский корм, духовно вооружённый, конечно, радикальной философией.
20. Надеюсь, у читателя не возникнет сомнений в том, что изложенное и прокомментированное рассуждение Карла Генриха Маркса является целиком плодом его воспалённой головы, плодом, имевшим к германской реальности весьма отдалённое отношение. Так под черепной коробкой буйно кучерявой еврейской головы К. Г. Маркса зарождалась пролетарская революция германской нации, шедшая на смену Священной Римской Империи Германской Нации (Sacrum Imperium Romanum Nationis Teutonicae или Heiliges Römisches Reich Deutscher Nation), только-только, в 1806 году, завершившей своё славное существование. В дальнейшем, ничтоже сумняшеся, дело пролетариата стало почему-то и вдруг интернациональным и только он, пролетариат, стал ответственным за освобождение всего мира от всякого гнёта и научную истину во всех областях. Долой вейсманистов-морганистов! Долой кибернетику, продажную девку империализма! Да здравствует мичуринская биология!
Как к этому относиться читателю? Как вообще относиться к любым философемам, создаваемым без продыху людьми на протяжении нескольких тысячелетий? Критически. Как к литературному выражению идей в уме людей, эти идеи осознавших, но осознавших в своём времени, в других, чем ваши, условиях и с другими, чем ваши, целями.
Нравятся идеи? Отнеситесь к ним внимательно и поработайте над ними в своём уме. Можете даже считать К. Г. Маркса своей лошадью или даже ослом, на котором вы намереваетесь с удобствами въехать в Иерусалим.
Не нравятся? Не читайте философские тексты. Займитесь столярными работами, Arbeit macht frei, а в перерывах — производственной гимнастикой. И, кстати, послушайте по радио концерт «В рабочий полдень». Каждому своя «духовность».
2022.01.30.
Последние пять томов философской клинописи.
https://www.facebook.com/groups/703545843109499/posts/2427173160746750/
