Я в детстве совсем плохая была. Бабушку обманывала. Только в школу начала ходить, и уже говорю ей, что русскому языку выучилась. Она просит сказать что-то по-русски, а я, конечно, на нем еще не разговаривала, только таблицы наизусть зубрила. И говорю ей прямо по таблицам: «Чашка-ложка-миска...» А бабушка-то русский совсем не знает и восторгается, какая у нее внучка способная.
Потом сказала ей, что писать умею. Подсмотрела, как русские пишут, все крючками, и сама тоже закорючки рисую. А бабушка хвалит. Перестала ходить в сельсовет, стала мне диктовать письма сыну на фронт. Тот, конечно, так ничего и не получил. Всю войну прошел, в госпитале раненый лежал без единого письма от матери. А в четвертом классе я уже лучше всех русский знала. Мне за это в школе тетрадку подарили. Родители ее в чуме повесили на видном месте.
– Чья это тетрадка? – нарочно спрашивают.
А я гордо отвечаю:
– Моя!
Очень плохая была тогда, вредная. Хулиганка, да и только.
Когда я работала журналистом, наткнулась на одну женщину. Она мне рассказала, что во время войны сидела вместе с нашим дедушкой – его как шамана взяли. Обрадовался он встреченной хантыйке. Показал ей вещички, которые с собой возил, как документы: черно-белые кисы с украшениями, малицу с рукавицами из выдры и такой же шапочкой. Шкурка выдры долго носится. Остальной мех уже весь ушел, одна кожа осталась. Рассказал, что жена ему их сшила. Вскоре дедушка умер, похоронила она его.
Когда я это узнала, бабушка еще живая была. Слепая, старенькая. Я ей не сразу рассказала, а сначала спрашиваю – во что был одет дедушка?
Бабушка удивилась:
– Как это тебе, ребенок, в голову пришло?
А я уже не ребенок давно. Взрослый человек. Вижу – приятно ей, что я про него думаю. Пытается вспомнить, и не может. А выдровые рукавицы – большая редкость. Обычно их из лап оленьих шьют.
Тогда говорю:
– Выдровая шапка у него была?
– А как же! – отвечает бабушка. – Он ведь нашего духа возил. Как могли, так и наряжали его.
– Из выдры, – говорю, – только шапку ему сделала?
Тут и вспомнила бабушка про рукавички. И начала я ей рассказывать. Она молча встала – маленькая такая бабулечка, худенькая. Выпрямилась, как солдат.
– Я, – говорит, – так и знала, что никогда он про нас не забывал.
А когда услышала, что та женщина похоронила рядом с ним кисы и малицу, вовсе обрадовалась:
– Как только приеду к мужу, сразу узнаю по одежде. Я уж приготовилась, подарки от всех детей собрала.
У нее было много мешков. Что мы купим, она складывает. Говорила, там покажу ему, что мне дети да внуки дарят.
Всю жизнь она чтила его.