Внешняя политика России, поставившая мир на грань войны пренебрегающая не только нормами дипломатического общения, но и признанием суверенитета соседних государств, вызывает у многих примитивную, а значит, неадекватную реакцию. Говорят о безумии, об иррациональности, не пытаясь разобраться в существе происходящего. Хотя, надо признать, понимание не принесет спокойствия и утешения, скорее, наоборот. Пока кошмар и абсурд объясняются безумием, сохраняется надежда на выздоровление. Когда же приходит осознание того, что в России не больная демократия, а здоровый тоталитаризм, наступает отчаяние. Но оно честнее и продуктивнее тщетных надежд.
Современные цивилизованные нации, которые принято называть историческими, прошли в своем становлении три важнейших этапа.
Первый – это признание принципа народного суверенитета, преодоление на его основе сословной разобщенности и торжество принципа национального единства, превращающего все социальные различия и конфликты в ситуативные.
Второй – преодоление империи как формы наднациональной организации.
Третий – создание полиэтничной, поликонфессиональной, мультикультурной гражданской нации, скрепленной как исторической устойчивостью политических институтов, так и новейшими информационно-коммуникативными технологиями.
Собственно, это три этапа модернизации, содержание которой в России до сих пор трактуют не столько даже как экономическое, сколько как промышленно-технологическое. При таком подходе модернизаторами объявляются Ленин со Сталиным, отбросившие Россию в ее развитии на столетия назад. Но только в результате равномерности развития, наличия интегрирующих ценностей, владения современным коммуникативным аппаратом возникает позитивное позиционирование нации во внешнем мире. Которое невозможно заменить ни ядерной угрозой, ни монопольным положением страны на рынке Россией конца не пройден.
Формирование современной нации происходит путем признания ею принадлежности к чему-то большему, чем она сама, что может выражаться институционально или же в повседневном сознании. Символическое значение таких институтов, как ЕС и НАТО, конечно, велико, но дело, в конце концов, не в них, а в осознании общности с человечеством – не больше и не меньше. В современном мире без подобной открытости никакая модернизация невозможна. Она будет заменена заимствованием технологий, использование которых окажется ограниченным, – ведь они чуждый элемент в закрытых обществах.
Приведу один пример: две Кореи показывают две модели отношений с внешним миром. После войны, развязанной Мао (в первую очередь) и Сталиным, образовалось два государства. Применительно к Азии нет смысла в рассуждениях, основанных на противопоставлении капитализма и социализма, демократии и тоталитаризма, не стоит сравнивать две Кореи с двумя Германиями. Южнокорейские чеболи были далеки от идеалов свободного рынка, а демократия в Республике Корея столь же относительна, как и в Японии, не говоря о Тайване и политических режимах в тех странах Юго-Восточной Азии, что поразили мир своим бурным развитием.
Причины их развития в отказе этих стран от былой изоляции и нашли свое место в мировом разделении труда. И это, как ни парадоксально, только укрепило их национальный суверенитет и усилило национальную самобытность. Трагедия разделенного корейского народа в том, что та часть его, которая живет на севере, оказалась под властью людей, более всего озабоченных своей несменяемостью во власти и сохранением ее семейной преемственности. Именно для этого и только для этого была изобретена идеология чучхе – абсолютной изоляции от мира страны, у которой есть атомная бомба и даже средства ее доставки, но где поезда ходят на паровозной тяге. Не говоря уже о такой мелочи, как голод и нищета.
Идеалом русской правящей элиты была бы интеграция России с окружающим миром по северокорейскому образцу. Это выбор и власти, и социума. Но при этом наблюдается вечный русский парадокс, константа русской истории. Цель любой конфронтации, вечная задача русской правящей элиты – вхождение в элиту мировую на собственных условиях. Так было всегда. И всегда для этого надо было ограничивать развитие собственной страны, чтобы все население не попыталось интегрироваться с цивилизованным миром. Стратегически оттепель/разрядка/новое мышление ничем не отличаются от холодной войны/конфронтации/паранойи. Это всего лишь разные тактики. Сейчас дело идет не к мирному сосуществованию, провозглашенному Двадцатым съездом, а к тому, что ему предшествовало. К массовым репрессиям, мобилизационной экономике, социальной деградации. Но поиски опоры вовне неизбежны, ее искала и ищет любая русская власть, которая никогда не признает существование в собственной стране политических субъектов, достойных партнерства и диалога. Внешний мир был и остается источником легитимации власти в России. И не только легитимации.
Россия потому и стала родиной тоталитаризма, что нациогенез русских было легко обратить вспять – вернуть их к племенному уровню, на котором, помимо всего прочего, источник власти вождей в постоянных войнах и завоеваниях, во внешнем признании их силы и власти. Но нет нации, нет и национальных интересов. «Не следует смешивать интересы Германии с личностью Адольфа Гитлера.» Эти слова, вложенные Юлианом Семеновым в уста персонажа одного из его романов, применимы к любому тоталитарному вождю, а в России и к правящей элите дототалитарной эпохи, включая царей-самодержцев.
В какие бы одежды ни рядилась русская власть, она столетиями остается, прежде всего, русской. Что в русском платье, что в прусском, что в шапке Мономаха, что в буденовке. Возможно использование чего угодно в сочетании с чем угодно для того, чтобы не допустить в России создания новоевропейского государства. Сейчас прямо говорится, что демократия и либерализм разрушают русскую идентичность. Последнее слово, конечно, употребляется в не самых широких аудиториях, но звучит открыто. Об это признание разбиваются все похожие на заклинания аргументы, что русский путь – это путь в никуда, в прошлое, в сторону от цивилизованного мира. К чему разоблачения, если разоблачаемый спокойно отвечает: да это так, ну и что?
И если бы русские отправились в свой особый путь сами по себе, то от этого пострадало бы незначительное число отщепенцев и изгоев среди них самих. Но идентичность, которой может повредить демократия, включает потребность в постоянной экспансии. В идеале – в навязывании русской модели как можно большему числу народов во всем мире. В нынешних обстоятельствах – в том, чтобы не допустить формирования национальных государств у своих соседей. И противостоять этому весьма сложно вот по какой причине.
Первобытные племена и атавистические по своей природе тоталитарные сообщества не ведут войны в категориях победы и поражения. Это естественное состояние русского этноса и русского социума во все времена. Это политика России тоже во все времена и повсеместно. Русским нужен мир, раздираемый войнами, не всегда масштабными, но постоянными. Разделить войны на внешние и внутренние никогда не удается – в гражданской войне после октябрьского переворота смешались внутренняя русская смута и агрессия против новых независимых государств. Поэтому бессмысленна радость тех, кто говорит о победе цивилизованных стран, отвергших ультиматум Кремля, который и это объявит своей победой. Именно так поступил Анвар Садат, при котором египтяне считали, что победили в войне Судного дня. Победоносной объявил «Бурю в пустыне» и Саддам Хусейн. К сожалению, есть и другой пример – многие украинцы утверждают, что победили в 2014 году.
И ведь свои резоны были у Садата и Саддама – они сохранили свою власть, а это самое главное для племенных вождей. Такова была и логика Сталина после череды послевоенных поражений, завершившейся провалом блокады Западного Берлина, так же рассуждал и Хрущев после Карибского кризиса. Происходящее ныне следует рассматривать с точки зрения внутреннего управления страной, которое становится все более репрессивным, а власть все более уверена во всенародной поддержке любых своих действий. Конфронтация с цивилизованным миром, дружба с Ираном, поддержка режимов в Белоруссии и Мьянме, ксенофобия в самых разных ее проявлениях – все это не вызывает протестов ни у фрондирующих отщепенцев, ни у тоталитарной массы.
И – самое главное - с этим смирился цивилизованный мир.