Почти сразу же в горнице пробили полночь настенные часы, которые гости почему-то не заметили. Водрузилась странная тишина. Одиноко на чердаке скребла мышь да маятник часов глухо отмерял ход времени, субъективность и относительность которого, не удосуживается замечать, к сожалению, никто.
- Скоро они должны придти, - прошептала заговорщическим голосом Алевтина. – Они всегда приходят, когда гаснет свет. Мы можем спрятаться в погребе в чулане. Там нас сам чёрт не сыщет.
Кто-то чиркнул спичкой. Алевтина выдвинула из стола ящик и достала оттуда огарок свечи. Откуда ни возьмись, в руках Михалыча появилась винтовка.
- Нам пора, - уже уверенным и спокойным тоном сказала Алевтина и поднялась с зажженным огарком свечи из-за стола.
Все молча встали и двинулись за ней по направлению к чулану. В погреб спустились по расшатанной лестнице: сперва Алевтина со свечёй, за ней Михалыч с трёхлинейкой, Авдеев и Пичугин. Последний аккуратно постарался закрыть за собой крышку погреба. В погребе было сыро и зябко. В нос ударил запах плесневелой картошки и мочёных яблок. На пристроенных к земляной стене полках покоились литровые банки с заржавленными крышками, заполненные тёмной бесформенной массой. «Сколько же им лет?» - подумал Константин. «Грибы», - мелькнуло в голове у Авдеева.
При тусклом свете лица наших героев стали приобретать совсем другие очертания. Округлость линий превратилась в угловатость. Игра теней ярко высвечивала лишь отблеск глаз и ущербленность лиц, придавая им средневековую таинственность и набожность. Алевтина, казалось, помолодела лет на двадцать, Михалыч приосанился и обрезался в лице. Прижатые со всех сторон толстыми слоями земли Пётр и Константин едва узнавали друг друга в тусклом свете беспомощно трепыхающегося огонька.
Наверху послышался топот копыт, затем шум и голоса. По-видимому, начали стучать в дверь. Алевтина дунула на свечку и прижалась к Петру. Тот стиснул её плечи и жарко задышал в чёрную, пахнущую степной травой, гущину волос. Стук становился всё настойчивее и громче. Стучали чем-то тяжёлым. Наконец дверь содрогнулась и со скрипом поддалась. Приглушённый топот сапог, рассыпался дробью над головами сидящих в погребе.
- Они где-то здесь, - послышался сверху чей-то властный голос. – Обыскать чердак, погреб, кладовку!
В руках Михалыча клацнул затвор трёхлинейки.
Кто-то особо шустрый потоптался на крышке погреба и, завидев лестницу, ведущую на чердак, загромыхал наверх.
- Товарищ комиссар, на чердаке присутствует открытый проём, в который эти контрреволюционные гниды повылазили в сад и скрылися, - донеслась с чердака пулемётная очередь шустромётного бойца.
- Окружить сад! Они от нас далеко не уйдут! Проверить хлева и сараи! Живо, живо! Что возитесь как спросонья?!
Где-то недалеко ухнул разорвавшийся снаряд.
- Товарищ комиссар! Должно казаки подступают! Требо того, уносить ноги!
- Молчать! Где мой конь?
На окраине хутора стали раздаваться ружейные хлопки, похожие на треск разгоравшихся сучьев.
- Скорее товарищ комиссар, они могут нас обойти со стороны реки!
Послышался лошадиный храп и удаляющийся топот копыт с одновременно нарастающими звуками выстрелов.
Как только Авдееву показалось, что он видит себя как бы со стороны, он тут же постарался зафиксировать свой взгляд на циферблате своих наручных часов. С великим трудом Пётр осознал, что на его запястье часов нет. Как, впрочем, и самого запястья.
Всего несколько раз в своей жизни Пётр испытывал непроизвольную экстериоризацию (выход из тела): в Чечне, когда попал на растяжку, и на обучении, будучи уже на службе. Для предотвращения состояния замешательства при непроизвольной экстериоризации на выручку приходили механизмы, заставляющие Авдеева фиксировать свой взгляд на окружающих предметах. Это «якорило» его сознание, помогало «не улетать».
Пётр посмотрел на себя в небольшое квадратное зеркало, которое висело на стене, но увидел в нём огромные настенные часы….
До Кости вдруг дошло, что минуту назад он выбрался из какой-то бездонной пропасти, в которой побывало его сознание. Бросив взгляд на окружающих, он сделал вид, будто ничего не случилось, чтобы не подумали, что он, Константин, переборщил с «глюконатом натрия». Он стал озабоченно вертеть в руке свой пустой стакан, с интересом рассматривая его дно и, сделав губы трубочкой, сосредоточенно покусывал щёку.
Увидев перед собой улыбающееся лицо Алевтины, Пётр словно проснулся.
«Это был временной провал. Но где я был? Что послужило катализатором? Неужели эти чёртовы мухоморы?»
- Господа, то есть, товарищи, вернее… это… в общем, нам пора, - начал, было, он.
- Ты думаешь ктонить могёт позариться на твой броневик? – перебил его Михалыч. - Не бойсь, стоит как вкопанный в кущерях. Его, чтоб с места стронуть, не одна пара кобыл востребвуется.
Авдеев, словно, припоминая что-то, уставился на Михалыча и медленно стал подниматься из-за стола.
- Нет, уж я лучше пойду, мне пора…. Пора нам, братцы, броневик из кущерей выручать. По коням! А вы, Алевтина, не включайте одновременно утюг, телевизор и ваше бурное воображение, иначе не будет отбоя от шаровых молний.
За Авдеевым поднялись и остальные.
- Может, вам всё приснилось, Аля милая, - пролепетал Костя, - тем не менее, было очень интересно выслушать ваш рассказ. Он действительно необычен и отличается от других подобных рассказов хотя бы тем, что в нём присутствуют искры, из которых так и не разгорелось пламя.
- Может быть, мне всё это и приснилось…. Я же сказала, что ничего не помню, - задумчиво проговорила Збруева, провожая гостей.
Михалыч по-хозяйски заворачивал бутылку самогонки в газету, мурча себе под нос казачью песню.
«Ну что же, будем считать все эти приключения неуместной инсинуацией», - размышлял про себя Пётр, с удовлетворением отмечая, что к нему снова вернулась эта вполне человеческая способность – размышлять и ставить точку в конце длительных и полных и непреодолимых противоречий размышлений.
Проходя мимо окна в горнице, его взгляд ненароком упал на отверстие в стекле, напоминающее по размерам небольшой игрушечный мячик. Внимание Авдеева сработало, как фотовспышка. На внутреннем негативе отпечаталось всё до мельчайших подробностей. Даже то, что края этой дыры были, как бы, оплавлены, что говорило о некой плазменной энергии, а не о непостижимой скорости полёта какого-то супер-ядра. Авдеев продолжал идти вперёд, но ещё один Авдеев продолжал рассматривать дыру в стекле. Его мозг сразу же выдал всю имеющуюся информацию о дырах, даже о чёрных дырах, включая и Марианскую впадину, но ничего подобного его глаза ещё не видели. «Приехали», - точка в конце длительных размышлений.