Дорога с запада Москвы в наш дом милосердия близ Лотошино занимает около двух с половиной часов. Иногда чуть меньше, иногда больше. «Вроде Московская область, но едешь как будто на край света. Сбылась мечта считающих, что бездомных надо вывозить за 101-й километр» - шутит Емилиан.
Лотошинский дом для очень тяжёлых инвалидов - один из самых молодых в сети «Ноя» - открыт три года назад. О нём мы ещё обязательно расскажем, но не сейчас. В уже далёком октябре 2011-го основатель «Ноя» - бывший автоинструктор - не мог и мечтать о двадцати одном приюте, тысяче с лишним жителей и флагманстве в борьбе с уличной бездомностью Москвы и Подмосковья. Он одолжил деньги на аренду первого дома у прихожан храма Космы и Дамиана в Столешниковом переулке и стал приглашать туда бездомных, посещавших регулярно проводимые в храме кормления.
С чего начинался «Ной»
Емилиан: «Отдашь когда сможешь. И если сможешь... Так мне тогда говорили. А я верил, что бездомные могут зарабатывать себе на жизнь. За время работы в «Преображении России» и другой схожей организации (обе Емилиан покинул из-за разногласий с руководством) я понял, что при должной организации всех процессов это реально».
Отрицательный пример с «Преображения России» «Ной» брать не стал, у учредителей были другие взгляды.
Емилиан: «В «Преображении», как и в других так называемых «ребцентрах» для наркоманов и алкоголиков, людям вообще не платили за труд. Но без оплаты не будет никакой мотивации, человека можно удерживать только страхом. Мы (пятеро учредителей «Ноя») с самого начала решили, что труд обязательно должен оплачиваться».
Первый арендованный коттедж располагался недалеко от Лобни. Назначили старшего, чтобы организовать быт и следить за порядком. «Люди удивлялись - как, у вас платят?! А я говорил - да, 40% платы за отработанную смену ваши (вскоре эта доля выросла до 50%). Вторая часть идёт на аренду, коммунальные платежи, еду и другие расходы. Но нельзя пить, колоться и употреблять даже «лёгкие» наркотики. Это тоже было решено принципиально и сразу. И к нам пошли - да так, что мы оказались не готовы к такому наплыву! К тому же как раз начало холодать».
Условия были спартанскими - первое время люди спали на матрасах, лежащих на полу. Работу искали себе сами - в основном в интернете. Готовили тоже сами и за бытом следили сами. Всё сами! И в этом феномен общинной жизни с коллективным трудом, коллективной ответственностью и взаимоконтролем.
Менее чем за месяц дом был полностью заполнен. Решили, что нужно открывать второй, что и было незамедлительно сделано.
Емилиан: «В 2000-х людьми улиц - пожалуй, так правильнее называть бездомных - были заполнены все вокзалы, все людные переходы, они крутились около всех храмов. Старики с инвалидами просили милостыню. Те, кто помоложе и покрепче, перебивались случайными заработками. Один день поработали - потом шесть дней пьют, и так по новой. Узнавая о том, что у нас платят (в отличие от «ребцентров»), люди шли к нам, молва расходилась быстро. Пожалуй, этим стоит гордиться - понимая, что проигрывают нам конкуренцию, постепенно и другие стали людям платить. Понятие «рабочий/трудовой дом» вошло в обиход, их число стало прогрессивно расти. Некоторые из них открывали бывшие руководители наших домов, покинувшие «Ной» после отказа уйти с должности на реабилитацию за различные нарушения. Конечно, дома, где пьют/колются и руководители, и жители - это плохо. Но сама концепция трудового дома, в хорошем смысле, однозначно приносит пользу. Это видно невооружённым глазом - сейчас людей улиц стало в разы меньше, большинство из них как раз живут в таких домах».
Куда более интересным ориентиром показался дом трудолюбия Иоанна Кронштадтского, действовавший с середины XIX до начала XX века.
Это учреждение было образцом социализации нищих, бродяг, пьяниц и всех тех людей, кого издавна принято считать «отбросами общества». Отсюда, собственно, и название - «Дом трудолюбия» - а вот библейскую приставку «Ной» добавил руководитель нашего первого дома. С тех пор полное название нашей сети приютов стало «Дом трудолюбия «Ной».
Исторический опыт Кронштадта
«Отчего не связать нищих с общественным организмом, соорудив для них помещение и дав каждому из них дело, а с делом дав хлеб и всё нужное?» - говорил отец Иоанн, призывая всех жителей города, во-первых, помочь им, а во-вторых, помочь себе, потому что перспектива честного заработка может отвратить человека от преступления, жертвой которого мог стать каждый.
Кронштадтский дом трудолюбия начался с двух мастерских для мужчин, а позже стал расширяться. Благодаря ему 3/4 всех бездомных Кронштадта стали вести трезвый и трудовой образ жизни, чего ни ранее, ни позднее никому и нигде в России добиться не удалось! Люди улиц перестали быть бездомными не только внешне, но и по образу жизни. Они жили в построенном комплексе зданий, там же, в основном, и работали.
Емилиан: «Дом трудолюбия в Кронштадте был, безусловно, интересным и значимым проектом. А второе воззвание отца Иоанна к жителям города, опубликованное в газете «Кронштадтский вестник» в 1872 году, где он говорит, что бездомные должны трудиться и содержать себя, легло в основу принципов «Ноя».
Основным заработком физически крепких жителей «Ноя» стали подсобная работа на стройках, погрузка-разгрузка, копка, уборка снега, вынос строительного мусора и тому подобный неквалифицированный, но очень востребованный в столице (и приносивший прибыль, позволявшую самостоятельно себя обеспечить) труд.
3/4 добытчиков, четверть на содержании
Такова была «формула» «Ноя» 2011-2014 годов. Разумеется, в дома просились и пожилые люди, и инвалиды, и мамы с детьми. Они, конечно, не могли сами зарабатывать себе на жизнь. Мы решили, что можем себе позволить содержать до четверти жителей каждого дома.
Емилиан: «К сожалению, многим приходилось отказывать - опасались, что не вытянем. И впоследствии оказалось, что мы излишне перестраховывались. Но тогда перебдеть было лучше, чем недобдеть. Тем не менее, социальное направление появилось у нас с самых первых домов. Пожилым людям и женщинам мы давали посильную работу по дому - кухня, стирка, глажка, должности комендантов, завхозов».
Первые шаги и первые проблемы
Разумеется, гладко всё идти не могло. О домах быстро узнавали соседи, большинство из которых были, конечно же, против. «Я купила коттедж не для того, чтобы, выходя на балкон, видеть, как на меня смотрят 30 мужиков с соседнего участка» - сказала одна из соседок. На нас жаловались в разные инстанции. Это привычная картина: «В целом я за благотворительность и этим людям нужно помогать, но только не рядом со мной. Лучше всего вообще «за сто первым километром», вот пусть себе живут там, а не в двадцати метрах от меня».
Емилиан уже пробовал открывать приют в маленькой деревне в Тверской области. Там планировали заниматься натуральным хозяйством и этим себя кормить, но идея потерпела крах. «Выжить только своими силами, без дополнительных вложений, не получилось. Да и это была глушь, возить туда людей из Москвы, а потом приезжать контролировать влетало в копеечку. Создавались условия для повального пьянства...». Несмотря на провальный опыт, о котором мы не раз вспоминали, нам часто советуют наступить на эти же грабли вновь.
Наши дома привлекли внимание правоохранительных органов. Конфликтовать с полицией мы совсем не стремились, но просили оставаться в рамках закона. Как всегда, очень многое зависело от людей на местах. Где-то начальники были вполне лояльны, говоря своим подчинённым «не мешайте людям жить и работать», где-то сразу давали понять - «на моей территории вас не будет». Именно так случилось в округе Домодедово, откуда «ноевцев» просто выдавили. А ещё один дом пришлось закрыть после того, как влиятельные жители закрытого «клубного посёлка» нажали на владельца коттеджа, который мы сняли, и он был вынужден расторгнуть договор.
Емилиан: «Со временем были приняты меры, позволяющие минимизировать конфликты с соседями. Например, буйных - а такие встречаются редко - мы сейчас своими силами вывозим подальше от домов, к какому-нибудь метро. А вот урегулировать взаимоотношения с полицией удалось лишь после того, как я попал на приём к высокопоставленному руководителю МВД. Мы договорились о полной открытости, что не будем скрывать беглых преступников, нам дали кураторов - и по Москве, и по Московской области. Но это случилось только в 2014 году, а до того бывало, конечно, всякое - даже штурмом брали наши дома».
Разница взглядов
На первом этапе своего развития «Ной» был не слишком заметным в СМИ и интернете. Мы обращались с просьбами о финансовой помощи, но не получали стабильных пожертвований, каждый денежный перевод или какая-то ценная помощь были большим и приятным сюрпризом. Формула «3/4-1/4» вполне позволяла выживать самостоятельно.
В отношениях с благотворительными организациями, ориентированными на бездомных, главным камнем преткновения стали разные взгляды руководителей. Емилиан занимает твёрдую позицию, что бездомный не должен быть тунеядцем. «А если бы кто, будучи здоров, не захотел работать, то из города долой: Кронштадт не рассадник тунеядцев» - цитата Иоанна Кронштадтского, из-за которой у Емилиана возник спор с главой одного из известных фондов. Руководителю «Ноя» пришлось искать первоисточник - номер газеты «Кронштадтский вестник», где это было опубликовано.
Емилиан: «Он до последнего не верил, что православный священник мог это написать. Мне пришлось потратить немало времени на поиск подтверждения. Наши с ним взгляды на то, что является помощью бездомным, всегда расходились. Я считаю, что давать всё «на халяву» - не помощь, а вред».
Впрочем, чаще всего «Ной» прекрасно сотрудничал с другими организациями и фондами, невзирая на частные разногласия. С большинством из них сотрудничество и взаимопомощь продолжаются и сейчас.
Очень хорошие отношения установились с церковной службой, занимающейся окормлением тюрем. Они понимали, что тех подопечных, которым после освобождения будет некуда пойти, нужно куда-то пристроить, чтобы дать людям шанс на нормальную жизнь, и наши дома - хороший вариант. «Ной» помог многим бывшим заключённым социализироваться и не оказаться в местах лишения свободы вновь. Кстати, большинство людей улиц имеют криминальное прошлое.
Емилиан: «К сожалению, позиция многих служителей РПЦ и даже представителей священноначалия, что бездомный может быть тунеядцем, неизменна и по сей день. Но и радует, что с этим согласны не все. До чего доводят пьянство и тунеядство, можно во всех красках увидеть в наших социальных домах - ампутированные руки и ноги, тяжелейшие болезни...»
Первые выводы
Весьма быстро стало понятно, что эксперимент с домами трудолюбия удался. За три первых года «Ной» уже стал целой сетью. К лету 2014-го он состоял из 6 филиалов, в которых проживало около 300 человек (ещё два были закрыты из-за конфликтов с полицией и соседями). Мы не только не «прогорели», но и стали откладывать достаточно средств, чтобы улучшать условия проживания людей. В домах появилась современная техника и спортивный инвентарь, повысилось качество питания, совершались регулярные поездки в Троице-Сергиеву Лавру (эта практика продолжается по сей день) и по другим святым местам.
Подопечные получали не только крышу над головой и оплачиваемую работу вкупе с набором необходимых бытовых услуг (и всё это предоставлялось сразу же, с первого дня) - тем из них, кто не имел нареканий в течение месяца, помогали с восстановлением паспорта. C весны 2012 года появилась и возможность получения постоянной регистрации - мы приспособили для этого маленький домик во Владимирской области, подаренный благотворителем через фонд «Предание». Позже это аукнулось нам проблемами с миграционной службой, но, как водится в нашей стране, чем больше дел - тем больше проблем. И совсем скоро - на следующем этапе развития, когда «Ной» поставил цель спасти с улиц столичного региона всех согласных принять эту помощь людей - мы не раз убедимся в истинности этого утверждения.
Впереди нас ждали большие испытания - «Ной» даже оказывался на грани краха. Но, преодолевая эти трудности, мы становились только сильнее. Слава Богу, что мы это всё претерпеваем и идём потихонечку дальше. Ведь, как известно, дорогу осилит идущий.
Продолжение следует...