На Руси, как известно, дорог нет, а есть только где проехать. И то – не везде. Нет, конечно федеральные трассы, регулярно пожирающие бюджетные деньги, как киты планктон, выглядят более-менее, мало ям – капканов для подвески, освещение, рестораны, бензоколонки и всё такое. Но вот если съехать в Россию…
В одном не такой уж затерянной деревне Косогор Белоевского сельского поселения в Коми было почти всё, что нужно для жизни – электричество, сельпо, а в самом Белоево – административном центре и медпункт, прям напротив милиции. После драки всегда был выбор, куда идти – к медикам или к ментам. Правда, если не было совсем уж несовместимых травм, выбирали магазин. Всё, как у людей. Не было только дороги. Что там дороги – не было даже, где проехать, осталось только направление. И это направление заканчивалось как раз между хатами Василия Ярового и его соседа, угрюмого спившегося аккумуляторщика с Ухтинского газового завода. Сосед был не буйный, но вредный. Буйного-то можно успокоить, увещеваниями или лопатой, или тем и другим, а вот вредного как обезвредишь? Василий был уже пенсионером, крепким, да вот, как оказалось, больше наружно, внутри-то подтрухлявилось уже. Суставы начали не только скрипеть, крошиться. Вот в Кудымкаре - райцентре - назначили уколы в колени – хошь-не-хошь, а два раза в неделю мотаться за 30 вёрст. А на чем мотаться-то? На ногах уже не дойдешь, их самих на чем-то везти надо было. Так и было на чем – старый советский «Юпитер» с коляской служил надежно, как и всё советское. Василий разве что менял шины раз в три года, да вот недавно потребовался аккумулятор зарядить – зажигание чего-то забарахлило, подсадил. Пришел к соседу, тоже Василию, тот с порога:
- Дак…сперва ставишь четверть, потом гляну.
Василий призвал было к совести, но та у тёзки-соседа подсела, как давешний аккумулятор.
- Пень старый, сказал же – без банки не приходи.
И дверь назло перед носом захлопнул, так что Василий чуть с порога не упал.
Вот что тут сделаешь. Четверть-не четверть, но пузырь можно было поставить - опосля работы. А так – запьет на три дня, да после гашеным* снова водку вымогать начнёт.
Но, как говорится, соседей и родителей не выбирают. Других родителей Василий себе и не желал, другой жены не желал, тем более её родители ему выбрали, он сам на баб робкий был. Детей не прижили, все теперь на погосте рядком, один Василий Степанович на белом свете мыкается. А вот соседа перевыбрал бы с огромным желанием. Ведь зло живёт человек, и, главное, беспросветно зло, от запоя к запою. А пьяным – нет, чтобы подобреть, так еще пуще злой, прям слышно, как желваки под щетиной ходят. Но на буйство зло своё не расходовал, не барагозил, будто копил для чего-то, для мести какой или войны. От этой сдерживаемой злости она была еще страшнее. Буйный, он много горя принести может, дом поджечь может, покалечить или убить даже в беспросветной драке, но охолонится, кается, отступает от буйства своего, винится, зароки дает. А сосед зло в себе копил, как копят тротил для взрыва породы, лелеял, душу в нём вымачивал, чтобы задубела. Такой если что причинит – сознательно и безотступно. Давно он тут поселился, говорили про него разное, что, мол, на заводе воровство организовал, за то и погнали. Была и обратная версия. Дескать, не давал воровать, за что и нары чуть не загремел. Но не загремел, отходили где-то за цехом арматурой, на том и кончилось, а с завода выжили. Продавщица же сельпо Аглая стояла твёрдо на том и ручалась своими знакомствами в милиции, что «этот дикошарый»** убил любовника своей жены из заводской бухгалтерии. При этом в зависимости от Аглаиного настроения то выходило, что в бухгалтерии работала жена, то любовник, а то оба вместе. Количество «жертв» обманутого соседа в разных версиях тоже разнилось – от одного до трёх. В самом кровожадном варианте, под нож – на орудии убийства Аглая стояла твёрдо – попали, кроме жены и любовника, ещё и сосед по коммунальной квартире, который за них вступился. Убивал – не убивал, сидел – не сидел, а неприятный был человек.
Но главной проблемой был не аккумулятор, он все-таки еще работал и можно было завестись, да поехать, но вот как ехать, когда дороги нет. В прямом смысле – как начнёт дожжать***, так то, что в сухую погоду смахивало на колею, теряло свои края и превращалось в месиво. И хоть зыбанский**** ветеран «Юпитер», а и тот не проедет.
И вступил Василий, сам того не ведая, на скользкую дорожку – решил он эту колею укрепить и сделать хоть какую-никакую, а дорогу. Но дороги в России делать и, наоборот, портить, разрешено только государству. Вот Василий этому, нашему, бишь, государству через то дорогу и перешел. А сделал-то что – натащил из сарая припасенного когда-то горбыля, да втоптал по колее до выхода из деревни, там уже повыше шло, не так ухлюписто. Втоптал, значит, да «Юпитером» вручную – без завода – утрамбовал. Ничего получилось, колёса не тонули. Прошелся еще раз, поправил кое-где, потом завёл своего «коня» и поехал за здоровьем.
Когда Василий с уколотыми коленями зарулил в последний поворот от дома, сразу увидел канарейчатый милицейский «УАЗик» с включенными проблесковыми огнями. «Ага, допился всё-таки сосед, забирают», - мысль была злорадной, и Василий её притушил. Может, случилось что, а он беде чужой радуется. Но, когда он заглушил мотоцикл у крыльца, открылась дверь «канарейки» и два помятых милиционера направились именно к нему. Василий прищурил глаза, здороваться первым не стал. Менты тоже не стали. Спросили фамилию, имя отчество, Василий подтвердил. Помолчали. Милиционеры явно ждали, что гражданин начнет искательным тоном интересоваться, что случилось. Но Василий четыре года служил на Балтийском флоте и юлить не привык.
- Дак жалоба на вас, гражданин, - начал тот, кто постарше – капитан.
- На что это? – удивился Василий. – Скорость превысил где?
Он тут же сообразил, что на превышение скорости жалоб не поступает, а поступают только штрафы, но исправляться не стал.
- Не, - потопал сапогом о горбыль другой, старлей, - вот на это.
Василий проследил за сапогом, но ничего не понял.
- Доски, - пояснил капитан.
- Что доски? Это мои доски, неворованные. На лесопилке еще три года как договорился.
Менты переглянулись. Было заметно, что у них помяты не только лица и форма, но и души – от вчерашнего. Не то, чтобы на четырёх костях, но по глазам понятно. Хотя профессионализм не пропьешь – запаха никакого не было. Им хотелось в пивную, а не сюда, в глухомань – объяснять что-то неразумному старому селянину.
- Именно, что твои. Ты их сюда накидал? – почти равнодушно спросил старлей.
- Я! - Гордо подтвердил Василий. – А то как проехать-то?
- Вы, гражданин, создали помехи в дорожном движении. – Уже недовольным тоном возвестил капитан и ткнул пальцем в направлении Василиевого живота. – Оформлять будем.
Василий давно так не удивлялся, но виду не подал, только поскрёб серебристую бороду.
- В чем помехи? Тут дороги-то нет, ты сам глянь!
Капитан никуда глядеть не стал, достал из машины бланк и начал привычно заполнять бумажку. Старлей закурил и, наоборот, поднял глаза от земли, куда указывал Василий, на дерево, где шумно повздорили грачи.
Василий понял, что сейчас от него убудет.
- Э, погоди начальник. Ты сам-то сюда, к дому моему по чему проехал, а? По досочкам моим. А не было бы их, вона – застрял бы там, за поворотом. Так как я мешаю движению, когда помогаю, а?
Старлей вбросил окурок в грязь.
- Сигнал на тебя, папаша. Обязаны реагировать.
- Какой еще сигнал? От кого?
Старлей указал подбородком на соседский дом.
Василий оторопел.
- Что? Васька – сосед ли чё ли*****? Эта алкашня? Этот Лёся Кунгурский******? Да у него никакого транспорта отродясь не было, даже велосипеда! Лошадь и то голодом уморил! Какие ему тут помехи, а?
Старлей усмехнулся. По молодости его еще что-то в жизни забавляло.
- Он за другое. Огонь от досок может пойти, сгореть боится.
Василий снова почувствовал боль в коленях, словно и не кололся сегодня. Посмотрел на соседский дом так, что от презрения во взгляде по-хорошему должны бы были лопнуть стёкла. Но не лопнули.
- Вот тут подпишите. – Капитан протянул документ и ручку.
Василий ручку не взял, а взял саму бумагу с грозным названием «Протокол об административном правонарушении» и стал вдумчиво читать. Он знал, что на это уж он имел полное право. Когда Василий дошел до слов: «Гражданин Яровой Василий Степанович создал помехи в дорожном движении путем загрязнения дорожного покрытия и создал угрозу безопасности движения», то сдержаться не смог – захохотал в полный голос.
Капитан смотрел на него спокойно – он понимал, что смейся-не смейся, а от наказания не уйти.
- Нет, ну умора. Тут кроме меня никто не ездит, я, значит, свой же горбыль в колею положил, чтобы на твёрдый грунт выехать, и через это себе помехи создал? Так получается? Ну вы придумали бы хоть что поумней!
- Гражданин – э – Яровой, - печально произнёс капитан. – Вы подписывать будете?
- Эту чушь? – Василий тоже посерьёзнел и сунул листок капитану обратно. – Про то, что я досками грязь загрязнил? Не буду!
Капитан покачал головой, спрятал бумажку, и молча сел за руль.
- Зря ты, батя, ерепенишься. Мы твой горбыль на телефон сфоткали, всё на суд пойдет. Штрафа меньше не будет, а вот хлопот много больше выйдет, - уже почти дружелюбно заключил старлей и с лязгом закрыл дверцу.
Менты уехали, утрамбовав деревянное покрытие еще глубже. Василий снова поскрёб подбородок. Две застарелые русские беды дополнились третьей –ментами – и образовали типичный русский треугольник, где все углы тупые. В середине этого треугольника красовался большой вопросительный знак, обозначающий классический русский вопрос – что делать? Ответ на другой вечный вопрос – кто виноват? - был предельно ясен: виноват он.
Получалось, что делать ничего не надо. Горбыль обратно вынимать, - так уже не поможет, вон, сфотографировали уже. И в райцентр ездить все-таки нужно как-то. Соседу стекла разбить? Так он в отместку в его дом петуха пустит. Хотя пожара боится, говорит. Не, не пустит. Но пакость все одно знатную учинит. Но и плыть по течению Василий не привык. Старлей про суд сказал. Вот он на суде за правду и побьётся. Небось, судьи тоже люди.
Василий завел свой «Юпитер» в сарайчик, протер специальной тряпочкой бензобак, ящики, крылья, сидение и приборный щиток, долго протирал фару, как будто это была не фара, а морской прожектор, который в штормовую ночь обязательно нужно увидеть моряку. Василий любил порядок в вещах. По флотской привычке, конечно, но и, наверное, потому еще, что в людях порядка никакого не осталось. Так, вода одна. А в людях, которые порядок охранять должны, так и вообще - пена.
Слабым судьба подставляет плечо, сильным – подножку. Василий это понял через месяц – на суде. Штраф в пять тысяч рублей судья, который «тоже люди», оставил без изменений – и заняло это «без изменений» всего пять минут. По тыще рублей за минуту. За эти недешевые минуты Василий только и успел, что тыкнуть пальцем в фото «испорченной дороги», которая представила какая-то молоденькая прокурорша, указывая на доски, да рассмеяться на опасения соседа за пожар. Судья – плешивый мужчина в потёртой мантии и старомодных роговых очках – захлопнул папку с листочком, с которого он читал своё постановление и, не взглянув в сторону «сторон», удалился в свою комнату. Василий вышел первым, оставаться на лишнюю минуту на поле проигранного боя не хотелось. За спиной сосед оживленно обсуждал дело с кем-то из своих, кого он притащил как свидетелей. Как бы гости соседа, которые показали, что проезжают к нему в любую погоду без всяких проблем. Василий их никогда не видел – они были не из их деревни. Своих свидетелей у Василия не было – в гости к нему никто не ездил. Да и что могли бы показать такие свидетели – что они застряли в весенней грязи?
На лестнице возник какой-то шум. Через минуту, прижав его к стене, конвой провёл к тому же судье какого-то арестованного в наручниках. Арестованный был в спортивном костюме, теребил скулами жвачку, смотрел нагло и весело, и вдруг по-свойски подмигнул Василию. Тому даже захотелось подмигнуть в ответ. За конвоем хвостом увивались журналисты с камерами и микрофонами.
- Наверное, знаменитый бандит какой-нибудь, - не без участия подумал Василий и хотел было следовать дальше по опустевшей лестнице, но вдруг передумал. Дождавшись, пока мимо него с надутым от победы подбородком продефилировал сосед со своими присными, Василий подошел к журналистам, которых не пустили в зал заседаний. Больше других ему приглянулась конопатая девчушка в жёлтом берете на почти таких же желтых, соломенного оттенка, недлинных, по уши, волосах. У «соломенной» девушки во рту была жвачка, в руке микрофон, она готовилась что-то говорить в камеру, загнездившуюся на плече могучего, как дуб, оператора. Василий немного удивился, как она, жуя, будет вещать, но корреспондентка только спросила, хороша ли картинка, и равнодушно уселась на единственный свободный стул. Отложив микрофон, она вытащила телефон, и Василий уловил момент – сейчас или никогда.
- А вы знаете что? – Спросил он «соломенную», абсолютно не представляя, что ей нужно знать и что он собирается сказать дальше.
Девушка подняла васильковые глаза, веснушки заиграли маленькими солнечными зайчиками. Василий невольно залюбовался её лицом и совсем забыл, что он хотел сказать.
- И? – С вялым недоумением протянула корреспондентка. Но через секунду недоумение сменилось оживлением.– Вы что, свидетель? Что-то можете сказать по делу? Она даже взяла в руку отложенный микрофон. На нём Василий прочитал название одного из самых что ни на есть центральных телеканалов.
Как возможный свидетель - видимо злодейств этого веселого бандита - он вдруг её заинтересовал. Василий сообразил, что удаче мешать не нужно, и дождался, пока оператор снова водрузит камеру на могутное плечо и направит её акулий глаз прямо ему в переносицу. Девчушка встала чуть левее.
- Так. Смотрите на меня, в объектив смотреть не нужно, я буду задавать вопросы, отвечайте коротко, не мямлить, не экать и не кашлять.
Жевачки у «соломенной» корреспондентки уже не было, и даже веснушки пригасли. Наверное, во время репортажа журналисты как-то генетически меняются.
– Сначала представьтесь. И вот, ваши персоналии сюда запишите. – Она протянула бумажку и ручку. Василий записал фамилию и зачем-то полный адрес.
– Вася, камера окейно? – спросила журналистка у ражего оператора.
Вася молча кивнул.
- Ну, начали. Итак – как вас зовут, откуда вы приехали на этот суд, который по праву может стать сенсацией этого года? – Корреспондентка сунула ему под нос микрофон.
- Смотри-ка, и тут Вася, - подумал Василий.
Еще подумалось, что надо бы разузнать, что за суд такой знаменитый, и кого вообще судят. В новостях он чего-то такого не отмечал.
- Э..э… дак зовут меня… вон, как его.. Василием кличут, - язык у него одеревенел, словно акулий глаз его заколдовал. – Из деревни… Косогор называется.
Корреспондентка терпеливо ждала.
- Так вот, - вдруг воспрял Василий, - где это видано, чтобы за я… за то, что дорогу починил… ну, привел в порядок чуток… у нас же грязь непролазная, нет дороги в деревне-то… а мне штраф влупили за помехи в движении. А какое там движение – трактор завязнет, не проедет.
Васильки в глазах журналистки стали вянуть, но Василий неожиданно для себя раздухарился.
- А Президент, что по асфальте на «Калине» ездит… он бы тут на танке проехал бы… всяко…по досочкам моим. Деньги вона крадут, - Василий сам не зная, почему, показал назад, на дверь, за которой судили Веселого, - дороги не делают, так еще штрафуют тех, кто делает. Ну, чинит хотя бы! И где тут закон, я вас спрашиваю? Справедливости нет, так закон где? Управа где? Закона нет, управы нет, дорог нет! Какие судьи, такие и дороги! Не подъехать!
На последних словах девчушка хмыкнула. За его спиной началась какая-то возня, открылась дверь в судейскую комнату и вся журналистская стайка ринулась внутрь. Василий заметил в открывшийся проём, что Весёлый уже не улыбался.
- Получил, наверное, по заслугам, - немного жалостливо, будто подсудимый был его добрым приятелем, подумал Василий, и пошел к выходу. Было ясно, что теперь он точно никакого интереса не вызовет.
Но через три дня обнаружилось обратное. Сначала он и не понял, откуда вдруг появились в его горбыльном тупике трактор и самосвал. Еще больше он не понял, когда самосвал вывалил кучу битого кирпича и трактор стал разравнивать его по дороге до самой его калитки.
Василий, конечно, подошел к трактористу с вопросом.
- А хрен его знает. Мне начальство сказало, я ровняю, чего сказали.
- Да как так-то! Ровнял бы землю, кирпич-то на что? Битый тем более – как по нему ездить-то?
Машинист пожал плечами и закрыл кабину. К сумеркам дорога на глазах высыпавших поглядеть на такое диво жителей превратилась из земляной в каменную. Клятый сосед долго играл щетинистыми желваками на крыльце, но ничего так и не сказал – сплюнул, да закрылся в доме.
Василий же стоял у дороги, пока в небе совсем не загустело. На землю удивлённо смотрела невыспавшаяся луна. Кирпичный бой серебристой лентой уходил куда-то в загадочную Русь. Было необычно и красиво, но выводить на них родимый «Юпитер» он бы не стал – шины могли лопнуть, как воздушные шарики.
Только из вечерних новостей Василий с изумлением понял, что «соломенная» корреспондентка все-таки выдала его историю в эфир. На фоне его фотографии какая-то кудымкарская начальница заверяла, что дорога уже почти исправлена, и с завтрашнего дня в деревне Косогор начнутся работы по раздроблению боя кирпича и его укладке. Василий не поверил. И правильно сделал – никакой дорожной техники больше в деревне не видели. В больницу он пока ездить перестал, колени ныли всё настойчивее, но как местная знаменитость стал пользоваться почетом у односельчан и ощущаемым успехом у продавщицы Аглаи. Теперь в сельпо у него был серьёзный кредит и обслуживание без очереди. А что касается дороги… сельчане потихоньку растащили кирпичный бой себе – кто на фундамент, кто на дорожки, кто на дренаж, а сосед – про запас, из жадности и обиды. А как на целую неделю задожжало, в дороге сама собой образовалась проходимая колея без острых каменных граней. Где-то даже размыло до его родного горбыля, с которого всё и началось. Путь к эскулапам был открыт. Василий вывел свой верный «Юпитер», прошелся маленько вперед, убирая последние кирпичные осколки и подумал, что хуже всего на Руси – менять что-то к лучшему. Особенно то, чего нет. Дороги, например.
*Гашеный – в состоянии алкогольного опьянения, уставший (перм. диалект).
**Дикошарый – буйный, со странностями (перм. диалект).
***Дожжать – дождить (перм. диалект).
**** Зыбанский –классный, отличный (перм. диалект).
*****Ли чё ли – местный оборот в конце предложения (перм.диалект).
****** Лёся Кунгурский – неадекватный мужчина (перм.диалект).
©Дмитрий Дарин, 2021
#дорога #русская дорога #жизнь в россии #родное #родина #суд #протокол #ремонт дороги #дмитрий дарин