В детстве, мой отец - партизан приобрел книгу, которую я буквально читал и перечитывал много раз подряд. Это была книга Дмитрия Медведева «Это было под Ровно», в которой рассказывалось о подвигах советского разведчика Николая Кузнецова. С тех пор я начал собирать различные публикации о нем, так как Кузнецов - Пауль Зиберт, стал моим кумиром. Но до сих пор многие эпизоды его жизни остаются неизвестными. Мешает гриф секретности, который установлен до 2025 года. По сведениям писателя Николая Долгополова личное дело Николая Ивановича Кузнецова составляет 300 томов… Сколько секретов его жизни и деятельности хранят эти тома! Поэтому и родилось много мифов о жизни и работе Николая Ивановича Кузнецова. Его жизнь стала легендой с момента опубликования книги Дмитрия Медведева. Первый и главный миф - его считали разведчиком- самоучкой, именно таким и изобразил его Дмитрий Иванович Медведев в своей книге, по вполне понятным причинам. На самом деле он был профессиональным агентом, сначала контрразведки, затем разведки НКВД. И сегодня, когда многие герои Великой Отечественной войны, забыты, оболганы, мне хотелось бы рассказать о Герое Советского Союза Николае Кузнецове, то, что известно из открытых источников
Родился Николай Иванович 27 июля 1911 года в деревне Зырьянка Камышловского уезда Пермской губернии в семье крестьянина. (Ныне Талицкого района Свердловской области.) В семье его отца, Ивана Павловича Кузнецова было пятеро детей – две дочери и трое сыновей. Сын уральских крестьян, с прусской внешностью, имел лингвистические сверх способности. Его учителями были пленные немцы первой мировой войны, которые после плена остались на Урале и с которыми он общался мальчишкой. Бывший немецкий военнопленный Франц Францевич Явурека, был учителем труда в школе, где учился Николай. Общался Николай на немецком языке и с местным аптекарем – австрийцем. В школе совершенствовал знание немецкого языка, который преподавала Нина Николаевна Автократова, родившаяся в Швейцарии и в совершенстве знавшая язык Гёте.
В 1926 году окончил семилетку и поступил на агрономическое отделение Тюменского сельхозтехникума. Стал комсомольцем, но из-за смерти отца от туберкулеза, вернулся в родную деревню. Участвовал в коллективизации, подвергался нападению крестьян, но в 1929 году был исключен из комсомола и техникума по обвинению в белгвардейско - кулацком происхождении. (Его отец до революции служил в императорском гренедерском полку, но в период Гражданской войны сражался против белых на Восточном фронте.) Весной 1930 года оказался в Коми-Пермяцком автономном округе, в Кудымкаре, был принят на работу таксатором по устройству лесов.
Здесь он попал в поле зрения НКВД и начал сотрудничество под псевдонимом «Ученый», «Кулик». Завербовал его оперуполномоченный НКВД Овчинников. Он обратил внимание на его лингвистические способности. (Самостоятельно освоил коми-пермяцкий язык.) Его восстанавливают в комсомоле и техникуме, но диплом защитить не дали, получил справку о прослушанных курсах. По месту работы обнаружил приписки, о чем сообщил в милицию. Суд приговорил расхитителей к 4-8 годам тюрьмы, а Кузнецова – к году исправительных работ с удержанием 15% заработной платы. В 1932 году переезжает в Свердловск, сдает экзамены на заочное отделение индустриального института, где совершенствуется в знании немецкого языка. С 1935 года работает на «Уралмашзаводе», расцеховщиком конструкторского бюро - разносит по цехам техническую документацию.
У Николая брат и сестра так же работали на «Уралмашзаводе» и они говорили с детства на немецком языке. Здесь, на «Урамаше», он стал «своим» среди немецких инженеров и рабочих, которые помогали налаживать технологию и технику этого гиганта индустриализации. Общаясь с ними, Николай Иванович, овладевал разными диалектами немецкого языка - баварским, прусским, саксонским. Он болтал с ними обо всем. Они привязались к нему. Но и здесь он действовал по заданию НКВД. Его первое поручение – информировать о «настроениях» немецких работников. И новый оперативный псевдоним - «Колонист».
В 1938 году был арестован Свердловским Управлением НКВД, провел несколько месяцев в тюрьме. Вернулся в Коми-Пермяцкий автономный округ. Здесь на него обратил внимание нарком НКВД Журавлев. Разведке в это время требовались новые люди, и Управление контрразведки НКВД СССР поставило перед органами на местах задачу поиска молодых, талантливых, знающих немецкий язык и способных к чекистской работе. Из Коми-Пермяцкого наркомата НКВД ответили: есть такой человек.
Так Николай Кузнецов оказался в Москве, получил паспорт на имя Рудольфа Вельгельмовича Шмидта. (Новая фамилия была переводом его настоящей фамилии на немецкий язык.) Оказался под началом майора Рясного из отдела контрразведки центрального аппарата НКВД. По должности он был особо засекреченный агент НКВД с окладом работника центрального аппарата. Но на Лубянке, Кузнецов никогда не появлялся, проживал он в Москве на улице Карла Маркса, дом №20. (Старая Басманная). Квартира его была напичкана прослушивающей аппаратурой.
Отдел майора Рясного занимался слежкой за сотрудниками зарубежных посольств. Конечно, в первую очередь искали подходы к немецким дипломатам. Чем увлекались иностранные дипломаты в Москве в конце 30-х годов? Бизнесом на антиквариате, золоте, часах, фотоаппаратах, а еще театром и женщинами. Вот в этих сферах и должен был вращаться Кузнецов: искать встреч, завязывать знакомства.
- Давай-ка я тебя сделаю летчиком, решил Рясный. Форма лейтенанта ВВС Красной Армии преобразила Кузнецова. Привлекательный от природы, он приобрел особый шик. Блестящие сапоги, крылья на фуражке и гимнастерке, отливавшие золотом, притягивали взгляды. Он быстро освоился в Москве и скоро стал завсегдатаем театров и торговых точек. Чаще всего появлялся в ювелирном магазине в Столешниковом переулке. Там, на ниве бизнеса, он сошелся и с секретарем словацкого посольства, который таскал на продажу часы. Кузнецов их реализовывал, для НКВД, правда. Бизнес закончился согласием дипломата помочь информацией и цифрами.
Преуспел Кузнецов и во второй части плана Рясного. Прима - балета Большого театра учила его понимать балет, давала уроки обхождения с женским полом, вводила в мир театральных страстей, тайн и интересов. Из московских театров, из ювелирных и комиссионных магазинов он нес адреса и приглашения дам. Ну как можно отказать обаятельному «лейтенанту», да еще столь щедрому на подарки! Приятно поражали милые женскому сердцу красные гвоздики, духи «Красная Москва», легкомысленные шляпки, дорогие чулки. А потом - ужин в ресторане (благо позволяла коммерческая предприимчивость), где за столом оказывались рядом московские актрисы и иностранные дипломаты. Сияющий Кузнецов провозглашал тосты, пенилось шампанское, текли деньги, текла информация… При его участии были получены копии секретных документов германского военного атташе, установлены прослушки.
Однажды агентурные донесения Кузнецова прочел комиссар госбезопасности Ильин- начальник третьего, политического управления НКВД, занимавшегося слежкой за творческой интеллигенцией. Этот генерал с вкрадчивыми профессорскими манерами был вхож в писательские круги, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами. В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную среду, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. Такой информационно насыщенной группой, с которой контактировали партийные функционеры, наркомы, военные, советские и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего актрисы. В этом хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация, и обнажались «настроения». Нужен был определенный талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные потоки. Таким талантом обладал Кузнецов. И Ильин это понял. Но кроме таланта «стукача» тут требовался и талант человека, которому можно довериться. И здесь Кузнецов не имел себе равных. Ильин с первой встречи ощутил эти кузнецовские способности.
Москва конца 30-х – хозяйственная, партийная, рабочая, а еще театральная, музыкальная, пьющая, гулящая. В этой Москве Кузнецов был своим человеком. Галантный, остроумный, «лейтенант» производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках. Он восторгался ансамблем Эдди Рознера, и танцами Славы и Юры Ней в саду «Эрмитаж», пением Утесова, Козина, Юрьевой, в театре эстрады. Слушая знаменитое танго «Осень, прозрачное утро» в исполнении Козина (вскоре посаженного), Кузнецов почти физически ощущал, как накатывала грусть. Он уходил в себя и в такие минуты был недоступен. Но спустя мгновенье он вновь становился улыбчивым, раскованным парнем. Его видели с артистами в «Метрополе» и «Национале». Он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги. А потом, очнувшись в постели с утонченной блондинкой- певицей или темпераментной балериной, «лейтенант» затевал «невинные разговоры об их друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и «вождей», ведь партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные «западали на тех же певиц и балерин…
Это и было его главной школой, ведь разведчик должен уметь наблюдать, слушать, запоминать, анализировать. Для этого были нужны выдающиеся актерские способности. Но об этой стороне работы Кузнецова, как «негласного осведомителя», было не принято говорить в советское время. Пожелтевшие страницы архивных документов говорят об этом периоде жизни Николая Ивановича так: «с 1938 года выполняет особые задания по обеспечению государственной безопасности».
Но готовили Николая Ивановича и к серьезным делам, особенно после начала Великой Отечественной войны. Он прошел подготовку в «Особой группе при наркомате НКВД СССР», которой руководил Судоплатов. Эта группа получала подготовку по линии «Т» - террор. Под именем Пауля Зиберта, зимой 1942 года он был помещен в лагерь для немецких военнопленных в Красногорске, где осваивал порядки, жаргон, быт и нравы вермахта. Его готовили к работе в фашистском тылу со спецотрядом Дмитрия Медведева. Его учили рукопашному бою, стрельбе. Преподаватели из 4-го управления НКВД учили бить навскидку из разного оружия и разного положения. Летом 1942 года, под именем Николай Грачев, был отправлен в отряд особого назначения «Победители». Документы имел на имя Пауля Зиберта, бывшего фронтовика. Здесь, в лесах под Ровно, закрепляя пройденное, Кузнецов часами, не целясь, всаживал пулю за пулей в белые стволы берез. Более всего ему пришелся семизарядный «вальтер»: вес 766 граммов, патрон 7,65 от «браунинга», легкий спуск, легок в руке, словно ее продолжение.
Лето 1942 года. Украинский город Ровно. Пехотный обер – лейтенант Пауль Зиберт, фронтовик, два железных креста на груди и медаль «За зимний поход на восток», - здесь залечивает раны и поэтому временно состоит в хозяйственной команде. Он знает толк в деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах. Ровно – столица оккупированной Украины, город сделок, торговли, разврата. Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар. Зиберт имел и то и другое – ведь на него работали диверсанты спецотряда полковника Медведева. Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные деньги и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяки и вина, сигареты, галантерея и косметика – все для Зиберта. На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени, майором фон Ортелем. Отто Скорцени – легенда, супермен Третьего рейха, человек особого назначения, диверсант и террорист. Его люди – его отражение. Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия, с первой рюмки. Лихой пехотинец и непростой майор.
- Что делаешь в этой дыре, обер - лейтенант?
- Служу по хозяйственной части, после ранения.
Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос:
-Деньги есть, обер – лейтенант?
-Для вас, майор… Сколько?
Вновь застолье, привычный звон бокалов, обжигающий коньяк «Вье» из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах. И опять этот парень здесь – Пауль Зиберт. Приятен, черт!
-Пойдешь ко мне?
- Зачем, я пехотный офицер.
- Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов. За персидскими коврами поедим!
В Москве, на Лубянке, так потом поняли слова майора фон Ортеля: это Тегеран, это операция «Большой прыжок», нападение на «большую тройку», угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на Тегеранской конференции. И скорее всего, это дело поручено Скорцени….
Делом особой важности для Кузнецова в Ровно была стратегическая разведка. Кузнецов помнил Ильина и его теорию о социально-профессиональных группах, ускоряющих потоки информации. В Ровно такой группой были актрисы местного театра, варьете, официантки, и метрдотели. Женщины притягивают военных. Любовь скоротечна, разговоры спонтанны, информация непредсказуема…
В этой среде Кузнецов и заводил знакомства. Кроме того, в Ровно останавливаться ему было негде. Не мог он снять номер в отеле или комнату в городе без направления комендатуры. Первая же проверка показала бы, что Зиберт ни в какой хозяйственной команде не состоит. Поэтому «лейтенант» кочевал по постелям женщин – и тех, которых знал, (Лисовская, Микота) и тех, с которыми специально знакомился. Для этого в багажнике автомобиля у Зиберта всегда лежали изысканное женское белье, и пачки модных чулок их Франции, духи, помада из Италии, шоколадные конфеты из Швейцарии и лимонный ликер из Польши. Ночь в доме очередной случайной знакомой была обеспечена, и порой не одна.
Кроме сбора информации, по приказу 4-го Управления НКВД, Кузнецов совершил ряд убийств и похищений высших чиновников «генерал-губернаторства». Из своего «вальтера» он убил верховного судью Украины Альфреда Функа. До Функа были имперский советник финансов генерал Гель, прибывший в Ровно из Берлина с заданием ускорить вывоз в Германию ценностей и продовольствия с Украины; заместитель наместника фюрера на Украине генерал Даргель; офицер гестапо штурмбаннфюрер Геттель; инженерный полковник Ганн, ответственный за связь со ставкой фюрера в Виннеце; имперский советник связи, подполковник фон Райс; вице- губернатор Галлиции доктор Бауэр; начальник канцелярии губернаторства доктор Шнайдер; полковник Петерс из штаба авиации; майор полевой фельджандармерии Кантор. Командующий восточными соединениями оккупационных войск генерал фон Ильген был доставлен Кузнецовым в отряд Медведева. Всего Кузнецов ликвидировал 11 немецких генералов и высших чиновников на Украине. Благодаря документам, захваченным во время терактов, Москва узнала о «Волчьем логове» Гитлера под Винницей.
16 месяцев действовал в тылу врага под личиной немецкого офицера Николай Иванович Кузнецов.Не раз перекрашенные немецкие автомобили уносили Кузнецова с места совершения акций. «Опель» и «адлер» словно были созданы для проведения молниеносных спецопераций: форсированная скорость, чуткая управляемость , мощный двигатель. Когда похитили Ильгена, в «адлер» набилось семь человек вместо положенных пяти, и машина вывезла.
До мельчайших нюансов продумывал Кузнецов пути отхода с места операции. Каждый раз выстраивал ложный след для гестапо. В случае с Гелем им стал бумажник, якобы случайно выпавший из кармана террориста. Бумажник тот принадлежал видному эмиссару украинских националистов, закончившему жизнь в отряде Медведева. Немцы нашли в бумажнике письмо: «Батько, не сомневайся, что задание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов». Гестапо схватило тридцать восемь известных деятелей из организации Бандеры и расстреляло их.
Это было все дело отработанной тактики – «вальтеры», «опели», «адлеры», ложные следы. Но главное - в психологической силе Кузнецова. Действовать, и успешно, в городе, наводненном гестаповцами, действовать, когда тебя ищут, стрелять, когда охрана в двух шагах, - для этого нужно быть человеком со стальными нервами. По подсчетам Медведева, документы у Пауля Зиберта проверялись 70 раз. Кузнецов был хладнокровным до бесчувствия, работающим как машина, опережающая противника на ход вперед. Он стал таким в тот момент, когда решил для себя главный вопрос: он обречен и погибнет, но встретит этот миг достойно. И поэтому в его письме к брату в августе 1942 года есть такое откровение: «Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я очень люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен советский патриот и большевик». Он был, как говорил Сталин, «винтиком», чернорабочим сталинской эпохи, готовым отдать жизнь ради победы над врагом. Благодаря миллионам таких, готовых к самопожертвованию ради Родины, кто научился ненавидеть, и была одержана Великая Победа. Один из ветеранов Великой Отечественной войны говорил, что бойцы Красной армии стали одерживать победы, когда научились ненавидеть врага, когда у них в душах пробудилась чувство мести.
За ним охотилось гестапо. В служебных документах гестапо это выглядело так: «Речь идет о советском партизане – разведчике и диверсанте, который долгое время безнаказанно совершал свои акции в Ровно…, во Львове «Зиберт» был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтнра. Это ему не удалось. Во Львове «Зиберт» расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц…»
Есть версия, что информацию о советском разведчике гестапо получило от работников Ровенского подпольного обкома Бегмы и Новака. Этой версии придерживался и Николай Струтинский, верный помощник Кузнецова. ( В 70-е годы эта версия подтвердилась.)
9 февраля 1944 он убил Бауэра и Шнайдера. Спустя три дня его «фиат» был остановлен постом фельджандармерии в 18 километрах от Львова. Подвел итальянский «фиат»: на выезде из Львова после боя с постом фельджандармерии пришлось бросить машину и уходить лесом. К этому времени и была дана гестапо вышеприведенная ориентировка на террориста в немецкой форме. Роковой ошибкой Кузнецова было то, что он уходил на восток. Если бы на запад, как было оговорено с командованием в качестве варианта, все могло бы быть иначе. Грубым просчетом было и то, что Медведев назначил место встречи в районе, который контролировали украинские националисты.
Оторвавшись от полиции, проплутав несколько суток в лесу, Кузнецов и его спутники Каминский и Белов вышли к селу Боратин. Измотанные разведчики остановились в хате крестьянина Голубовича. Там их и накрыли бандеровцы. Сотник Черныгора быстро понял, с кем имеет дело. Но Кузнецов до последнего момента управлял ситуацией. На столе под фуражкой лежала граната. И настал тот момент в переговорах с Черныгорой, когда Кузнецов рванул кольцо.
Изувеченное тело Кузнецова украинские националисты закопали в низине, близ села. Через неделю отступающие части немецких войск начали здесь копать окопы и наткнулись на свежезакопанную яму, в которой обнаружили труп в форме капитана вермахта. Разъяренный немецкий офицер отдал приказ спалить деревню. Крестьяне указали на отряд Черногоры, расположившийся в соседнем селе. Вскоре там уже орудовали немецкие пехотинцы, расстреливая в хатах всех, застигнутых с оружием. Они мстили за убийство «немецкого» офицера, кавалера двух железных крестов.
Это всего лишь одна из версий гибели Николая Кузнецова, основанная на рассказах местных жителей. По другой версии Кузнецов и его спутники погибли в перестрелке. На основании представления командира спецотряда «Победители» полковника Дмитрия Медведева 5 марта 1944 года Николай Иванович Кузнецов был удостоен звания Героя Советского Союза. Так как обстоятельства его гибели были неизвестны, в формулировке Указа (посмертно) не было написано. Долгое время его могила не была найдена. Только 17 сентября 1959 года захоронение группы Кузнецова было обнаружено в результате поисков его боевого товарища Николая Струтинского. Прах был перезахоронен на Холме Славы 27 июля 1960 года во Львове. После распада СССР бывшие члены УПА выступили против увековечивания памяти Николая Ивановича Кузнецова. Городу Кузнецовск было возвращено его старое название Вараш. Памятник был демонтирован в ноябре 1992 года и был вывезен стараниями Николая Струтинского на его родину.
Шабаш бандеровцев продолжается и в наше время. 21 июня 2018 года неизвестные осквернили могилу во Львове. 6 августа 2019 года был похищен с могилы бронзовый барельеф разведчика. В октябре 2021 года мэр Львова отказался передать останки Кузнецова России, не смотря на решение кассационного административного Верховного Суда Украины, после 13 летнего судебного разбирательства по иску оставшихся в живых родственников Кузнецова.