В вопросах исторического и научного первенства в чем бы то ни было, каждое государство стремится перетянуть одеяло на себя. Например, любой русский совершенно уверенно вам скажет, что радио изобрел Попов. Однако же любой итальянец на это не менее умеренно возразит: «Нет, это был Маркони!». «А почему Попов или Маркони, а не, скажем, Генрих Герц?» — в свою очередь удивится немец. И в самый разгар жаркого спора, прямиком с верхней чакры нирваны по духовной лестнице индуистских психопрактик в наш мир спустится постигший дзен индус, и зайдясь в красивом танце победит злого раджу, после чего торжественной песнью оповестит собравшихся о том, что радио изобрел Джагадиш Чандра Бос.
Что интересно, в своей претензии на первенство все будут правы. Виной сему элементарный постулат: ни одно сложносоставное изобретение не способен создать один человек, т.к. в первую очередь открытие или изобретение чего-либо связано с общим уровнем развития цивилизации. В государствах с примерно одинаковым уровнем культуры крупные открытия появляются в одно время, дополняют друг друга, переплетаются и смешиваются, в конечном счете даруя миру заветное радио или лампочку. Например, что сделал Попов? Взял колдоебину разработанную Лоджем и добавил туда колдоебства придуманные Поповым. Можно ли считать его изобретателем радио? Да, также как и еще с десяток человек.
И что немаловажно — поскольку любое изобретение соответствует культурному уровню популяции в целом и зависит от представлений общества об окружающем мире, то не бывает такого, что к созданию конечного вида лампочки приходит один человек - ее всегда независимо друг от друга создают десятки людей в разных концах планеты. То же самое касается и естествознания: Дарвин не первый и не единственный описал происхождение видов. Его теория эволюции посредством естественного отбора в то время уже буквально витала в воздухе, будучи неизбежным продуктом человеческих представлений о себе и мире, в котором они живут — уже сотни человек проводили аналогичные исследования, и десятки одновременно готовились к их публикациям (например, Альфред Уоллес).
Это правило касается абсолютно всех открытий.Никогда бы Эйнштейн не прославился теорией относительности, если б тропинку к ней в дремучем лесу научной мысли не протопал Лоренц; если б Пуанкаре старательно не вымостил ее аккуратной плиткой, дабы Эйнштейн на своем пути ни обо что не запнулся. Таким образом любое научное открытие, если проследить его путь от зарождения до наступления "звездного часа", никогда не будет целиком принадлежать одному человеку, сколь гениальным бы он не оказался. Оно всегда будет являть собой результат работы коллективного разума.
Поэтому не так уж важно, кто изобрёл лампочку или радио. Важно лишь то, что всё это действительно изобрели. Однако, помимо таких параллельных или взаимодополняющих изобретений, есть и ситуации другого рода, когда в первооткрыватели пытаются выдвинуть человека, который по определению не мог быть причастен к явлению или изобретению. И даже больше — бывает так, что государству приходится выдумывать несуществующего изобретателя с несуществующими изобретениями, дабы увековечить свое первенство в вопросе хотя бы таким образом.
Как вы могли догадаться, подобного рода фальсификации исторического и научного первенства особенно распространены в странах с высокоидеологизированными режимами. Если послушать, например, северокорейцев, то они вообще все в этом мире сделали первыми, даже то, что еще никто не сделал: и все чемпионаты мира по футболу с 1930 года выиграли, и на луну слетали, и солнце колонизировали, разве что огонь на пару с Прометеем не пиздили (видимо, на стреме стояли). Я вообще не сильно удивлюсь, если их школьные учебники по истории начинаются со строк: «Вначале было слово. И слово было Ким...». Или взять, допустим, «Рухнаму» — священное писание Туркмении вышедшее из под пера светлоокого Туркменбаши. Из этой увлекательной книженции можно узнать о том, что туркмены изобрели первое колесо и смастерили первую телегу; построили 70 государств Евразии (если в качестве гастарбайтеров — охотно верю!), и даже стали первыми выплавлять руду (видимо огнем, который в итоге спиздили у Прометея). Нам смешно, а у них это проходили в рамках школьной программы.
И СССР в этой прискорбной истории не стал исключением, когда в самый тоталитарный период своего существования с 1937 по 1953 г. (с пиком на 1947-1949) увлекся перекраиванием истории в соответствии с идеологией правящего класса. С 1947 по 1953 годы в СССР проводилась кампания под названием «борьба с космополитизмом», основной целью которой было преподнести русскую нацию как наиболее выдающуюся, доминирующую и главенствующую как среди братских народов СССР, так и в целом среди других народов планеты.
Немудрено, что практически вся литература того времени если и упоминала народности не относящиеся к СССР, то исключительно в негативном ключе.
Создавалась картина загнивающей Америки, увечной Франции и убогой Англии. В этот период СССР стремился доказать свое преимущество не только в военно-политической сфере, но и абсолютно во всех областях человеческой деятельности, включая развитие техники. Советским школьникам усиленно вдалбливали на уроках, что именно русские первыми изобрели паровую машину, паровоз, радио, самолет, электросварку, искусственный каучук, велосипед и много чего еще. Со стороны недобитой во времена террора интеллигенции, это не могло не породить ряд язвительных насмешек, самая известная из которых гласила, что «СССР — родина слонов!».
Начался этот процесс еще в начале 30-х годов, когда СССР признал себя историческим продолжением Российского государства. Отказ от цели мировой революции в среднесрочной перспективе и объявление новой доктрины «построения социализма в отдельно взятой стране», мощные социально-экономические переломы (коллективизация и индустриализация) и установление единоличной власти Сталина нуждались в легитимизирующей основе. Такой основой и призван был стать «советский патриотизм».
Именно в связи с этим процессом и началось возвращение истории в советскую действительность: с 1931 г. историю стали преподавать в школах как отдельный предмет; с 1934 г. восстановили исторические факультеты в Московском и Ленинградском университетах. Но советскому правительству не нужна была история ради истории, ему требовалось создать новую патриотическую историю, полную фактов, событий и личностей, которая заняла бы прочное место в идеологии «советского патриотизма» и повысила любовь населения к родине и политическому руководству.
Так, в течение русской истории с XVI века Иван Грозный практически никогда не являлся положительным персонажем. Даже для членов царской династии. А опричинина и подавно никогда не имела даже намека на положительный образ.
И лишь с благословения Сталина массово начали выпускаться фильмы и книги про Ивана Грозного, призванные выставить фигуранта в положительном свете, а оттуда любитель уебать посохом перекочевал и в школьные учебники. Зачем это понадобилось Сталину — ни для кого не секрет: это было связано с акцентированием внимания на роли государства в обществе и сильного правителя. Через культивирование и оправдание Ивана Грозного Сталин пытался показать, почему жесткость необходима, а главное — оправданна, если она в угоду государства.
Грозный был строителем политаризма на Руси, а Сталин — его реставратором после «оттепели» последних Романовых, демократической, а затем социалистической революции. Предпосылкой для прославления подобных персонажей является естественная для политаристов ценность «сильного государства» вместо, например, благосостояния или свободы отдельных людей. Как правило, к такой силе как к очевидной самостоятельной ценности они и апеллируют в рассуждениях о заслугах того или иного исторического персонажа.
Другой яркий пример тех лет — Александр Невский и Ледовое Побоище. Сегодня любой школьник вам расскажет о том, что Невский въебав стопаря молвил: «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет», после чего заманил на лед недалекое немецкое войско, чтоб отправить на очную ставку с его величеством Посейдоном. Однако, полагаю, широкой аудитории едва ли известно то, что этого никогда не было, а вся история от и до выдумана. Известен даже год выдумки и имена ее авторов. Что нам известно о Ледовом Побоище из досталинской эпохи? А ничего, кроме того что оно нахуй никому было не нужно. Имеются очень краткие свидетельства в летописях о том, что в таком то году от сотворения мира на брегу Чудского озера мнению русских о территориальном обустройстве Руси было не суждено сойтись с мнением немцев. Все! Впрочем, причины замеса на самом деле никому неизвестны, да и само место битвы стоит под сомнением. На этом история заканчивается — судя по тому, что факт битвы упоминается исключительно кратко, вскользь, и краааайне редко - эта битва не была даже близко такой величественной, как ее представит впоследствии Сталинская пропаганда; она была всего лишь одной из...
Единственное, что точно известно из крайне скупых записей — 5 апреля 1242 года была суббота. Все остальное уже пририсовали мастера сталинского художественного искусства.
Так бы и пылиться ледовому побоищу всеми забытым и никому не нужным на последней полке библиотеки, если б Германия во второй половине 30-х годов вдруг не стала серьезным геополитическим противником СССР. А дальше, чистейшей воды Оруэлл: «Океания всегда воевала с Остазией!» — «Россия всегда воевала с Германией». И чтобы подтвердить это документально (попутно повысив боевой дух населения) компартия отважно звеня дряблыми мудями облаченными в метафизические доспехи грядущей победы мирового социализма из пучин небытия извлекает на свет божий ледовое побоище и Александра Невского, вокруг которого сразу же устанавливается настоящий культ. Например, в 40-х годовщину Ледового Побоища отмечали с таким же размахом, как сегодня День Победы. Чтобы в полной мере иметь представление об истинной значимости этой битвы в истории Руси, не лишним будет отметить, что на момент, когда сталинские соколы поросшими мозолями на стройке коммунизма пальчонками дотянулись до Ледового Побоища, самое позднее его упоминание (из серьезных источников) датировалось аж 1818 годом в «Истории государства Российского» Карамзина. Т.е. об этой битве никто не вспоминал больше ста лет. А до Карамзина она в последний раз упоминалась и вовсе в третьей псковской летописи 1567 года. Пара упоминаний в серьезных источниках за полтыщщи лет — воистину трудно переоценить историческую значимость этой «великой» битвы.
Александру Невскому сразу же посвящается множество публикаций в газетах и журналах, театральные постановки, крупные живописные произведения, открытки и листовки, а в многочисленных лекториях активно читаются лекции военно-патриотической тематики по данному курсу. Своего апогея история достигает в декабре 1938 года, когда на экраны вышел фильм "Александр Невский". Именно в этом фильме впервые и появляется рассказ о том, как хитрый властитель заманил тупых немцев на лед, чтоб они под оный благополучно провалились на радость голодному карасю. А автором фразы «Кто с мечом к нам...» является отнюдь не Александр Невский, она принадлежит перу любимца Сталина - Петру Павленко и придумана именно для съемок этого фильма. Ассоциации в фильме проводились до неприличия очевидные: мудрый и хитрый вождь ведет народ к победе над немцами, так было раньше, так будет — сейчас!
В августе 1939 года Сталин и Гитлер нашли точки соприкосновения заключив пакт Молотова-Риббентропа, ввиду чего немцы, как по мановению палочки отмороженного фокусника, снова стали нам лучшими друзьями: за считанные секунды курс общественно-политической дискуссии повернулся на 180 градусов, а фильм про Невского был запрещен к показу. Еще вечером 22 августа, подложив под голову кирку вместо подушки, строители светлого социалистического будущего засыпали с твердым знанием того, что немец для отечественного пролетария — злейший враг, с которым он воевал с незапамятных времен. Но уже утром 23 августа он просыпался с известием о том, что немец — лучший друг советского передовика, с которым вместе не грешно разделить хоть утренний завтрак, хоть вечернюю Польшу.
Потом последовал небезызвестный утренний «удар в псину», после чего фильм снова был водружен на копье пропаганды для поднятия боевого духа населения: немцы вновь стали врагами, а Невский — спасителем Руси. Нам остается лишь догадываться о том, как в те годы охуевало население от контрастного душа истории по-советски. Интеллигенция, впрочем, не унималась и продолжала едко колоть острой шуткой и эту сторону советской пропаганды, самая известная из которых звучала так: «СССР — страна с непредсказуемой историей». Советская власть в долгу не оставалась и едко колола не менее острой пулей в затылок особо забористых любителей подобных стендапов.
По окончанию второй мировой войны, когда отчизна остро нуждалась в быстром восстановлении от разрушительных последствий боевых действий, риторика официальной пропаганды переключилась с истории на науку. Чтобы добиться какого-либо успеха необходимо было поднимать самосознание горожан, и одних подвигов военных лет для этого было явно недостаточно. Требовалось показать населению, что оно не только самое боевитое и сильное, но и умное, проще говоря — облагородить его в его же собственном познании своей самобытности. И если за подтверждением первого ходить не надо было, ибо пылающие останки рейхстага еще глухо похрустывали под кованным сапогом красноармейца, то вот со вторым были определенные проблемы. Население страны все еще оставалось крайне неграмотным, что в свою очередь резко негативно сказывалось на производительности труда — рабочие ломали любую технику попадавшую им в руки, беспробудно пили и прогуливали смены (что впоследствии привело, сперва к статье за опоздание на 20 минут, затем - к появлению статьи за тунеядство). К тому же, чтоб перегнать и обогнать Америку одного вооружения недостаточно — нужны мозги. А мозгам — тянущиеся к знаниям люди. Вот только в парадигму системы ценностей рабочих тяга к знанию никак не входила.
Все мы помним о том, что на момент революции 95% страны было представлено крестьянством, где 90% населения не умело читать и писать, и еще 5% умело писать, но не могло понять смысла написанного. Не взирая на то, что основой большевистской кампании являлось поднятие образовательного уровня крестьян и рабочих, немудрено догадаться, что столь грандиозные проекты в два дня не завершаются, а растягиваются на десятилетия. И бесконечные гражданские войны, голод то тут, то там, отнюдь не придают этому процессу ускорения. Таким образом согласно переписи населения 1937 года около 50% населения продолжало оставаться неграмотным, причем критерием грамотности являлось лишь умение написать и прочитать свое ФИО. Т.е. на самом деле уровень грамотности был гораздо ниже. Сталин получив данные переписи очень сильно расстроился (не только из-за низкой грамотности населения, но и из-за очень медленного прироста населения, ибо в те годы все должно было быть по плану — даже фертильность со смертностью). А как нам всем хорошо известно, если Сталин расстраивался, то следом расстраивались уже родственники объектов сталинской печали. Этот раз не стал исключением: все ответственные за перепись во всех союзных республиках были арестованы, обвинены в работе на вражеские страны победившего империализма и расстреляны.
Прекрасно понимая, что из такого материала светлого социалистического будущего не слепишь, сталинская пропаганда взяла курс на русские приоритеты в науке. Населению необходимо было дать ориентиры для подражания, ввиду чего ориентир обязан был иметь крестьянское происхождение, дабы рабочие и крестьяне ощущали родство с ними. Так с 1947 года в советские учебники, книги и энциклопедии гордой строевой войск Вермахта направилась целая орда крестьян совершивших практически все научные открытия в мире. Для того чтобы советскому труженнику было легче ориентироваться во всем этом многообразии, для него создали собирательный образ всего хорошего в этом мире в лице Ломоносова: ребенок из бедной крестьянской семьи, который так тяготел к обучению, что аж пешкодрапом в Москву прихуячил учиться. А пока шел, умудрился сделать в каждой науке по открытию, написать гору стихов и книг, и даже успел создать целые научные отрасли. Культ Ломоносова в те годы едва ли уступал культу Невского. Как вы могли догадаться, 90% фактов его биографии были крайне мифологизированы и появились в те же годы: никуда пешком он не ходил, выходцем из бедной крестьянской семьи не был, зато был прекрасным мотиватором для населения. Но Ломоносова мы оставим на десерт. А пока вернемся к насущному.
Подобная инъекция исключительности населению столь популярна во всех тоталитарных государствах, т.к. позволяет одним выстрелом убить даже не двух, а трех зайцев. Первого мы уже разделали выше, очередь за оставшимися двумя. Второй, вполне очевидный — это, конечно же укрепление доверия к власти, ибо «Видите, какие мы во всем великие, благодаря жесткой руке нашего мудрого вождя!». А еще ощущение своей исключительности серьезно снижает толерантность в отношении всех остальных. Остальные воспринимаются при такой повестке не иначе как юродивые, жалкие и недостойные, а потому стремящиеся нам из зависти нагадить. И это наш третий заяц. И чем болезненней чувство собственной исключительности, тем надменнее, брезгливее и недоброжелательнее отношение к народам третьего сорта, которые не повезло быть такими же великими, как мы. Например, большинство людей считающих негров примитивными, относятся к ним очень неприязнено. И в целом, знаете ли, если человек примитивен, то его не жалко и убить, чтоб он своим примитивизмом не чадил наше красивое синее небо.
Важность подобного типа мышления трудно переоценить для тоталитарной диктатуры вечно находящейся в состоянии ожидания войны. Отсюда и уклон в то, что жители тоталитарного государства придумали и создали все на свете, в то время как остальные лишь пользуются плодами их успеха и гадят от бессильной злобы: наш великий Попов изобрел радио, а их вредный, жалкий Герц — украл его радио и выдает за свое! Нет лучшего мотиватора для ненависти, чем ощущение своей исключительности и доминантного превосходства. Тоталитарные режимы это прекрасно знают и на протяжении веков успешно используют. Не даром начало кампании по борьбе с космополитизмом полностью совпало с началом холодной войны: 12 марта 1947 года на свет появилась доктрина Трумэна, ставшая точкой отчета для холодной войны, а уже 28 марта 1947 года в СССР введены патриотические «Суды чести» призванные карать за низкопоклонство перед западом и отрицание Советских приоритетов в науке и культуре. Уже на следующий день массово полетели головы ученых рассматривающих достижения российской науки и творчества в контексте общемировых: на нары молниеносно отправился (и умер через год в комфортных условиях советских ГУЛАГов) профессор лингвистики Исаак Нусинов за книгу «Пушкин и мировая литература», ибо творчество Пушкина там рассматривалось в контексте мировой литературы, что было не допустимо, т.к. по мнению партии в мире не было ни одного поэта достойного рассматриваться в одном ряду с нашими.
Как гласили памятки агитпрома: «Теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет»; «капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная мощи и творческих сил, круто идет по восходящей»; советский строй «в сто крат выше и лучше любого буржуазного строя», а «странам буржуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую страну подлинного народовластия». Таким образом каждый ученый где-либо упомянувший успехи западных коллег, очень скоро менял перо на опор, а уютную лабораторию в Москве на морозный барак Сибири; судьба каждого, кто смел заикнуться о том , что Попов и Яблочников — лишь одни из многих изобретателей радио и лампочки, или о том, что на западе есть хорошая литература — была очевидна и без подсказок Мессинга. Вне закона были объявлены целые научные отрасли, лишь за то, что были сформированы на западе. Например, ученые отказывавшиеся признавать порожденную в странах загнивающего капитализма генетику лженаукой, очень скоро признавались западными шпионами и оправлялись в царство сорока сталинских гурий — ярчайший пример, Вавилов.
Наукой не ограничивалось — немалую роль в новой пропаганде была отведена деятелям культуры и искусства. Например, как поднять самосознание советских азербайджанцев? Надо показать, что они чего-то стоят в этом мире, что они рождены для большего, чем продавать мандарины. Надо найти в истории точки, которые могли бы послужить стимулом. Да вот беда — проще было найти секс в трусах Крупской, нежели такие точки в истории Азербайджана.
Нет! Не может быть такого в стране социалистических республик свято следующей светлым заветам Ильича и Маркса. Наши народы самые великие в мире, так что история азербайджана — это не только история рыночных торговцев, но и история великих научных открытий и поэзии. Так на празднование 800-летия персидского поэта Низами Гянджеви произошёл идеологически мотивированный пересмотр национально-культурной принадлежности поэта: Иосиф Сталин лично велел с этого дня (1939 г.) считать Низами великим азербайджанским поэтом, даже не взирая на то, что все его стихи написаны на персидском.
Т.е. 31 декабря 1938 года все мировые и советские книги считали Низами персом, а 1 января 1939 года ко всем советским литературоведам внезапно пришло ясное осознание того, что Низами — азер. А к тем, к кому этого осознания не пришло — пришли офицеры НКВД, и как следует растолковали кто есть кто в мировой литературе. Вообще партия творила чудеса похлеще Хогвардса — могла национальность изменить, а могла, думаю, и пол, причем без ножниц. Так что Низами еще повезло, что Советская власть не удумала менять приоритеты в пользу женщин. Причем, что наиболее забавно — с тех пор Низами во всех советских источниках назывался не просто азербайджанским поэтом, а исключительно с приставкой «Великий». В то время, как американские поэты, наверное, не иначе, как со словами «Ничтожный» и «Жалкий». От этого самосознание азербайджанцев, видимо, должно было еще сильнее пробудиться. И судя по количеству гастербайтеров на стройках Москвы — помогло, как-то, не очень.
Вот так, долгими окольными путями: три дня лесом, два — полем, да огородами окрестных старух, перетоптав все их садово-агрономные культуры (и подорвав тем самым производительность социалистического труда), к нам пришел вожделенный 1947 год и сонмище отечественных горе-учёных и горе-историков по велению Великого Сталина кинулись на поиск приоритетов в тех или иных научных областях, которые (приоритеты) определялись не в ходе дискуссий в профессиональных сообществах, а путём партийных постановлений. Получилось своего рода соц. соревнование: в каждой отрасли и сфере знаний требовалось отыскать посконное, домотканно-лапотное, не басурманским лыком шитое. И результаты не заставили себя долго ждать...
Продолжение следует.