Надежда Петровна была очень умной женщиной, в советское время с красным дипломом окончила престижный столичный институт, и приехала в провинцию по распределению. Устроилась на работу сразу начальником отдела. Миловидная, и фигурой Бог не обидел, но не умела себя подать, была эдаким синим чулком, серой мышкой. На работе ее ценили и уважали, а вот с личной жизнью не ладилось, хотя было уже под тридцать.
На танцульки не побежишь, возраст не тот, да и подруг для танцулек не было, все замужем, с детьми. И только она одна. Но счастье улыбнулось и ей в виде нескладного, худенького, невзрачного мужичонки ее возраста. И ребеночек вскоре появился у них, сынуля ненаглядный, весь в маму. Это и стало смыслом всей ее жизни: муж и сын.
Изредка на работу Надежда Петровна являлась с фингалом под глазом, Стыдно было начальнику с фингалом, но всегда были объяснения: ударилась об косяк, налетела на грабли (у нее был домик в деревне). Вернее, не у нее, а скорее, у мужа. Хотя и был домик приобретен на ее деньги, но заправлял там муж. Развел пасеку и сидел там, периодически донимая ее просьбами купить какой-нибудь крутой хозяйственный инвентарь, или машину обновить, вместо старой новую. Да много хотелок у него было. И ни в чем он отказу не знал.
А у самого мужичка денег не водилось. Начались лихие 90-е, и фабрика, где он работал, благополучно развалилась. Но Надежда Петровна для своего любимого мужа Петеньки ничего не жалела, лишь бы делом занимался, да не приведи Господь, ущемить его мужское достоинство, что не добытчик он. Но Петенька от таких мыслей не страдал, самомнение у него было на высоте.
А Надежда Петровна «пахала» за себя и за того парня. Начался торговый бум, и ее услуги как грамотного бухгалтера, экономиста были нарасхват. После работы, она горбатилась по дому, в огороде, жили они в частном доме, делала закрутки, по выходным ездила к Петеньке помочь в деревне. Не жаловалась, любимые и ненаглядные мужчины: муж и сын, ради них и жила.
Каждую копеечку складывала, но не скопидомствовала, средства позволяли жить прилично.
Сын вырос и уехал в другой город.
Беда пришла откуда не ждали: заболела она сильно, но рук не опускала, лечилась, работу не бросала. Работала до последнего дня, до последнего вздоха, даже, когда в глазах темнело от нестерпимой боли, и не могла она уже спуститься со второго этажа дома на первый. Просила только Петеньку принести покушать. Петенька трясся от злости, поднимался и совал ей какой-нибудь полуфабрикат. А сам сидел на лавочке около дома, попивал дорогое пивко с рыбными деликатесами, мечтательно щурился на солнышко, вдыхая сладкий аромат белого налива, висящего на деревьях (стояло бабье лето), и мечтал, что вот умрет Надежда-то Петровна и станет он жить с Машенькой. Была у него зазноба, молодая, веселая, разбитная, не то, что Надька – скукота одна.
Надежда Петровна о зазнобе знала, узнала перед самой болезнью. С мужем давно уж личных отношений не было, отговаривался он немощью мужской, болезнями, перенесенным в детстве, да в армии. А оно вот какие болезни оказывается. Скандалы были. Ей бы уйти от Петеньки своего, куда он без нее, но не могла, любила она его, за всю жизнь другого у нее никого не было.
И ненависть поднималась у нее сердце. Думала, вот она умирает, а все, что она приобрела, все, чем жила, достанется сопернице. И ясно видела, что ждет Петенька, не дождется ее смерти. И любил ли он ее, как она его?
И горько ей было. Умерла тихо, вечером впала в забытье, и ночью ее не стало.
Остался Петенька хозяином в доме. Денег, правда, не было, пенсию он себе еще не заработал, но накопления после Нади остались, жить можно. Пивка дорогого с деликатесами не попьешь, конечно, но можно и самогоночки согнать. Вечером Машка приходит, с ней повеселится, да на неостывшую постель покойницы отправляются.
И вот как-то поставил он самогон гнать, а сам на улицу вышел, к соседу. И вдруг раздался страшный взрыв, это самогонный аппарат взорвался, Начался пожар. Петенька бросился к дому. Дом полыхал огромным пламенем, слышен был треск огня, через который насмешливо звучал голос Надежды Петровны: «Гори, гори, все гори дотла, как моя жизнь, как моя любовь и надежды»... В клубах дыма Петенька ясно увидел ее силуэт, в белом одеянии, парящий на клубами черного дыма. Но чернота не затрагивала ее, наоборот, силуэт становился ее белее и отливал серебристым отливом.
Пока приехали пожарные, от дома остались одни головешки. Машка вечером пришла, носом покрутила, все добро сгорело, все шубы, наряды покойницы, драгоценности, все там сгинуло. Не успела она утащить все в свою квартиру. Такая вот досада.
А Петенька стоял, и молча смотрел на белый, прозрачный силуэт, а в ушах звенел Надин голос: «Не хотела я этого, Петенька, но не дождался ты и девяти дней после моей смерти, привел на мою кровать соперницу. Уж не обессудь.»
Сунулся было к Машке на житье, так от ворот поворот получил. Хорошо, домик в деревне остался. А жить на что? Устроился дворником в городе. Утром пять километров пешком до работы, да назад, платят мало. С Надюшей-то гоголем ходил, красавцем себя считал, а тут к какой не подойдешь знакомиться, рыло кривят.
ВОТ ТАКАЯ СУДЬБА.