Во время Великой Отечественной войны Алексей Александрович Кузнецов был 2-ым секретарем Ленинградского обкома партии.
Во время достаточно частых отъездов Жданова из Ленинграда Кузнецов замещал его в качестве хозяина Смольного.
Именно так произошло и 22 июня 1941 г. Получив известия о нападении фашистской Германии, 2-й секретарь собрал срочное совещание партийного актива, на котором были выработаны наиболее срочные мероприятия по обеспечению безопасности города. Узнав об этом, Сталин отправил ему письмо, заканчивающееся ободряющими словами: «Алексей, Родина тебя не забудет!» После возвращения Жданова из Сочи (27 июня) Кузнецов по-прежнему оставался одним из главных организаторов и «душой обороны Ленинграда».
Как утверждают авторы сборника «Руководители Санкт-Петербурга» (под редакцией А. Л. Бауман), Кузнецов занимался фактически всеми проблемами блокадного города и его жителей. Он был заместителем председателя Комиссии по вопросам обороны Ленинграда, председателем комиссии по созданию оборонительных сооружений вокруг Северной столицы, председателем продовольственной комиссии, а также членом советов нескольких флотов. Если верить Симону Себаг-Монтефиоре, автору книги «Сталин. Двор Красного монарха», Кузнецов стал настоящим народным героем. Он получал точно такой же паек, как и остальные блокадники, но при этом работал круглыми сутками. Для того, чтобы поддержать моральный дух бойцов, Андрей Александрович обходил траншеи и окопы вместе со своим 4-летним сыном Валерием. Дочери и жена Кузнецова уехали в эвакуацию, а мальчик остался с отцом именно для упомянутой цели.
«В роли «хозяина» Ленинграда Кузнецов в каком-то смысле даже затмил Жданова, у которого частенько наблюдались «моменты слабости»» - утверждают авторы сборника «Руководители Санкт-Петербурга».
И тому есть подтверждение.
В одной из статей историк Владислав Кутузов упоминает любопытную сцену:
- В годовщину освобождения Ленинграда от блокады на устроенном по этому случаю банкете один из его участников подошел к Андрею Жданову (во время войны Жданов занимал должность первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии) и заявил: «А все-таки работали по обороне нашего города не вы, а товарищ Кузнецов. Вы больше сидели в Москве!» Возмущенный Жданов вышел в другое помещение. После этого секретарь райкома признался Кузнецову в любви: «Мы любим вас, Алексей Александрович, больше, чем Жданова».
Кузнецов также был членом военных советов Балтийского флота, Северного и Ленинградского фронтов, 2-й ударной армии и в 1943 году получил звание генерал-лейтенант.
За период войны награжден орденом Ленина, орденом Красного Знамени, орденами Кутузова 1-ой и 2-ой степеней, орденом Отечественной войны 1-ой степени.
13 августа 1949 года был арестован по «Ленинградскому делу» вместе с М. И. Родионовым и П. С. Попковым в кабинете секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова.
Моя предыдущая статья называлась «Заклятый враг государства» и рассказывала о «Ленинградском деле». Его главные фигуранты Кузнецов Алексей Александрович -секретарь ЦК ВКП(б), Попков Пётр Сергеевич — первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), Вознесенский Николай Алексеевич — председатель Госплана СССР, Капустин Яков Фёдорович — второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б), Лазутин Пётр Георгиевич — председатель Ленгорисполкома и Родионов Михаил Иванович — председатель Совета министров РСФСР были приговорены судом к высшей мере наказания и спустя час после оглашения приговора расстреляны.
В процессе ее подготовки меня удивило то обстоятельств, что в проекте обвинительного заключения представленного вождю Маленковым Сталин изменил очередность в «расстрельном списке».
На его полях Сталин написал: «Во главе обвиняемых поставить Кузнецова, затем Попкова и потом Вознесенского».
Казалось бы, какая разница, в какой очередности шестеро приговоренных к высшей мере наказания проследуют к месту своего расстрела.
Ан нет, для Сталина это почему то было важно.
Почему?
Вторым секретарем Ленинградского горкома 32-летний Кузнецов стал в знаковом для страны 1937 году. Алексей Александрович принял самое непосредственное участие в реализации на территории Ленинградской области приказа НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года, которому я посвятил статью «Апофигей репрессий. Приказ № 00447». Кузнецов входил в состав так называемой тройки, внесудебного органа, сотрудники которого решали судьбы «антисоветских элементов».
Этим кощунственным приказом Ленинграду с областью предписывалось репрессировать по первой категории 4 тысячи человек.
Второй раздел этого умопомрачительного документа устанавливал, что все репрессируемые кулаки, уголовники и др. антисоветские элементы разбиваются на две категории:
а) к первой категории относятся все наиболее враждебные из перечисленных выше элементов. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках — РАССТРЕЛУ.
«В силу своего высочайшего политического положения Андрей Александрович Жданов – рассказывает доктор исторических наук Кузнечевский - не мог, естественно, не принимать участие в формировании этих свирепых внесудебных «чекистских троек», тысячами отправлявших людей под расстрелы, в тюрьмы и концлагеря, но сам себя в эти тройки никогда не включал, уступая эту «почётную должность» своему первому заместителю А. Кузнецову. А тот в буквальном смысле «землю рыл», чтобы попасть в состав этих троек и постоянно стремился инициативно включать в число жертв всё новых и новых людей. Известны случаи, когда Жданов увещевал своего заместителя умерить пыл в этом отношении».
Ленинград, как и все другие регионы страны установленную приказом норму перевыполнил.
По статистике, собранной составителем и редактором «Ленинградского мартиролога» Анатолием Яковлевичем Разумовым, уже к концу 1937 года в городе и области расстреляли 18 719 человек. В 1938 году репрессии продолжились даже в большем масштабе: расстреляно на территории города и области было 20 769 человек.
Надо принимать во внимание, что в ту пору территория Ленинградской области была значительно больше нынешней: в нее входили нынешние Новгородская, Псковская, Мурманская области. Это означает, что окончательные цифры расстрелянных в Ленинграде и области — в нынешних границах — ощутимо меньше. По оценке Анатолия Разумова, «можно считать, что не менее 10 тысяч уроженцев и жителей территории нынешней Ленинградской области были расстреляны в Ленинграде в 1937–1938 годах».
После войны Член ЦК ВКП(б) с 1939 года Кузнецов по рекомендации Жданова был назначен секретарём ЦК по вопросам кадровой политики партии. Кроме этого Сталин вменяет Кузнецову ни много ни мало контроль над органами безопасности в стране.
Анастас Микоян вспоминает, что именно в этот период во время одного неформального ужина на Ближней даче Сталина, сопровождавшегося немалым возлиянием спиртного, вождь вслед за восклицанием о том, что власть нужно оставить более молодым, прямо сказал, что партийные дела он считает возможным оставить после себя Алексею Кузнецову, а с правительством может справиться Николай Вознесенский. И Хрущёв, и Микоян вспоминают, что присутствовавшие при этом Молотов, Берия, Хрущёв, Микоян, Жданов сопроводили эту реплику Генсека гробовым молчанием.
26 февраля 1947 года очередной пленум ЦК ВКП(б) постановил создать в составе 25 человек Комиссию по подготовке Программы и Устава ВКП(б). Председателем Комиссии был назначен Жданов А. А., заместителем — Кузнецов А. А.
28 марта 1947 г. вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О Судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах», восстанавливающее суды чести в гражданских и военных ведомствах, головных объединениях, комитетах и министерствах. Согласно этому постановлению, в каждом ведомстве создавался особый орган — «суд чести», на который возлагалось «рассмотрение антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке»
Возможно, что «положительный опыт» реализации приказа 00470 стал причиной назначения Кузнецова главным куратором «судов чести».
Историк Кузнечевский утверждает, что «в заседаниях этих «судов» принимал участие весь партийный и государственный ареопаг власти, включая и самого Генсека (Сталин, не экономя времени, часами просиживал на заседаниях).
Начали эти «суды» свою работу, что называется, с «пустяков», с обсуждения промахов в работе руководителей Сельскохозяйственной академии, Министерства геологии, Министерства электропромышленности. Прошёл суд чести в Министерстве высшего образования СССР над профессором Сельскохозяйственной академии Жебраком за то, что тот критиковал своего оппонента Лысенко не в советских изданиях, а на страницах американского журнала Science и т. д. Но очень быстро руководивший этой работой Алексей Кузнецов уловил личную заинтересованность в работе этих судов вождя и перешёл к более серьёзным вопросам. Через «суды чести» прошёл разгром Министерства авиационной промышленности во главе с министром А. И. Шахуриным и главнокомандования военно-воздушных сил во главе с дважды Героем СССР, Главным маршалом авиации А. А. Новиковым («дело авиаторов»); в январе 1948 года суд чести был проведён в Министерстве вооружённых сил. Под суд попали недавние высшие руководители ВМФ — адмиралы Н. Г. Кузнецов, Л. М. Галлер, В. А. Алафузов, Г. А. Степанов. Выправляя работу этого органа в нужном ему направлении, Сталин постепенно выводил дело к тому, чтобы убрать из высшего руководства страны маршала Г. К. Жукова. И как только добился этого, работа «судов чести» стала постепенно затухать».
«Проект Программы партии, - продолжает рассказывать Кузнечевский - написанный под непосредственным руководством Жданова, Н. Вознесенского и А. Кузнецова… в августе 1947-го был представлен Сталину и был им с порога отвергнут.
В это же время на стол Генсека ложится выполненная по распоряжению В. Абакумова «прослушка» МГБ, зафиксировавшая на квартире секретаря ЦК А. Кузнецова разговор с Попковым и Родионовым о бедственном, по сравнению с другими союзными республиками, экономическом положении РСФСР и о желании этих троих создать ЦК Коммунистической партии РСФСР. С этого момента Абакумов взял за правило записывать все разговоры Кузнецова и Родионова и класть эти записи на стол вождя».
13 августа 1949 года Кузнецов был арестован по «Ленинградскому делу» вместе с М. И. Родионовым и П. С. Попковым в кабинете секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова.
4 сентября 1950 года на стол вождю легла бумага за подписью министра МГБ В. С. Абакумова и Главного военного прокурора генерал-лейтенанта юстиции А. П. Вавилова:
“Сов. секретно
Центральный Комитет ВКП(б)
товарищу Сталину И. В.
В документе кроме прочего было написано.
Считаем необходимым осудить всех их Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР, причём основных обвиняемых Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года, — к смертной казни — расстрелу, без права помилования, с немедленным приведением приговора суда в исполнение. Турко — к 15 годам тюрьмы, Закржевскую и Михеева — к 10 годам тюремного заключения каждого.
«По проекту обвинительного заключения, составленному Маленковым, Генсек лично «прошёлся» с карандашом в руке и оставил в нём плотную личную правку. … Вместо Н. А. Вознесенского на первое место вывел Кузнецова, а Вознесенского переместил на третье, написав: «Во главе обвиняемых поставить Кузнецова, затем Попкова и потом Вознесенского».
Маленков и Берия мысли Сталина в «Ленинградском деле» угадали и в проекте закрытого письма к членам ЦК написали прямо:
«Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о необходимости создания РКП(б) и ЦК РКП(б), о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и союзное правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других национальных республик за счёт русского народа. В группе было предусмотрено, что в случае осуществления их планов Кузнецов А. должен был занять пост первого секретаря ЦК РКП(б)...»
Сначала Генсек на полях документа написал, что глава “преступной группы” «ленинградцев» А. А. Кузнецов «злоупотребил доверием тов. Жданова», потом зачеркнул этот пассаж и пометил: «кадровые назначения происходили при поддержке тов. Жданова, питавшего полное доверие к Кузнецову». Потом слово «полное» было им зачёркнуто и заменено на «безграничное доверие». В конце концов, Сталин дважды зачеркнул слово «безграничное», вновь заменил его на «полное» и так и оставил в конечном варианте.
В конечном итоге, Сталин так и не решился направить это письмо членам ЦК, написав на нём: «В архив», — и разрешил начать судебный процесс.
Существуют свидетельства очевидцев того судилища. Одним из таких очевидцев был член Политбюро ЦК КПСС вплоть до октябрьского (1964 года) Пленума ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома в 1950-е годы Ф. Р. Козлов. В 1957 году он лично подробно рассказал Геннадию Куприянову о деталях этого судебного процесса.
Судебное заседание шло 28-30 сентября 1950 года. Часто прерывалось на час-два. Во время этих перерывов председательствующий Матулевич связывался со Сталиным и докладывал детали и подробности о том, как ведут себя обвиняемые.
В первый же день, когда председательствующий спросил А. А. Кузнецова, признаёт ли он себя виновным, тот ответил твёрдо и решительно: «Нет, не признаю!». Не признали также себя виновными и Н. А. Вознесенский, М. И. Родионов, П. С. Попков.
Тогда заседание суда прервали и обвиняемых увели в тюрьму. Через день заседание суда возобновилось, обвиняемых Кузнецова, Попкова, Вознесенского ввели под руки, они были так избиты, что сами уже не могли двигаться. Их усадили в кресла и снова начали допрос. «Признаёте ли вы сейчас себя виновными?» — спросили снова у Кузнецова. Он уже не мог встать и, безжизненно махнув рукой, чуть слышно прохрипел: «Признаю!».
Тем не менее, как видите, биография Кузнецова пока не дает ответа, по какой причине возникла неприязнь Сталина именно к нему - Кузнецову.
Возможно ответ на этот вопрос содержится в эпизоде, приведенном в своей статье доктором исторических наук Кузнечевским.
«Надо отметить, что А. Кузнецов настолько увлёкся этой работой (имеются в виду «суды чести»), что не заметил, как перегнул палку. В конце 1947 года под удар «суда чести» попал побочный сын Сталина, Константин Сергеевич Кузаков. Он родился от связи Сталина во время вологодской ссылки с молодой вдовой Матрёной Кузаковой и был записан на имя мужа, умершего за два года до рождения младенца. После революции Сталин помогал им. По воле судьбы их пути пересеклись. Константин Кузаков стал заместителем начальника Управления пропаганды и агитации Александрова, чиновника, очень близкого к Г. Маленкову. Обвинял Кузакова почему-то секретарь ЦК А. Кузнецов. 29 сентября на собрании работников аппарата на Старой площади в присутствии Сталина Кузнецов выступил с разгромным докладом в отношении вообще чуть не всего маленковского Управления пропаганды и агитации, а акцент сосредоточил на сыне Сталина. Говоря о борьбе с антипатриотизмом, он вспомнил закрытые письма ЦК от 1935 года — «Уроки событий, связанных с злодейским убийством товарища Кирова» и «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского революционного блока», а также другие документы, посвящённые «революционной бдительности». Кузнецов подчеркнул, что «главной задачей в подрывной деятельности против нашей страны иностранная разведка ставит, прежде всего, обработку отдельных, наших, неустойчивых работников». Он привёл много соответствующих примеров, и основной удар был нанесён по Александрову и другим руководителям УПиА. Ключевой фигурой в докладе стал бывший заместитель заведующего отделом УПиА, директор государственного издательства иностранной литературы Б. Л. Сучков, которого обвинили в передаче американцам атомных, секретов, а также сведений о голоде в Молдавии. Кроме того, попытавшись помочь бывшему однокурснику Льву Копелеву, осуждённому на 10 лет заключения за «контрреволюционную деятельность», Сучков написал в его защиту письмо в прокуратуру. Из прокуратуры письмо переслали в ЦК Маленкову, где в аппарате дело было замято. Испуганный Сучков советовался с Кузаковым, не следует ли ему написать покаянное объяснение. Тот советовал подождать, не раскрываться, то есть стал соучастником.
Сталин доклад Кузнецова выслушал молча и не стал вмешиваться в дальнейшие события. 23-24 октября 1947 года «суд чести» рассмотрел дело об антипартийных, поступках, бывшего заведующего отделом кадров УПиА М. И. Щербакова и бывшего замначальника УПиА Кузакова, обвинённых в потере политической бдительности и чувства ответственности за порученную работу в связи с разоблачением Б. Л. Сучкова, которого они рекомендовали в аппарат ЦК. Им объявили общественный выговор. Решением Секретариата ЦК они были исключены из партии. Сучкова приговорили к заключению и освободили только в 1955 году. Возможно, Кузакова тоже арестовали бы, но Сталин не позволил. В дальнейшем сын вождя работал на киностудии «Мосфильм» и на Центральном телевидении СССР главным редактором Главной редакции литературнодраматических. программ. Но отец и сын так никогда и не поговорили друг с другом. Попутно стоит заметить, что если о Константине Кузакове Сталин знал и признал его своим сыном, то второго внебрачного сына (родился в 1914 году от Лидии Перепрыгиной в Курейке Туруханского края) он никогда не вспоминал. Только в 1956 году председатель КГБ СССР Иван Серов сообщил Хрущёву, что внебрачный сын Сталина Александр Давыдов (фамилия отчима) служит в армии в звании майора.
Вообще-то политическая наивность А. Кузнецова в этом эпизоде поражает. Судя по его поведению, он даже не подозревал, что наносит смертельно обидный удар сразу по двум людям, делая их своими смертельными врагами, — Маленкову и Сталину.
А Кузнецову «суд чести» над Кузаковым потом аукнулся в 1950 году, когда Сталин редакторски правил проект обвинительного приговора центральной группе «ленинградцев».