В предгорьях Алтая, в одном из пяти отделений Берёзовского молочно-мясного совхоза старобардинского района (ныне Красногорск) находился маленький посёлочек - Маховое, там и я родилась-8 ноября 1935г.
Накануне моего рождения выпал первый ноябрьский снег и стояла невыносимая слякоть. Весь посёлок гулял - справлял праздник Октября. Бражка, вино, водка лились рекой. По рассказам матери (она целый день пила, плясала, а вечером родилась я от пьяной матери в маленькой однокомнатной избушке.) В то время безграмотные, грубые люди не понимали смысла алкоголя, тогда и слова то такого не было.
В избушке жили моя мать, отец, старшая сестра Нюрочка (ей, было, пять лет), бабушка Хавронья, два её сына Ваня, Коля и я. Первые полтора года своей жизни, я практически не помню, как и каждый только родившийся младенец.
Наступил 1938 год - год коллективизации и продразверстки. Организация колхозов, совхозов и коммун - это были трудные годы, но уже не голодные. Люди, увлечённые новшествами, мечтали о счастливом будущем.
Вскоре, в одно и то же время мы с Нюрочкой заболели. Нюрочка страшной болезнью скарлатиной, в то время болезнь эта была неизлечимой, а я золотухой в глазах. Нюра росла потешным ребёнком всем на радость, и была любимицей в семье, поэтому все силы на лечение были отданы ей, а я что, только родилась и всего-то.
По суеверным предрассудкам народ считал, что я послана, чтобы вытеснить ее. С этих минут и начались мои муки, весь посёлок молил бога прибрать меня, а Нюрочку оставить, уж очень её любили. На мои глаза и внимания никто не обращал (по рассказам бабушки Хавроньи они срослись гноем и не открывались).
Мать, убитая горем, бегала вокруг больницы, которая находилась в селе Сростки. Днём и ночью она там пропадала, не вспоминая о своей второй дочери, которая оставалась на произвол судьбы, и судьба сурово распорядилась со мной. Нюрочка вскоре умерла, а эти тёмные люди винили в её смерти меня.
Глаза мои никого не интересовали, лишь одна бабушка набралась храбрости и открыла их, из них ручьем потекла кровь, а когда она народными средствами очистила глаза от гноя, то все увидели, что глаза – одни белки, и мне вновь молили смерти: «Чем слепая будет жить, пусть лучше умрёт», - говорили они. А Хавронья всё лечила сахаром, солью, умывала святой водой. Один глаз очистился, стал видеть, а второй, как она сказывала, не поддался лечению.
Срочно надо было ехать в г. Бийск или в г. Барнаул, но об этом и речи не могло быть: «Ещё по городам её не возили”, - говорили все.
На этом всё и закончилось, когда, после войны повезли на операцию, то было уже поздно, да и кому это было нужно.
Через год после Нюрочкиной смерти, мать родила мальчика Мишу, а ещё через год на свет появилась ещё одна девочка, которую нарекли Клавой, она и заменила Нюрочку, была такой же красивой и потешной. Клава росла улыбчивым ребёнком, с детства любила петь и танцевать. Бывало, придут соседки вечером на посиделки, а мама принесёт Клавочку, поставит её на стол, и давай все петь и в ладоши прихлопывать, а Клаша и рада стараться – поёт и пляшет, тут и Мишка выскочит в припляску на подмогу сестре. На весь дом веселье до самых сумерек.
Росла я в семье с раннего детства нелюбимым и никому не нужным ребёнком, была очень серьёзная и задумчивая, взрослела не по годам, и как мне казалось, очень рано начала понимать настоящую цену жизни.
В избушке нашей стояла печка, около метра от стены, наверху, над печкой, из досок были сколочены палацы- маленькие комнатки. На палацах спали дядя Ваня и дядя Коля, а мы с бабушкой Хавроньей на печке, я всегда во сне держала её за руку, возьму руку, тогда усну, для меня бабушка была и подругой, и матерью. И вот, помню, когда мы спали, принёс дядя Коля мне длинную, как карандаш, конфету. Я так была рада, долго рассматривала её, жалко было, есть, сутки её помаленьку лизала, растягивая удовольствие. Конфеты в то время была большая редкость. Вкус её до сих пор у меня остался, и кажется, что не было за всю жизнь ничего вкуснее и слаще.
Отец мой был всю жизнь под пятой у матери или он её любил или, скорее всего, у него был такой характер не перечить ей, бесполезно.
Отец, Фёдор Григорьевич, в молодости был хватким за работу и сообразительным. Начал работать с конюха, но быстро потянуло к технике, и в короткий срок он освоил все виды машин. Несколько раз был на короткосрочных курсах, от трёх месяцев до года. Начальство заметило молодого талантливого мужчину, и перевели его на центральную усадьбу совхоза инженером-механиком, над всей техникой пяти ближайших посёлков.
Я отлично помню, как мы ехали на санях со своими пожитками и приехали на центральную усадьбу, где жили все руководители совхоза: директор, главный инженер, которым был мой отец, агроном, зоотехник, ветврач. Нам сразу же предоставили жильё, о котором мы и не мечтали.
Наш дом был крестовый из двух комнат, на два хозяина. После избушки это чуть ли не дворец. Помню, как я долго ходила вокруг дома, любовалась: большой, красивый, во дворе было много места для посадки огорода, а главное для игр. Когда мы уснули, мать все побелила, повесила занавески, везде вымыла, а утром, проснувшись, мы удивлённо озирались вокруг - до того было всё красиво!
В центре посёлка была контора, магазин, маленький детский садик, пекарня, медпункт. Школа была на первой ферме, километра два от нас. Отца сразу же приняли в партию, мать после этого нам внушала, что мы теперь не простые люди, мы - служащие, хотя сама и грамоте не была обучена, знай, себе рожала (к этому времени в нашей семье родилась Валечка).
Мать моя была красивая, стройная женщина, с длинными, черными и гладкими как щелк волосами. Ходила она по деревне в хромовых сапогах, в черной шерстяной юбке, в красивой блузке вышитой крестиком. Имелись у неё туфли, платье расклешенное, но она их носила только по праздникам. Словом, модная и гордая женщина на деревне...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
ВНИМАНИЕ! Копирование текста и фотографий строго ЗАПРЕЩЕНО!
#рассказ #чтение #читаем на досуге #воспоминания #военные годы