Уважаемые друзья ФиаскоФобы! Приветствуем вас в эти «смутно-микроновские» времена и желаем нам всем беречь себя и своих близких. Мы же, со своей стороны, хотим выразить вам всем глубокую признательность за недюжинный интерес, который вы проявили к нашему первому сюжету о Великом Сергее Есенине. В общем, мы решили не откладывать дело в долгий ящик и продолжить наше путешествие по исповедальным путям Сергея Александровича.
Как вы помните, наше первое расследование мы закончили на эпохе Есенина как «Крестьянского поэта», которое - расследование - оставило у нас ощущение его юношеской «недокрестьянскости». Мы это его качество посчитали признаком фиаско (а как же иначе! На том стоим!), а вот наши читатели, в частности Ольга Никольская, назвала это «сменой образа» и «маркетинговой метаморфозой». Что же, давайте на время примем за основу эту характеристику - «метаморфоза» и посмотрим, сохранил ли Сергей Александрович свои «хамелеоновские» привычки в дальнейшем. А для этого, уважаемые дамы и господа, мы предлагаем вашему вниманию наше видение того, как Сергей Есенин - уже довольно популярный и известный в Царской России поэт - отреагировал на такие «небольшие» социальные потрясения, как Буржуазная и Социалистическая Революции 1917 года. Итак, слово Сергею Александровичу:
Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя - родина,
Я - большевик.
Ради вселенского
Братства людей
Радуюся песней я
Смерти твоей.
«Иорданская голубица», 1918
Чьей же смерти радуется поэт? Неужто «Отчалившей Руси»..? Неслабая такая метаморфоза после «Ой, ты Русь моя, милая Родина»! Да будет нам, не в том наша задача, чтобы талант окритиковывать. Давайте-ка лучше окунемся в историческую действительность начала 1917 года и посмотрим, чем жил и дышал великий поэт накануне грандиозных событий.
Проживал в это время Сергей Александрович в Петрограде, был уже вполне признанным автором и весьма известным в литературных кругах Северной столицы. Шутка ли, сам корифей Питерской поэтики Александр Александрович Блок написал о нём: «Днем у меня рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ... 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные…». С этаким рекомендательным письмом Есенин получил весьма увесистый пендель, который и запустил его на Петроградско-литературную орбиту.
К началу февральских революционных событий 17-го года Сергей Александрович успел уже прометаморфозиться службой в царской армии при… военно-санитарном поезде Царско-сельского госпиталя. Причем! Протекцию «белобрысому парашку» оказал… Григорий Ефимович Распутин, да-да, тот самый, в убийстве которого позже поучаствовал первый (официальный!) муж последней (официальной) жены Есенина… но об этом позже, друзья.
Чем гибнуть на фронте, Сергей Александрович «трубил воинскую повинность» санитаром в Царско-Сельском гошпитале, где отличился стихотворными выступлениями перед царской семьёй (сестрой Императрицы), заполучив в подарок от монарших особ серебряную иконку и Евангелие. А 22 июля 1916 года выступил на концерте уже лично перед Русской императрицей Александрой Федоровной (крестьянский поэт!?), которая назвала его стихи «красивыми, но очень грустными»:
Ах, поля мои, борозды милые,
Хороши вы в печали своей!
Я люблю эти хижины хилые
С поджиданьем седых матерей.
Припаду к лапоточкам берестяным,
Мир вам, грабли, коса и соха!
Я гадаю по взорам невестиным
На войне о судьбе жениха.
«Русь», 1914
Иными словами, даже с большой натяжкой не получается разглядеть ни в творчестве, ни в жизненном кредо (приспособленческая метаморфоза?) молодого поэта какого либо намёка на его свободолюбивые взгляды или народоборческие настроения. Другое дело - пошатнувшийся трон первого Крестьянского поэта на Руси, а также, как это ни странно, заевший Сергея Александровича житейский быт.
Лапотно-косоворотные методы в лирике Есенина понемногу перестают приносить ожидаемые дивиденды - все-таки, стиль а-ля Деревня за пару лет его эксплуатации несколько приелся, и интерес широкой публики к пшенично-голОвому поэту пошёл на убыль. Есенин уехал из Москвы, оставив там нерасписанную жену с сыном, и продолжает жить в Петербурге с… со своим товарищем по цеху староверческим поэтом Николаем (Миколаем) Алексеевичем Клюевым, который, несомненно, поддерживает и опекает своего более молодого коллегу-соседа, но только вот опека его начинает тяготить и сдерживать Есенина, рвущегося к новым вершинам славы, и успеха, и достатка… Причем настолько сильными оказались Клюевские путы, что Есенин, во многом благодаря своему «другу», оказался на грани утери «крестьянской» популярности, более того - даже перед угрозой непечатания! Да что там, популярность непечатная! Он в буквальном смысле остался без гроша и на бобах! Так что, как ни крути, а Революция для Сергея Александровича подоспела весьма кстати, дамы и господа.
Весной 1917 года, то бишь в период расцвета Буржуазной Революции, Сергей Александрович печатал свои стихи на злобу дня в газете «Дело народа», а также нашёл себе работу в редакции газеты «Новая Жизнь».
Не ищи меня ты в Боге,
Не зови любить и жить...
Я пойду по той дороге
Буйну голову сложить.
«Наша вера не погасла», 1916
Нам кажется, что сближение поэта с этими издательствами, а также с литературным альманахом «Скифы», правильнее будет называть ещё одним шагом Сергея Александровича в направлении своей новой «метаморфозы» - из крестьянского поэта в революцию. Готовы пояснить свою мысль - и «Дело народа», и «Новая Жизнь», равно как и «Скифы» - все эти издания были печатными органами партии «Социалистических Революционеров»! Довольно-таки крутой поворот в мировоззрениях, не правда ли? Сам-то Сергей Александрович писал об этом своём жизненном этапе в автобиографии так, цитируем: «В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт.» Тут же, кстати, в издательстве «Нового дела», он познакомился со своей будущей первой официальной женой Зинаидой Николаевной Райх. Кажется, всё потихонечку складывается у поэта - нашёл себе работу, подтянул материальное положение, влился в революционный процесс: только послушайте эти призывно марширующие строки:
Ревут валы,
Поёт гроза!
Из синей мглы
Горят глаза.
За взмахом взмах,
Над трупом труп;
Ломает страх
Свой крепкий зуб.
«Товарищ», 1917
Да и личная жизнь начала налаживаться… Вот на этом «историческом» моменте, уважаемые ФиаскоФобы, мы попросим у вас прощения за… намеренную хитрость в виде временного неразглашения определенным сведений, которые мы вам обязательно представим чуть позднее, но уже после того, как пройдём вместе с вами и Сергеем Александровичем и через Октябрьско-Ноябрьскую эпопею, и через любовно-бранные отношения с Советской властью. Нам кажется - и мы вам обязательно это постараемся доказать, что предъявить эти «вещдоки» будет гораздо уместнее, когда мы с вами вместе доберемся до декабря 1925 года, т.е. до момента гибели поэта. Таким образом мы точнее сможет оценить - был ли Есенин просто «поэтом в издательстве эсэеров», либо… это стало его настоящей одержимостью революционными идеями, которая - одержимость, привела его 28 декабря в номер Питерской гостиницы «Англетер».
Итак, следующая знаменательная дата, мимо которой никак нельзя пройти, это, конечно же, 25 октября (7 ноября) 1917 года. Октябрьский переворот взреволюционизированный Есенин воспринял с ещё большим восторгом и поэтическим резонансом. В первые же дни после октября он был прямо-таки нарасхват - носился по Питеру от одного митинга на другой, ораторствовал на эстраде со своим «Небесным барабанщиком» и «Инонией»:
Я сегодня рукой упругою
Готов повернуть весь мир...
Грозовой расплескались вьюгою
От плечей моих восемь крыл.
«Инония», 1918
Листьями звезды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!..
Нам ли страшны полководцы
Белого стада горилл?
Взвихренной конницей рвется
К новому берегу мир.
«Небесный барабанщик», 1918
Сказать, что Есенин принял революцию всем сердцем… не станем это утверждать. Конечно, его активная про-октябрьская позиция бросалась в глаза не только коллегам по пишущему цеху, которые, в большинстве своем ушли в подполье или притаились в недоумении от происходящего после Октября. Сергей Александрович даже в хронологическом аспекте стал Первым поэтом революции, так как его стихи на эту тему увидели свет раньше, чем «Двенадцать» Блока и «Левый марш» Маяковского. Он успел даже написать заявление в партию большевиков…, главред, однако, не пропустил, забраковав одно из его стихотворений.
Коммунизм - Знамя всех свобод.
Ураганом вскипел народ.
На империю встали в ряд
И крестьянин и пролетариат.
Нам в большей степени кажется, что его пылкая революционная страсть основывалась на возможности ухватить момент, «Сarpe Diem» - весьма в Есенинском духе. Уж и до начала всех этих революционных происшествий молодой поэт пользовался - заслуженно! - славой одного из лучших русских лирических поэтов. Только вот «Один из…», по-видимому, Сергея Александровича не очень утраивало, ему была необходима слава «Первого… на весь мир»:
Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,—
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.
«Инония», 1918
И свой путь к вершине - славы и достатка - Сергей Александрович решил продолжить, как нам кажется, по крутой лестнице революций. В принципе, вполне здравое решение, ведь таким образом можно, как говорится, уложить двух зайцев: и печатное слово отшлифовать многочисленными публикациями, и в популярности посоперничать с… с теми, кого раньше считал своими кумирами и учителями, а теперь…: «…мы ещё и Блоку, и Белому загнём салазки».
О том, как Сергей Александрович в дальнейшем «охладил» свой революционный пыл, написано и сказано столько, что и добавить-то нам нового ничего и не придумывается. И о том, как он разочаровался в своей идее «мужицкой революции», и о том, как потерял творческие ориентиры, разойдясь (а вернее, противопоставив себя) со многими самыми авторитетными литераторами своего времени (об этом нам бы тоже хотелось порассуждать, но в другой раз, пожалуйста!). Да и о том также, как его неприятие большевистской линии вылилось в откровенную антисоветчину (это в те то гремучие годы!!). Знаем мы все и о том, сколько раз его арестовывали, вернее не знаем - арестов было не счесть, одних только уголовных дел, и не всегда из-за дебоширства, зачастую и по политическим, читай, контрреволюционным мотивам, можно насчитать аж 13 штук! Но не в этом, дорогие друзья, мы видим фиаско Жаворонка революций. У нас есть своя - как всегда, немного ортодоксальная теория, раскрывающая сложные взаимоотношения Сергея Александровича с Октябрём, большевиками и, в целом, с Советской властью.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
«Письмо к Женщине», 1924
Вот она, наша версия, как есть на духу! Возвращаемся незамедлительно к тому моменту нашего исследования, где мы вас бесцеремонно прервали, уважаемые ФиаскоФобы, аккурат в разгар буржуазной революции февраля 17-го года с обещанием непременно вернуться и раскрыть временно утаённое. С удовольствием выполняем наше обещание. Итак, как вы хорошо помните, мы остановились на том, что Сергей Александрович - путями неисповедимыми - нашел себе финансовое и творческое спасение в издательстве «Дело Народа» и в альманахе «Скифы», которые с удовольствие согласились печатать его про-революционные стихотворения, весьма своевременно подоспевшие к революционным событиям. Также мы не забыли упомянуть (кажется..?) о том, что и стилистика - равно как и внешний вид поэта - радикально изменились, от крестьянских напевов к революционным лозунгам. Согласитесь, пока ничего странного в этом не усматривается, зная умение и стремление Сергея Александровича к «адаптации к окружающей среде». Как, собственно, и тот факт, что все эти издания принадлежали партии социал-революционеров - об этом мы точно упомянули, ведь они были гораздо ближе к Есенинскому крестьянству, чем большевики или кто-либо ещё. Конечно же, Есенин всегда (уточним - всегда до этого момента) был индифферентен к политике, но, раз уж пошла такая драка, читай - появился такой шанс! - надо за него хвататься. А тут ещё - вот так везение! - знакомится в издательстве со своей сверстницей Зинаидой, девушкой друга Есенина, на которой, не прошло и полгода женится.
Счастливая жизненно-бытовая история, не правда ли, дамы и господа..? Разбираемся. То, что Сергей Александрович попал в типографию эсэров, можно считать случайностью, согласны. То, что он там встретил свою будущую жену - назовём это «счастливой» случайностью. Но вот дальнейшие события, при более внимательном рассмотрении, вызывают сомнения в своей непреднамеренности.
Судите сами, уважаемые ФиаскоФобы. Жена Есенина Зинаида Николаевна Райх была, на поверку… потомственной революционеркой, ещё со времён своей юности в молдавских Бендерах состояла на учете, как говорят, местной полиции и даже арестовывалась за распространение «анти-императорской» пропаганды. Так что её работа в штабе эсеров была продиктована идейными убеждениями. Основатель и руководитель вышеупомянутого альманаха «Скифы» по имени Разумник (имя) Васильевич Иванов, друг - по его собственным словам - Есенина, оказал на поэта настолько сильное влияние, что двухлетний период в творчестве Есенина с 1917 по 1919 годы называют «скифским периодом». Это, так сказать, момент номер два.
Третий важный момент - знакомство с Симхой-Янкев Гершевым а.к.а. Яковом Блюмкиным весной 1918 года в Москве на лево-эсеровском съезде. Личность «легендарная» во всех смыслах, включая его собственную авто-характеристику: «Я – террорист в политике, а ты, друг, террорист в поэзии!»Через Яшку же Есенин знакомится и с Лейбой Давидовичем Бронштейном - Троцким, то бишь, который, без всякого сомнения! - являлся поклонником творчества поэта (и пусть кто-то попробует нас в этом разубедить!). Итак, литературно-политическая стезя привела Сергея Александровича на самый Олимп политического руководства Советской Республики - причём, с явным лево-эсеровским уклоном. Вот это уж метаморфоза похлеще Крестьянского Леля будет!
Можно сказать, что Есенин нашел себе весьма влиятельных покровителей, которые в реальности неоднократно спасали его от неминуемых санкций за всевозможные выходки поэта, и даже прощали ему - Есенину - анти-большевистские и анти-семитсткие полутрезвые и полуматерные высказывания. Все-таки, остается открытым вопрос - это покровительство было обусловлено только лишь любовью и уважением к таланту Сергея Александровича…? Или существовали ещё какие-то причины для вседозволенности и всепрощения..?
Думаем, существовали. Мы обязаны предупредить вас, уважаемые дамы и господа, что начиная с этого момента редакция Фиаско Фобии вступает на предельно опасную и мало изведанную почву исторических вероятностей. Это значит, что 100-процентных доказательств предлагаемой версии мы не сможем вам предоставить. Поэтому вы имеете полное право отвергнуть наши дальнейшие слова. Либо - вы вольны сами сделать выводы из тех доказанных фактов, которые мы готовы вам сейчас предъявить.
Факты эти таковы. Сергей Александрович имел очень близкие и долгосрочные связи с лево-эсеровским движением в России. Он выполнял тайные поручения эсеров, в частности был связным по передаче «посылок» из Москвы заключённым товарищам из ЛСРП во время своей поездки в Туркестан в мае 1921 года. Он был лично знаком с террористкой от эсэров Марией Александровной Спиридоновой (та, что с Блюмкиным организовали и исполнили покушение на Немецкого посла), а также дружил с террористом - народником Леонидом Иоакимовичем Каннегисером, застрелившим в августе 18-го года Председателя Петроградской ЧК Урицкого. Это, разумеется, не делает самого Есенина террористом, но… связи решают все, не так ли? Может, поэтому Сергей Александрович всю жизнь до ужаса боялся милиции…
С милицией я ладить
Не в сноровке,
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали
В тигулевке.
Благодарю за дружбу граждан сих,
Но очень жестко
Спать там на скамейке
«Стансы», 1924
И наконец, ещё один факт, друзья. 23 декабря 1925 года, накануне своего отъезда в Петроград для встречи с Кировым, Есенин встретился с Александром Игнатьевичем Тарасовым-Родионовым (данные Центрального Госархива литературы и искусства СССР), писателем и одновременно следователем Верховного революционного трибунала при ВЦИК. В разговоре, спровоцированном Тарасовым-Родионовым, хмельной Есенин похвастался телеграммой, направленной в 1917 году из ссылки Львом Борисовичем Розенфельдом (Каменевым) на имя брата низложенного Русского царя Михаила Романова. Которая - телеграмма - имела поздравительный характер и якобы была у Есенина «надежно спрятана»… Учитывая, что в 1925 году Лев Борисович занимал должность председателя Моссовета, и вкупе с Овсей-Гершем Ароновичем Радомысльским (т.е. Зиновьевым, Председателем Петросовета) они планировали выступить на XIV Съезде ВКП(б) оппозицией против Сталина, такая телеграмма была не просто бомбой под стулом оппозиции, а прямо-таки противотанковым фугасом.
Была ли телеграмма у Есенина..? Существовали ли она вообще? Ходили слухи, что эсеры конфисковали (читай, похитили) её из ГосАрхива в Петрограде ещё в 1917 году и снабдили ею своего посыльного - Есенина - чтобы он передал её Кирову. Якобы Сталин знал о ней и тоже хотел её заполучить. Так или иначе, Сергей Александрович уехал в Питер 23 декабря, Киров остался в Москве на Съезде, 28 числа Есенина нашли повешенным в разгромленном номере «Англетера», оппозиция Зиновьева - Каменева потерпела поражение. Без телеграммы.
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставание
Обещает встречу впереди.
Последнее стихотворение С.А.Есенина, 1925
Жаворонок революции оказался повержен самой революцией. Был ли это логичный и ожидаемый конец..? Мнения могут быть разные, но в одном мы - редакция Фиаско Фобии - не сомневаемся ни на секунду: это точно не было фиаско Великого поэта! И в доказательство мы готовы привести вам, дамы и господа, слова, сказанные о Есенине его коллегами, друзьями и соперниками. Но это уже будет в следующей серии…