Сразу отметим, что ностальгические воспоминания о «добром старом времени, порушенном большевиками», мы отбросим сразу: 83% товарного зерна производилось в помещичьих и кулацких хозяйствах, а на всю огромную массу остальных крестьян – только 17%. Мужик держался на грани: недоедание переходило в голод. Убогие возможности хозяйства, отсутствие денег для обновления сельхозинвентаря, низкая урожайность (в 1908 - 1912 гг. в России на круг была 8 центнеров с гектара, а во Франции и США -12,4 , в Англии - 20, в Голландии – 22) – всё это подрывало государство. Известный агроном и публицист А.Н. Энгельгардт: «Мы продаём хлеб не от избытка, мы продаём за границу хлеб, необходимый для собственного нашего пропитания».
Революция дала мужику землю. Через 10 лет посевная площадь зерновых культур превысила довоенный уровень, урожайность поднять было сложно, и всё же НЭП насытил рынок. Жить бы да радоваться?
В это же время начало политики индустриализации было законодательно закреплено партией в апреле 1927 г. на ІV съезде Советов СССР. Меня поражает, насколько точно И.В. охарактеризовал ситуацию: "Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут", – сказал Сталин на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г. Война начнётся через 10 лет. Случайность или точный анализ?
Индустриальный рывок тяжело отразился на положении крестьянских хозяйств – деньги на индустриализацию можно было взять только в деревне. Но чрезмерное налоговое обложение возбуждало недовольство сельского населения. Непомерно увеличивались цены на промышленные товары. Одновременно искусственно занижались государственные закупочные цены на хлеб. Мужик ответил просто: знаменитая «Хлебная стачка» 1927-28 гг., договорённость не отдавать хлеб по этим ценам. Крестьяне стали укрывать урожай, ожидая роста закупочных цен, как это уже было. В городе начались перебои с продовольствием, с 1929 г. вводились карточки.
Возможны были два пути из кризиса: Бухарин предлагал снизить темпы индустриализации, поднять закупочные цены, то есть пойти навстречу мужику. Это означало, что многомиллионная деревенская масса (по данным на 1927 г. имелось 25 млн. крестьянских хозяйств) представляла для партии и Советской власти потенциальную угрозу в силу своей экономической независимости. Мужик упёрся - партия подчинилась? Так у нас диктатура или воля вольная?
Сталин выбрал иной путь: нужно организовать сдачу хлеба! Деревенскую бедноту ячейки партии побуждают доносить на односельчан, укрывавших хлеб от госзаготовителей, а стимул прост: четверть конфискованного хлеба с каждого хозяйства шло доносчику. А если крестьянин привозил зерно на государственную мельницу, обмолоту подлежали лишь два пуда на каждого члена семьи, а «излишки» принудительно «покупались» по государственным расценкам.
Недовольных властью становилось всё больше. ОГПУ в политдонесениях в ЦК рисовало тяжкую картину крестьянского сопротивления, переходящего в прямые угрозы:
«Вы, вся сволочь, сидите на народной шее по губерниям и округам и врете без конца, но не думайте, что вашему царству не будет конца. Придет время, что вся партийная сволочь не найдет себе места в нашей необъятной России, надо только войну, и царству вашему будет конец».
«Товарищи хлеборобы. За 10 лет советская власть причинила вам зла столько, сколько вы не видели за 300 лет царствования дома Романовых».
«Советская власть почище Колчака нажимает. Знали бы это, так не пустили бы Красную армию»
«Долой ленинизм, да здравствует царизм. Ура. Даешь царя, свободу и хлеб».
Кроме лозунгов, был ещё один сильный удар: крестьяне начали сокращать запашку – собирали только на себя, на еду для семьи. Приближалась голодная катастрофа, поэтому колхозы стали для партии выходом из безвыходной ситуации: чтобы создать колхоз, нужно раскулачить собственников (кулаков!) и на основе их инвентаря, скота, семян организовать коллективное хозяйство, а недовольных репрессировать в той или иной форме выселить, переселить, даже уничтожить. Теперь за хлебопоставки отвечал весь колхоз, а не каждая семья в отдельности.
Индустриализация была продолжена, для партии и государства это был рывок к новому масштабу производства и в деревне, и в городе, а для людей это была трагедия, сломавшая многие судьбы и семьи.
А был иной путь?