В начале ХУП столетия Русское государство испытало страшные потрясения, связанные с польско-шведским вторжением, движением самозванцев и вошедшим в историю государства под названием Смутного времени, в событиях которого активное участие приняли донские казаки.
…С начала ХУП века на Дону атаманствовал Андрей Тихонович КОРЕЛА, которого один из ведущих историков Смуты Р.Г.Скрынников назвал «выдающимся предводителем повстанцев». (Скрынников Р.Г. Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале ХУП века. Л., 1985. С.322) «С виду это был невзрачный человек, весь в рубцах, - писал о нем знаменитый историк Н.И.Костомаров (1817-1885), - родом он, говорят, был из Курляндии, наверное из Корелы, поступил в казачество, как поступали туда бродяги из разных краев русского мира, и на Дону уже прославился своею храбростью и смелостью». (Костомаров Н. История Руси Великой. Т.7. М., 2004. С. 129). Атаманом его избрали в 1600 году.
Когда с западных границ государства, из польских земель, на Дон пришли вести, что в тамошних краях объявился сын покойного государя Ивана Васильевича, и что он собирается идти на Москву добывать отцовский престол, казаки решили послать в Польшу легковую станицу для проверки этих вестей. Много претерпевшие от годуновского правления казаки решили поддержать царевича… Но сын ли это Грозного Ивана? Истину должен был выяснить атаман Андрей Корела, волей казачьего Круга поставленный во главе посольства. (Сухоруков В.Д. Историческое описание Земли Войска Донского. // "Дон". № 8. 1988. С. 128).
«Прибыв в Краков, где воевода сандомирский представлял самозванца сейму,- отмечал историк Василий Сухоруков,- Корела прежде всего старался разведать, не ложно ли кто-нибудь называет себя царевичем. Но, видя от всех польских вельмож и от самого короля Сигизмунда отличный прием и царские почести, оказываемые Отрепьеву, и сам признал его истинным сыном русского царя,…именем всех своих собратьев бил ему челом, как законному государю, представил дары и обнадеживал в верности и преданности всех казаков».Так излагает этот момент историк Сухоруков. ((Сухоруков В.Д. Историческое описание Земли Войска Донского. // "Дон". № 8. 1988. С. 128).).
А.С.Пушкин в «Борисе Годунове» по-своему увидел эту встречу Корелы с самозванцем, когда на вопрос Лжедмитрия: «Кто ты?», Корела отвечает:
Казак; к тебе я с Дона послан
От вольных войск, от храбрых атаманов,
От казаков верховыъ и низовых…
Самозванец
Я знал донцов: не сомневался видеть
В своих рядах казачьи бунчуки.
Благодарим донское наше войско.
Мы ведаем, что ныне казаки
Неправедно притеснены, гонимы;
Но если бог поможет нам вступить
На трон отцов, то мы, по старине,
Пожалуем наш верный вольный Дон. (Пушкин А.С. ПСС. Т. 3. СПб, 1869. С. 258).
Когда войска Лжедмитрия 1 вступили в пределы Русского государства, к нему в начале 1605 года с отрядом казаков присоединился атаман Корела, составивший наиболее надежную часть войска самозванца. Особенно заметна роль Корелы и его казаков в событиях, развернувшихся после поражения Отрепьева от царского воеводы Басманова в январском сражении 1605 года при Добрыничах, когда отряды самозванца вынуждены были отступить к Рыльску. В эти тяжкие для Лжедмитрия дни, когда он собирался, бросив все, бежать назад в Польшу, Корела с пятью сотнями казаков сумел прорваться в осажденный царскими войсками город Кромы, где и укрепился. С собой казаки привели и бросили к ногам Лжедмитрия дворянина Петра Хрущова, посланного Борисом Годуновым на Дон к казакам «для возбуждения их против Димитрия». Поняв, в чем состоит его спасение, Хрущов тут же признал в самозванце сына Ивана Грозного, законного государя Димитрия.
Вскоре у Кром развернулись ключевые события первого этапа самозванческого движения, спасшего Лжедмитрия 1. Город этот являлся небольшой крепостью, главное преимущество которого состояло в исключительной выгодности ее месторасположения: она стояла на вершине холма, на берегу реки, окруженного со всех других сторон болотами, поросшими камышом. Дубовые стены крепости, особенно острога-цитадели, за десять лет до описываемых событий были обновлены. Неприступность крепости подчеркивалась еще тем, что к холму, где она располагалась, вела одна, единственная, узкая дорога. Осадившие Кромы полки царских воевод Мстиславского и Шуйских общим числом от 70 до 80 тысяч человек, заставили казаков Корелы, которых вместе с жителями крепости насчитывалось около пяти тысяч, отступить в острог. Государевы ратные люди заняли вал с обрушившейся деревянной стеной. Однако Корела не дал им здесь закрепиться, интенсивным огнем простреливая весь участок вала. «Ружья у казаков были предлинные, а стреляли они так, что редкий давал промах», - отмечал историк Н.И.Костомаров. (Костомаров Н.И. Указ. соч. Т. 7. С. 129).
Снова и снова бросали царские воеводы своих людей на штурм, но каждый раз откатывались с потерями. Положение усугублялось еще и тем, что они не могли воспользоваться своим численным превосходством. «Более восьмидесяти тысяч ратников, имея множество стенобитных орудий, не могли одолеть деревянного городка, не имевшего в защиту свою и тысячи воинов!»,- восклицал историк Василий Сухоруков.2 Потерпев неудачу в лобовых штурмах, воеводы решили стереть городок с лица земли своими семьюдесятью пушками, которые, как отмечено в одном из документальных источников того времени, «были так огромны, что два человека едва могли охватить пушку».1 Придвинув эти махины к городку, московиты открыли интенсивный огонь. В Кромах начались пожары, которые осажденные пытались безуспешно тушить: в городе сгорело все, что могло гореть, острог был разрушен почти до земли. Но казаки Корелы и не думали сдаваться. Они углубили рвы и вырыли окопы с лабиринтами подземных ходов с выходами на поверхность в тылу годуновских войск, нанося им неожиданные удары.
Хитроумный и энергичный Корела, которого современники «считали чернокнижником, то есть характерником, по казацкому образу выражения», (Сухоруков В.Д. Указ. соч. С. 129).2 сумел быстро приспособиться к тактике воевод, выработав в противовес им свою, весьма эффективную, тактику действий. Он во время обстрела своих позиций пушками противника прятал казаков в подземных ходах, вырытых под внутренним обводом вала, а с окончанием вражеской канонады и началом атаки быстро перемещал всех в окопы, встречая огнем атакующие линии царских войск. «Так погибало каждый день человек пятьдесят и шестьдесят московских людей», - отмечал шведский дипломат и писатель Исаак Масса в своей книге «Краткое известие о начале и происхождении современных войн и смут в Московии». (Цит. про Костомаров Н.И. Указ. соч. Т.7. С. 129).
«Корела умышленно протягивал такого рода войну, - отмечал глубокий знаток и исследователь Смуты Николай Костомаров, - он расчитывал, что пока годуновское войско будет стоять попусту под Кромами, город за городом, земля за землею станет сдаваться Димитрию и его сила будет возрастать без боя». (Костомаров Н.И. Указ. соч. Т. 7. С. 130). Все современники и позднейшие исследователи событий вокруг Кром в один голос отмечали необычайную стойкость и терпение казаков атамана Корелы. «…Никто не мог, как они, переносить всякую нужду; они, говорит летописец-современник, бесстрашны к смерти, непокорны и к нуждам терпеливы;…на санях привезли они с собою…сухари и довольно водки, и в своих норах жили они весело – пили, гуляли; слышны были в Кромах трубы и песни», - писал историк Костомаров, ссылаясь на «Новый летописец». (Костомаров Н.И. Указ. соч. Т. 7. С. 130).
Однако мощь артиллерийского огня и атаки стрельцов усиливались, и Корела послал к Лжедмитрию своих людей с просьбой о помощи, ибо силы казаков были на пределе человеческих возможностей. Неделю спустя самозванец прислал сюда из Путивля пятьсот бойцов, которым удалось прорваться в Кромы, привезя с собой сто возов с хлебом, недостаток которого остро ощущался в крепости. «Для современников, - писал историк Сухоруков, - осада Кром казалась столь непонятною, что Петрей (Петрей де Эрлезунд (1570-1622), шведский дипломат, историк-М.А.) в записках своих называет Корелу волшебником».
Тем временем самозванец, воспользовавшись тем, что Корела (кстати, раненый в одном из боев) сковал под Кромами огромные силы царя, повел наступление и двинулся вперед. Ему сопутствовал успех, а после неожиданной смерти 13 апреля 1605 года царя Бориса Годунова он почти не встречал сопротивления. На сторону самозванца перешли влиятельные бояре братья Голицыны и недавний победитель самозванца при Добрыничах боярин П.Ф. Басманов. Атаман Корела, воодушевленный успехами Лжедмитрия, перешел в контрнаступление и разгромил под Кромами деморализованные царские войска.
Соединившись с победоносными войсками самозванца, он, в авангарде его армии, 31 мая 1605 года появился у стен Москвы, разбив лагерь в шести милях от нее. «Если бы у стен Москвы появились полки П.Ф.Басманова и братьев Голицыных, они не произвели бы такого переполоха, какой вызвали казаки, - писал историк Р.Г.Скрынников.- Само имя Корелы было ненавистно начальным боярам и столичному дворянству, пережившим много трудных месяцев в лагере под Кромами. Власть имущие имели все основания опасаться того, что вступление казаков в город послужит толчком к общему восстанию. …Правительство удвоило усилия, чтобы как следует подготовить столицу к обороне». (Скрынников Р.Г. Указ. соч. С.271).
Приход казаков Корелы под стены Москвы послужил детонатором к социальному взрыву: в столице началось восстание против Федора Годунова и верных ему бояр. Воспользовавшись этим, Корела начал атаку на охрану, защищавшую городские ворота, и вскоре вместе с полками воевод Пушкина и Плещеева прорвался к Красной площади. Потом и самозванец, сгоряча признанный москвичами за сына Ивана Грозного Димитрия, вошел в столицу, заняв вскоре вожделенный царский трон.
Новый царь, коронованный по всем правилам патриархом, щедро наградил атамана Корелу. Осыпанный золотом и чинами, донской атаман занял почетное место при самозванном государе. Ему была поручена охрана Кремля, но в царском окружении он чувствовал себя чужаком, отводя душу в московских кабаках, без счета тратя деньги на себя и многочисленных собутыльников. «…Храбрый атаман Корела расхаживал по Москве и чудил, говоря, что он презирает блага мира сего, он шатался, ничего не делая»,- писал историк Костомаров об этом периоде жизни казачьего атамана. Такой образ жизни не мог продолжаться долго, и в конце концов, как сообщает Исаак Масса, Корела спился и исчез с политического горизонта России к исходу 1612 года…(Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 271).
Современником и сподвижником Андрея Корелы был донской атаман Посник ЛУНЁВ. Его имя появляется в исторических документах царствования царя Федора Иоанновича, когда, как отмечено в одной из казачьих челобитных, «отоман Посник Лунев, многие отоманы и казаки царю Федору Ивановичу под Ругодевым и под Иванямгородом служили, а через год Посник жа Лунев (разрядка моя –М.А.) да опять с ним многие отоманы казаки з бояры ходили к Выборгу». (Карпов А.Б. Уральцы. Уральск, 1911. С. 861).
Пройдя бок о бок с Корелой весь путь до Москвы, Посник Лунев был обласкан самозванцем. Щедро награжденный чинами и деньгами, он наслаждался некоторое время беззаботной жизнью, расположившись в одном из кремлевских дворцов. Но вскоре, разочаровавшись во всем, Лунев принял монажеский постриг и ушел на покой в далекий Соловецкий монастырь. (РГАДА. Ф. 1201. Соловецкий монастырь. № 46. Кн. 426. Л. 9об.).
Одним из главных донских атаманов периода Смуты являлся Иван Степанович ЧЕРШЕНСКИЙ (Чертенский), известный еще и как Смага Чершенский. С небольшими перерывами он избирался войсковым атаманом с 1603 по 1616 годы, а затем в 1623 году.
Он происходил из малоизвестного княжеского рода Чершенских, которые в Дворовых списках царя Ивана Грозного были записаны в низший разряд «литвы дворовой». (Тысяцкая книга 1550 года: Дворовая тетрадь пятидесятых годов ХУ1 века). Прибившись на Дон, этот отпрыск княжеского рода быстро сумел выделиться из рядовой массы казаков. Историки отмечают, что Чершенский был человеком крайне осторожным, гибким тактиком и неплохим стратегом: с одной стороны, он последовательно придерживался московской ориентации, с другой – умел считаться с настроениями вольных казаков, часто переменчивых в своих симпатиях к русским государям.
Когда с западных границ Московского государства запахло польской интервенцией, и когда в землях «круля» Сигизмунда появился самозванец Димитрий, заявивший свои права на московский престол, как якобы спасшийся от Годунова сын Ивана Грозного, Иван Чершенский осторожно заявил о своей готовности поддержать дело «царевича». Однако, в отличие от атамана Корелы, Чершенский не спешил выполнять свое обещание, предпочитая выжидательно наблюдать за развитием событий. И только после смерти в апреле 1605 года царя Бориса Годунова Чершенский появился в войске самозванца, присоединившись к нему в Туле в июне того же года. (Полное собрание русских летописей. Т. 14. Ч. 1. М., 1965). С. 65). Одновременно с казаками Чершенского «царевичу» представлялись прибывшие из Москвы «с повинною» бояре Шуйские, Ф.И.Мстиславский, И.М.Воротынский, А.А.Телятевский, но Димитрий, который, как отметил историк Н.И.Костомаров, «любил донских казаков» и «принял их с явными знаками предпочтения боярам и допустил их к руке прежде, чем бояр». В этом проявилось не только признание заслуг казачества во время обороны Кром, но и желание новоявленного «царя» опереться в дальнейшей борьбе на реальную силу, которым являлось донское казачество.
В дальнейшем такую осторожную тактику избрал Чершенский и во взаимоотношениях с Лжедмитрием П, дожидаясь, когда тот займет Москву. Оставаясь сам на Дону, Смага послал к самозванцу пятьсот своих казаков в помощь. (Сказание Авраами Палицина. М.-Л., 1955. С.149.)
В конце 1612 года на Дону, у Чершенского, появилось посольство польского короля Сигизмунда Ш. Глава миссии, объявив от имени короля известие о его избрании на …московский престол (что являлось заведомой ложью), потребовал от казаков принесения присяги на верность Сигизмунду. Дальновидный и осторожный Смага Чершенский, внимательно выслушал королевских посланцев, потчевал их различными угощениями, но присягнуть новоявленному царю Московскому мягко отказался. Так и уехали польские послы ни с чем. (Сборник областного Войска Донского статистического комитета (СОВДСК). Вып. 13. Новочеркасск, 1915. С. 117).
В 1613 году на Дон прибыл посол нового русского царя Михаила Федоровича Романова Соловой-Протасьев, который был принят Чершенским и сообщил об избрании Михаила Романова на царский престол. Атаман тут же собрал Круг, на котором было решено отправить с Дона в Москву посольство во главе с станичным атаманом Игнатием Бедрищевым с поздравлениями и дарами новому московскому государю. В Москве посольство было принято Михаилом Романовым, который щедро наградил Войско Донское, послав на Дон «свое государево жалованье» и первое в истории донского казачества наградное знамя (1614 г.), как знак признания за большой вклад казаков в победу над самозванцами и польскими интервентами в годы Смуты.
У Смаги Чершенского установились хорошие личные отношения с царским послом Соловым-Протасьевым, который зимовал на Дону, возвращаясь в 1614 году из Турции в Москву. Атаман попросил государева посла ходатайствовать перед царем о предоставлении казакам за их заслуги перед отечеством и троном права на беспошлинную торговлю в пределах государства Московского. В 1614 году казаки получили царскую грамоту с правом беспошлинной и свободной торговли в «польских» городах Московской Руси. (СОВДСК. Вып. 13. С. 118). Ее привез 15 июня 1614 года в Монастырский городок царский посол дворянин Иван Опухтин, торжественно вручив ее атаману Чершенскому на казачьем Кругу.
Стремясь сохранить добрые отношения с Москвой, не заинтересованной в свою очередь в обострении отношений с Турцией, Смага Чершенский долго сдерживал казаков от нападений на Азов и походов к Анатолийскому побережью Турции. Однако, весной 1616 года отношения донцов с азовскими турками резко обострились. Поводом послужили захват и казнь азовцами атамана Матвея Лисишникова, защищавшего передовой казачий острог между Черкасском и Азовом. На сей раз Иван Степанович, долго отговаривавший казаков от походов, сам не сдержался и во главе большой казачьей флотилии прорвался через Азовское море к берегам Малой Азии. Бурей пронеслись казаки Чершенского по турецким селениям Анатолии… Донцы пожгли Синоп, штурмом овладели одним из пригородов Трапезунда и с богатой добычей и освобожденными русскими пленными вернулись на Дон.
После этого Чершенский стал категорически противится новым походам против турок и татар, за что в 1617 году был лишен атаманства и «выбит из Круга». Московское правительство, встревоженное лишением атаманской власти одного из своих влиятельных сторонников, задержало в Воронеже отправку государева жалованья на Дон, стремясь выяснить масштабы «смуты». В следующем году донцы снова не получили царского жалованья. И только в 1619 году, когда междоусобица на Дону была прекращена и во главе Войска встали надежные атаманы Епиха Родилов и Исай Мартемьянов, правительство прислало жалованье в Раздорский городок.
Имя Ивана Степановича Чершенского в качестве войскового донского атамана в последний раз упомянуто в царской грамоте 1623 года на Дон. (Донские дела. Кн. 1. Стб. 217).
Одним из известных донских атаманов периода Смуты являлся Феофилакт МЕЖАКОВ. Его социальное происхождение, время и место рождения, а также другие данные (отчество, например) неизвестны. На исторической арене он появился с приходом на Русь войск Лжедмитрий 1. Сначала Межаков поддержал самозванцев, но в 1612 году он решительно перешел на сторону русского ополчения, пришедшего освобождать Москву от поляков, во главе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым.
Большую роль сыграли казаки Межакова в разгроме отряда литовского гетмана Ходкевича, шедшего с огромным продовольственным обозом в Москву на помощь запертым в Кремле ляхам. На рассвете 24 августа 1612 года польскому полководцу удалось оттеснить казаков, защищавших острог у церкви Святого Климента, папы римского. Говорят, что увидев уныние в казачьих рядах, к ним обратился келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицин. «От вас, казаки, началось доброе дело,- обратился он к донцам.- Вам слава и честь; вы первые восстали за христианскую веру, претерпели и раны, и голод, и наготу; слава о вашей храбрости и мужестве гремит в отдаленных государствах; на вас вся надежда; неужели же, братия милая, вы погубите все дело?» (Корстомаров Н.И. УКаз. соч. Т. 8. С. 255). Атаманы Межаков, Коломна и Романов собрали вновь уставшее казачье воинство и со словами «мы пойдем и не воротимся назад, пока не истребим вконец врагов наших», ударили по закрепившимся полякам. Их атаку поддержали ополченцы Кузьмы Минина. «Бой разыгрался зело великий и преужасный», - отметил летописец. К полудню 24 августа казаки ворвались в польский обоз, захватив четыреста возов с продовольствием. Опытный Ходкевич приказал отступать, дабы спасти основную часть обоза. Осажденные в Кремле поляки, наблюдая эту картину, поняли свою полную обреченность. «О, как нам горько было смотреть, как литовский гетман отходит, оставляя нас на голодную нужду!»,- писал один из осажденных. ( Костомаров Н.И. Указ. соч. Т.8. С. 256).
22 октября 1612 года донские казаки совместно с ополченцами Минина и Пожарского приступом овладели Китай-городом, поставив запертых в Кремле поляков в отчаянное положение. В их стане началось самое настоящее людоедство. «Осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей; грызли разваренную кожу с обуви, гужей, подпруг, ножен с поясов, с пергаментных переплетов книг,- писал современник.- и когда этого не стало,…выкапывали из могил трупы и съедено было таким образом до восьмисот трупов. …Стали и живые бросаться на живых, сначала на русских, потом уже не разбирая, пожирали друг друга. …Иные перескакивали через кремлевские стены и убивались или счастливо спускались и отдавались русским. Добродушные кормили их потом посылали к стенам уговаривать товарищей сдаться. Казаки таких перебежчиков не миловали, мучили, ругались над ними и изрубливали в куски». (Костомаров Н.И. Т.8. С.257).
Наконец, осажденные в Кремле поляки согласились сдаться на условии сохранения им жизни. Единственно, чего они боялись – попасть в руки казаков, ибо как отметил историк Н.И.Костомаров, «знали их свирепство». Однако, это условие не было принято. 25 октября 1612 года отворились все ворота Кремля и русские вошли в поруганную святыню. Поляки, сложив оружие, молча ожидали своей участи. Командовавшего поляками в Кремле Струся заперли в Чудовом монастыре, а остатки его полка отдали казакам. Вопреки крестному целованию сохранить пленникам жизнь, казаки под впечатлением увиденного в Кремле разорения, учиненного поляками, перебили их почти всех.
Донские казаки отличились и в событиях последующих месяцев. «Казацкие атаманы, а не московские воеводы отбили от Волоколамска короля Сигизмунда, направлявшегося к Москве, чтобы воротить ее в польские руки, и заставили его вернуться домой»,- отметил выдающийся российский историк В.О.Ключевский. (Ключевский В.О. Лекции по ист. госуд. Российского. М., 1990. С.4). Кстати, именно в это время и родилась известная русская поговорка: «Пришли казаки с Дону, погнали ляхов до дома»…
…После освобождения Москвы разоренная страна готовилась выбрать себе царя, чтобы начать возрождение порушенной жизни. В этом акте государственной важности (выборы нового царя) атаман Феофилакт Межаков сыграл известную роль.
В конце февраля 1613 года в Москву, «на Собор всей Русской земли», съехались представители всех сословий и социальных групп Русского государства для избрания нового царя. В числе нескольких донских атаманов на Соборе присутствовал и Феофилакт Межаков.
Вокруг кандидатур на царский трон развернулась борьба между различными группировками бояр, служилых людей и казаков. Но всеми ими единодушно были отвергнуты претензии на русский трон польского и шведского королевичей: на отческий престол решили поставить «природного русского государя». Вот тут и разгорелась на Соборе борьба…
В числе претендентов на московский трон были князья Д.И.Пожарский, В.В.Голицын, Мстиславский, Воротынский, Трубецкой. «Домогались некоторые из бояр получить венец, подкупали голоса, подсылали своих пособников к выборным: это производило волнение», - отмечал историк Костомаров. (Костомаров Н.И. Т.8. С. 269). Однако, ни одна кандидатура не имела решающего успеха… И тут «какой-то дворянин из Галича, - писал В.О.Ключевский, - откуда производили первого самозванца, подал на соборе письменное мнение, в котором заявлял, что ближе всех по родству к прежним царям стоит М.Ф.Романов, а потому его надобно выбрать в цари». (Российская императорская фамилия. С. 5).
Однако, старое родовитое боярство возражало против кандидатуры Михаила Романова, раздались сердитые голоса – кто принес такое писание? И в этот решающий момент из рядов донских казаков вышел атаман Межаков и, подойдя к столу, положил на него свое «писание».
- Какое это писание ты подал, атаман? – спросил его князь Дмитрий Пожарский.
- О природном царе Михаиле Федоровиче, - отвечал Межаков.
«Этот атаман, - отмечает Василий Ключевский, - будто бы и решил дело: «прочетше писание атаманское и бысть у всех согласие и единомыслен совет»,- как пишет один бытописатель. Михаила провозгласили царем». (Савельев Е.П. Средняя история казачества. Новочеркасск, 1916. С.262). Поляки, желавшие поставить на московский трон царевича Владислава, говорили потом, что «Михаила выбрали не бояре, а взбунтованное казачество». (Костомаров Н.И. Т. 8. С. 270). 11 июня 1613 года Михаил Романов торжественно венчался на царство в Успенском соборе Московского Кремля.
На этом дальнейшие сведения об атамане Межакове прерываются. «Мавр сделал свое дело…».
Современниками и сотоварищами Феофилакта Межакова, активно участвовавшиеся в борьбе с поляками, являлись донские атаманы Афанасий Коломна, Дружина Романов и Марко Козлов. Но они не относились к числу главных атаманов донского казачества и кроме имен мы о них практически ничего не знаем…
Михаил Астапенко, историк.
Полностью материал этот опубликован в моей книге "Донские казачьи атаманы. Исторические очерки-биографии (1550-1920)". Ростов-на-Дону, "Ростовкнига", 2012. С. 30-43.