– Николай Максимович, ваше премьерство в Большом театре сказалось на вашем характере? Насколько вы подвержены «звездной болезни»? Насколько вы любите изображать из себя неприступного артиста высокого полета, неземного, не такого, не этакого, с капризами и так далее.
– Вы знаете, мне об этом тяжело судить, потому что я себя со стороны не вижу, и знаете, на каждого человека ты производишь определенное впечатление. Но, конечно, характер изменился очень сильно, потому что я премьером стал очень рано. Для Большого театра это просто неслыханно рано было в те годы, когда я туда пришел.
– Сколько вам было? Сходу?
– Да. Сходу стал танцевать все, но официально ставку мне дали в 21 год и причем, как я получил эту ставку уже – я перепрыгнул всю лестницу – иерархическую. У меня не было постепенного повышения. У меня с самого низа было на самый верх. Другое дело, что мне всегда приходилось очень сильно обороняться.
– От кого?
– От коллег. Все-таки театр, любой театр – не только Большой, любой – это естественный отбор. Или ты съешь – или тебя съедят. Конечно, тут характер меняется очень сильно.
– То есть вы научились есть окружающих, чтобы они не съели вас?
– Ну, по крайней мере – покусывать, чтобы они не заходили на мою территорию, конечно.
– То есть свою территорию вы, что называется, сразу определили и никого туда уже не допускали?
– Не допускаю.
– Значит ли это, что вы обладаете достаточно жестким характером, умением вести интригу, что необходимо в таком организме, как театр и так далее.
– Наверно, можно так сказать. Любой человек, который занимает такое положение в театре – про всех это можно рассказать.
Из интервью 2005 года (продолжение следует)