Предыдущая часть
Первое прикосновение
В Интернете отель выглядел прекрасно: аккуратные номера, чистые лестницы, красивые интерьеры.
— За 60 долларов в неделю это прекрасно! – восторженно восклицала я в январе. Мы как раз выбирали работодателя, как это положено по программе, и просматривали условия проживания.
10 июня, ранней ночью, такси довозит нас до Супер 8 – так называется наш отель. Лобби уютно освещено огнями, за стойкой – приветливый на вид мужчина средних лет. Впрочем, состояние после 25-часового переезда такое, что любая халупа покажется хоромами, если там будет хоть что-то отдалённо напоминающее кровать. А в номере нам точно обещали кровать, даже четыре.
— Вам нужно подписать вот эти правила, — говорит сотрудник и кладёт перед нами текст на страницу А4.
Чем больше я вчитываюсь в бумажку, тем сильнее меня гложут нехорошие предчувствия. Что значит не стирать в номере? Что значит не выходить на улицу после 12? У нас же не лагерь здесь…
Войдя в номер, понимаю: лагерь. Две двухъярусные кровати, три ящика в комоде… только нас должно быть четверо в комнате. Пока нас только двое – мы приехали первые. Мы знаем, что с нами будут жить китаянка и испанка –так нам сказал мужчина в лобби.
— Я слышала, китайцы жутко нечистоплотные, — говорит Маша.
Я ничего такого не слышала, но на всякий случай представляю худшее. В моем воображении пустой и абсолютно чистый номер превращается в притон, и я стаскиваю со своей кровати чужое белье. Да, так точно не хотелось бы.
На моей кровати своим отсутствием сверкает подушка. Вернее, подушка есть только одна, и я уступаю ее Маше. Прекрасно, надо идти обратно в лобби.
Я не знаю, почему еще продолжаю действовать. Я даже не понимаю, зачем мне нужно было сюда ехать, и продолжаю – продолжаю решать проблемы. Отсутствие подушки – что-то понятное и простое, в отличие от этих вопросов, и я хотя бы могу попытаться его решить.
Тот же самый мужчина заявляет, что подушки нам предоставляет парк, и что он ко всему этому никакого отношения не имеет, но подушку на ночь даст. И завтра ее надо будет вернуть.
Мы с Машей еле переживаем первую ночь. Все тело ломит, подступившая в самолете простуда никак не хочет уходить, и я вцепляюсь в платок. Нос заложен, и глаза жутко чешутся и постоянно слезятся. Из еды — пара батончиков с инжиром, которые мы купили вчера на заправке, и бутылка воды, которую мы выпиваем за пару минут. Как мы выясняем потом, никто из американцев не покупает воду — все пьют из-под крана.
К нам заходит одна из девочек, с которой Маша общалась еще до приезда, и приносит нам пару пакетиков каши быстрого приготовления. Воду для нее мы кипятим в кофеварке и разводим в пластиковых стаканчиках.
Первый день после прилета очень бестолковый: вспоминаешь, что что-то забыл, пытаешься понять, где это можно купить; не понимаешь, куда идти за продуктами, что делать, пересчитываешь деньги — а вдруг не хватит на две недели до первой зарплаты? — разбираешь вещи, больше суетясь и создавая бардак. Состояние обнуления, которое пытаешься засыпать белым шумом искусственно создаваемой спешки. Где-то в самом сердце тревожно звенит туго натянутая струна ожидания чего-то невероятного, рождающая гамму самых разных ощущений — и страх не дает ее замечать.
Через пару дней приезжает китаянка. На улице дождь, и она стоит под дверью полчаса, потому что приехала очень рано, ключ, который ей дали, не сработал, а будить нас она не хотела. Она кажется худенькой, особенно по сравнению со своим чемоданом, но очень высокой. Ее зовут Лекси. Она пахнет перцем и полынью. Мы показываем ей все, даем полотенца, греем чай, и за всем этим как-то забываются идеи про нечистоплотность.
Первое, что она предлагает нам – это острый джем, после ложки которого мы с Машей полчаса заливаем в себя молоко. Лекси смеется, сверкая белыми зубами, и говорит, что это совсем не острая еда. Ее темные глаза, большие и до странного широко открытые, миндалевидные, светятся теплом, и я замираю в осознании ее красоты.
Испанка приезжает с шумом и грохотом, мы подскакиваем на кроватях в 5 утра, она громко извиняется, смешно картавя, улыбается открыто и много, и занимает ванну на два часа.
Микроволновки не хватает на четверых, и мы покупаем себе кукер – маленькую мультиварку с двумя режимами. Готовить становится проще, но теперь с самого утра пахнет невозможно острыми специями, и я неделю просыпаюсь от своего же чихания. Лекси варит себе китайские супы и иногда пытается угощать нас. Мы вежливо отказываемся: не хочется бегать за молоком каждый день.
Человек устроен так, что быстро привыкает даже к самым сложным условиям. Через неделю я уже не чувствую, что мне некомфортно, готовлю себе омлет в чашке на завтрак, кипячу воду в маленькой кофеварке, чтобы заварить чай. Громко ругаюсь с испанкой через стенку, выгоняя ее из ванной, чтобы успеть собраться. Шумно и весело.
Иногда мы все вместе смотрим фильмы, и я показываю нашим соседкам «Обыкновенное чудо» на английском. Им нравится, и в следующий раз они показывают что-то свое, и я понимаю, что культурный обмен выходит на новый уровень. Стереотипы здесь не работают. Они другие, да, это чувствуется кожей, но не в том смысле, как это видится из России. Это тоньше: они думают по-другому, в их мире нет того, что очевидно для нас, зато и мы тоже делаем странные в их понимании вещи. Но мы уживаемся вместе, притираемся друг к другу, принимаем и перенимаем чужие привычки.
Я больше никогда не смогу думать о национальностях в общей массе, но отдельные люди, их образ мысли – это начинает интересовать меня безмерно. Мне хочется стать не только русской; впитать в себя солнце Испании, ее порывистость и громкость, какую-то внутреннюю тишину и древность Китая, его постоянную невысказанность и глубину. Хочется суметь думать, как они, и я ощущаю эту пропасть, которую не перешагнуть за три месяца, но можно хотя бы посмотреть на другую сторону через телескоп, без стены искажений и предрассудков.
Стиральной машины у нас в номере нет, и стирать вручную у нас запрещено, поэтому мы с Машей копим одежду, и два раза в неделю по очереди ходим в отельную прачечную, где за четвертаки можно постирать и высушить белье. Две промышленные стиральные машины и две сушилки стоят в маленькой душной комнатушке без окон, но уходить, пока стирается белье, нельзя. Я сижу там пару часов, пытаясь настроить громкость наушников так, чтобы за равномерным гулом расслышать то, что происходит в сериале.
Если интернет работает плохо, то я погружаюсь в вязкое состояние скуки, из которого нет выхода, и кажется, что время исчезает, и не было ни начала, ни конца, и всегда было только это: гул, и скука, и вязкость.
Иногда мы ходим стирать вместе с Лекси, и тогда время летит совершенно незаметно. Она смеется над моими ошибками в английском, показывает мне фотографии своих родителей и собаки – смешной болонки, – рассказывает и расспрашивает о жизни. Она единственная из иностранцев может выговорить «Ася», не превращая его в «Асъя», мне же совершенно не дается ее настоящее, китайское имя.
– Синьчжи? Шиньчжани? Сшиньчджи? – спрашиваю я с нарастающим отчаянием.
– Да нет же, нет! – она смеется и еще раз повторяет это шипяще-свистящий набор звуков.
– Я сдаюсь, я никогда это не произнесу, – клятвенно обещаю я и тут же нарушаю свое обещание новой порцией попыток.
Понять, что стирка окончена, можно только по внезапно наступающей тишине. Теперь надо вытащить все и положить в сушилку, и снова шум, и снова ожидание. Одежда портится от некачественного порошка и жесткой стирки, и я понимаю, что мне надо будет купить много новых вещей после поездки. Футболки растягиваются, на платье появляются катышки, и я гадаю, сколько еще они протянут прежде, чем надо будет искать здесь торговый центр. Они держатся еще пару недель, а потом мы узнаем, что недалеко есть аутлет, и заказываем туда такси.
Торговые центры здесь совершенно не похожи на наши: много магазинов собраны вместе под открытым небом, и это больше похоже на парк или рынок, с лавочками и деревьями между магазинами. Ходить здесь можно только в хорошую погоду, и я начинаю понимать, почему американцы любят шоппинг: тебя как будто не заставляют ничего покупать, ты просто вышел на прогулку, и по ходу видишь красивые вещи, какие-то хочется себе.
Продавцы не навязывают тебе свое общество, но ты чувствуешь их присутствие и то, что они всегда готовы тебе помочь; это приятно, и ты расслабляешься в этой атмосфере. Я впервые с удовольствием примеряю одежду, кручусь перед зеркалами в просторных примерочных, щупаю ткани и не думаю о деньгах. Нам платят много, особенно по российским меркам, и я могу наконец-то тратить их по своему усмотрению. Мне не надо никого спрашивать, могу ли я купить что-то, и я понимаю, что больше никогда не смогу зависеть от родителей и их денег, и уже начинаю думать, где буду работать по приезде.
Я не хочу терять это ощущение свободы, которое медленно зарождается и воспитывается во мне здесь. Не хочу терять легкость, с которой я прошу, или хочу – и делаю то, что хочу.
Продолжение следует
Впервые опубликовано здесь
#литература #повесть #путешествие #сша