Устал. Честно. Хочу повспоминать. Повыпендриваться даже. Обещаю, и мамой клянусь, здесь ни слова о политике не будет.
С чего начать? С любого места, хотя бы отсюда. Летим на ихней вертолетке на корабль, находящийся в Северном море. Вертолетка, как всегда. Гремит и трясется. Но поспокойнее, чем наша “восьмерка”. На случай аварии и посадки на воду все шведские викинги, и я заодно, – в спасательных гидрокостюмах. Гидро – это, сами понимаете, воду не пропускают. Ни туда, ни обратно. Хотя обратно надо бы, потому что здешние викинги очень тепло любят. А мне жарко. Сижу, потею, уже струйки текут по спине и ниже. Но это ладно бы, так еще и беруши. Это такие огромные наушники, но без Лепса, и даже без Валерии. Тишина там. А мозги мои последние уже сжаты этими берушами до дальше некуда, и просятся наружу. Но куда же я без них? Снимаю с себя эту хрень, и слушаю вполне знакомый мне голос вертолетки. В который вмешиваются крики нашего временного, вертолетного военачальника: надеть, твою мать! По-шведски. Подчиняюсь. Потому что такая у них забота об людЯх. Ну, очень заботливая забота. Говорят, даже. Что военнослужащим там перед атакой выдают обязательные памперсы. Зачем – не пойму, и не пробовал. И спросить не у кого. Внучка сказала бы, но уже забыла давно. Думаю, сыро и неприятно. И совершенно не до атаки.
Когда-то было. Дочка выкинула внучкин памперс в парашу, которая под деревенским умывальником, и он там набрал в себя все, что смог. Я увидел, и обомлел. Некий раздувшийся монстр, килограмма на четыре. Выгребал его оттуда совковой лопатой, потом закопал в лесу. Елки, которые рядом росли, выжили, а мне до сих пор страшно вспоминать.
Да я это просто к слову. Как ты собрался меня побеждать, если что? Когда у тебя, кроме обязательных патронов и гранат в разгрузке, еще четыре килограмма между ног болтается?
Ухожу из этой темы, потому что боюсь снова влететь в политику. Куда бы еще? Ну, вот сюда.
Возвращаемся оттуда. Причал в захудалой ирландской деревушке, но с приличным аэропортом. Примерно, как у Афони из фильма. Только аэропорт в этой деревушке еще есть, а у нас уже давно нет. Тогда быстро на самолет, а то снова вопрусь в политику. Что-то мелкое и двухмоторное. Наши шмотки просто лежат за нами в хвосте, под сеткой. Больше их деть некуда. И стюардессе ходить там никак, можно только поворачиваться. Что она и делает, и непрерывно подливает нам виски. Потому что места в этом самолете хватило только на несколько бутылок виски, и на пакетики с поддельными арахисовыми орешками из теста. И мы с благодарностью подставляем ей пластиковые стаканчики.
Глазго, мы уже теплые. И я пытаюсь там, в аэропорту, прочувствовать вкус пива Гиннес. Собственно, я его видел уже, и не раз. Правда, не пробовал. Когда после трех месяцев в тундре возвращался на нашу полевую базу, и замачивал со стиральным порошком свои шмотки для большой стирки. Портянки, носки и прочее. Черная жидкость с белой пеной сверху. Повторяю: в тундре не пробовал, но мне кажется, что вкус Гиннеса точно такой же, как и его вид.
Убегаю в Индию, в Бомбей. Быстро я бегаю? Магазинчики в отеле, и я там. Постигаю азы рыночной экономики. Прекрасный платок из индийского шелка. Именно такой, который сам пробегает через обручальное кольцо жены. Этот подарок я для нее задумал. Но стоит он там, примерно, как половина Тадж-Махала. Это если разрешить строить Тадж-Махал Роттенбергу.
Снова политика? Нет, не буду! Я – в Бомбее, и говорю продавцам: сейчас я выйду на улицу. Там, напротив, магазин тканей. И я куплю там задешево несколько метров точно такого же шелка, и с тем же рисунком. Жене останется только его разрезать, и обметать края платков. После чего у продавцов цена на платок соскакивает в минус в несколько раз. Я доволен, но ребята эти тоже не остались внакладе. Потому что впарили мне еще и слона из натурального сандалового дерева. Скажу откровенно, сандалом он там вонял на весь отель. Но, когда я вернулся домой, он почему-то выдохся, и начал пахнуть тем самым валежником, из закона, принятого Госдумой.
Нет! Ни слова о политике! Ухожу, ухожу, ухожу.