Путешествие в Абхазию
— Мальчик писается? Скажите, мальчик писается?
Я проснулся. Какая-то древняя старуха монотонно задавала один и тот же вопрос. Обращён он был к женщине с ребёнком, которые сидели тут же, на лавке вокзала в Гаграх. Ребёнку было лет девять, и я с трудом мог представить себе, что он, как маленький, писается в кровать. Но старуха, видимо, имела опыт на сей счёт. Она собиралась предложить семье комнату и хотела убедиться, что проблем с постелью не будет. Мать ничего не отвечала — наверное, обиделась за сына. Старуха же не отставала. У меня опять скрутило живот, и я отправился в дощатое сооружение по соседству. А когда вернулся, сцена ничуть не поменялась. Старуха всё так же монотонно повторяла одну и ту же фразу, а женщина с ребёнком всё так же молча сидела, отвернувшись к стене.
— Мальчик писается? Я спрашиваю: мальчик писается?
В Абхазию я приехал на четыре дня. Там уже отдыхали мои друзья Ваня и Оля, а также Инна Н* со своим семейством — мамой и младшей сестрой.
С самого начала мне повезло несказанно. Где поселились мои друзья, я точно не знал; не знал даже названия посёлка и ехал, что называется, наобум. И вдруг в самом центре Пицунды меня, проезжавшего на автобусе, увидал Ваня. Увидал, догнал, докричался. Мало того, в это самое время вся компания уже часа четыре стояла в очереди за билетами в Москву; очередь как раз подходила, и я смог без всяких хлопот купить себе обратный билет. Почему на такой короткий срок? Сам не знаю. Как не знаю и того, зачем я вообще отправился в эту самую Абхазию. Для форса, наверное. Потому что отдохнуть на море за четыре дня, конечно же, невозможно. Только деньги потратишь, и всё.
Повезло мне и ещё раз. И опять благодаря Ване. Я отправился в почтовое отделение позвонить домой маме: прибыл, дескать, благополучно. Звонил из телефонной будки. А когда пошёл обратно, именно Ваня обратил внимание на то, что я забыл в будке все свои деньги и документы. Побежали туда. И что? Висят себе родимые на крючке в сумке-визитке. Никто покуситься не успел. Потом уже знающие люди объяснили, что абхазы вообще-то не склонны к воровству. Брезгуют. Вот ограбить или, в крайнем случае, зарезать — это они могут. А воровство, в основном, — удел приезжих граждан. Но на мое счастье приезжих граждан поблизости не оказалось.
Когда-то Константин Паустовский сравнил послереволюционную Абхазию с республикой Анчурией, описанной О.Генри в знаменитом романе «Короли и капуста». Один в один, как ему представлялось. В то время, когда мы посетили этот благословенный край, от республики Анчурии здесь мало что осталось. Разве что какой-нибудь вечно пьяный Вельзевул легко мог попасться на глаза спящим на местном рынке или пляже. Скорее, всё, что происходило вокруг, напоминало кадры из кинофильма «Будьте моим мужем», снимавшегося в той же Абхазии примерно в те же годы.
В первую очередь, это, конечно же, касалось вопроса с жильём.
Оля с Ваней обитали в какой-то каморке — крошечном пенальчике, где помещалась только кровать, и больше ни для чего места не было. В точно таких же соседних каморках-пенальчиках жили другие обитатели этого милого дома.
Семейство Инны устроилось со значительно бóльшим комфортом. Очевидно, они заказывали жильё заранее, и им достались комната или даже две с верандой и отдельным выходом в сад. Впрочем, и там, и там я побывал по разу, внутрь даже не заходя: посещения гостей в съёмных жилищах в Абхазии, как видно, не приветствовались. Только оставил у Оли на время сумку с провизией, которую привёз из Москвы.
Добрые Оля с Ваней взять сумку согласились, но потом, наверное, сильно об этом пожалели. По их словам, они проснулись среди ночи от сильного запаха, и после недолгих поисков источник этого запаха был обнаружен. Ещё в Москве моя мама положила в сумку варёную курицу, но пока я ехал в поезде (двое суток), а потом шлялся по раскалённой Пицунде и искал себе жильё в посёлке (ещё сутки), курица так и пролежала нетронутой. Что с ней стало, догадаться нетрудно. Но вот куда её дели тёмной абхазской ночью мои друзья и какими словами меня при этом поминали, угадывать не решаюсь.
Так вот о пресловутом квартирном вопросе. Мои личные поиски жилья, естественно, ничем не увенчались. Помню, что мы с Ваней забрели даже в абхазскую часть посёлка. Она находилась подальше от моря и сильно отличалась от русской, курортной. Какие-то галдящие дети, чем-то занятые и тоже галдящие женщины… Обращаться к ним напрямую с вопросами о жилье, тем более в отсутствие их мужчин, я, честно говоря, побоялся. Зато с разбитным матросом-спасателем на пляже мы разговорились. Он поглядел на меня с некоторым сомнением, но всё же предложил заглянуть под вечер: дескать, что-нибудь придумаем. Как я догадался, речь шла о сарайчике на берегу, где хранились вёсельная лодка, канаты и несколько спасательных шлюпочных кругов. Один бы я был обитателем этого убежища для бездомных или нет, я так и не понял.
Но мои благодетельницы старались не зря. В конце концов, ночлег для меня был найден. Он представлял из себя кровать, стоявшую посередине какой-то прихожей, куда выходили шесть или семь дверей из комнат, занятых более удачливыми обитателями этого общежития.
На кровать было навалено бесчисленное множество тюфяков, ватных одеял и прочего скарба. Надо сказать, что один раз мне это помогло. День так примерно на второй я перегрелся на солнце и получил не то тепловой, не то солнечный удар. Едва добрался до дома, ещё засветло в жестоком ознобе свалился на кровать и, не обращая внимания на снующих туда и сюда жильцов, укрылся всеми имеющимися в наличии одеялами и перинами. И проснулся среди ночи мокрый, как мышь, и — совершенно выздоровевший.
Правда, одно «но» в предоставленном мне жилище имелось. Как я понял, едва ли не главной проблемой абхазского гостеприимства была в те годы (и, наверное, остаётся по сей день) проблема отходов человеческой жизнедеятельности. И мне было прямым текстом заявлено, что отхожим местом я могу пользоваться не чаще, чем один раз в день, рано утром. Помнится, я так обиделся, что в это самое хозяйское отхожее место ни разу даже не заглянул.
Ситуация непростая. Но не безвыходная. Кое-что приходилось делать тем же ранним утром прямо в море, подальше от берега (признаюсь: стыдно), а по более важным делам я приноровился уходить после обеда высоко в горы. Ходьбы туда было не менее часа: сначала вдоль берега, а потом по узким горным тропинкам до укромных, спрятавшихся среди густой зелени подходящих по размеру полянок. Верный друг Ваня, испытывавший, вероятно, похожие трудности, составлял мне в этих прогулках компанию. Помню, что на второй день Оля поинтересовалась, куда это, собственно, мы с её мужем столь решительно направляемся.
— Удивительный вид на море открывается сверху, — объяснили мы. — Необыкновенная красота!
Не самая удачная выдумка. Оля выразила желание непременно составить нам компанию и тоже полюбоваться видами, и её пришлось взять с собой. И как же она обиделась, когда, докарабкавшись до выбранной нами площадки, узнала истинную цель путешествия!
— Ты тут постой, полюбуйся пока на море, а у нас чуть повыше есть свои дела!
Не спускаться же ей одной! Так и пришлось ждать, пока мы свои дела доделаем.
Загореть на юге за четверо суток, наверное, можно. Но не мне. И ставить эксперименты над собой я не собирался. А потому повсюду, в том числе и на пляже, ходил в панамке и рубашке с длинными рукавами. И, в общем, более или менее уберёгся от палящего абхазского солнца. Разве что слегка прижёг себе шею, уши, запястья — в общем, обычная история.
Надо сказать, что такое нарочитое пренебрежение законами курортной жизни вызвало неодобрение отдельных членов нашего небольшого коллектива.
— Ну как же так можно? — возмущалась, например, Инна. — Смотреть больно! Человек приехал на юг — и совсем не загорает! Так и уедет белым… А ноги-то, ноги! Какого-то синюшного цвета!
Беспокойство не сказать чтобы оправданное, но, в общем-то, более или менее объяснимое.
Не могу сказать наверное, рассматривалось ли в семействе Н* моё внезапное прибытие на курорт как появление потенциального ухажёра или, может быть, даже жениха для старшей дочери. Однако не только нежелание загорать, но и скорость, с которой я собирался покинуть эту южную страну, не могли не порождать чувство досады. Как бы там ни было, но это всё-таки нарушало принятые правила приличия. А потому мне порой приходилось выслушивать не самые приятные отзывы о себе.
— Не надо сердиться, Инна! — урезонивала старшую из сестёр мама. — Может быть, у него в Москве дела; может быть, он очень занят и спешит…
Но и в её голосе чувствовалось некоторое раздражение. В конце концов, обо мне хлопотали, обо мне заботились, подыскивая мне жильё, а я, в глазах почтенного семейства, отвечал на все эти хлопоты чёрной неблагодарностью.
Впрочем, не исключаю, что это не более чем мои фантазии.
При всём том обе сестры, и прежде всего, конечно, старшая, производили немалый эффект среди местной публики. Горячие южные парни порой не могли отвести от них глаз, и случалось, что кто-нибудь так и застывал, открыв рот и всплеснув руками, провожая взглядом удаляющуюся от него фигуру.
Впрочем, пусть редко, но случалось и так, что восхищение оказывалось мнимым. Увы, мошенники попадаются на курортах чаще, чем в наших умеренных широтах, и диапазон их действий гораздо шире. Помню, как сёстры не без доли кокетства согласились на партию в пинг-понг с новыми, неожиданно появившимися и очень галантными кавалерами, с каким увлечением отдавались потом игре. Комплиментам не было конца, южане цокали языками от удовольствия, а когда удалились на минутку, обещая вернуться с порцией сладостей, оказалось, что и кошелёк с деньгами… удалился вместе с ними в неизвестном направлении. Мы дружно утешали девушек: в конце концов, мошенники выбрали их, не в последнюю очередь, из-за внешней привлекательности — абы кого так обманывать не станут. Утешение, конечно, слабое, но всё-таки…
Я же и далее вёл себя бесцеремонно и весьма эгоистично, проявляя совсем не те качества, какие от меня, вероятно, ожидали.
Все знают, сколь знаменита Абхазия своими достопримечательностями. Обязательно ли посещать их? Не знаю. Но так вышло, что на прославленное поэтами высокогорное озеро Рица я, например, поехал один. Собирались-то всей компанией. Но курортный сервис и в те времена, как и ныне, оставлял желать лучшего. Один из автобусов сломался, нам обещали поездку перенести, но я уезжал буквально на следующий день и, опять же к досаде обоих семейств, заявил организаторам, что ждать не намерен и требую отвезти меня в намеченный пункт путешествия незамедлительно. Слегка скривившись, организаторы посадили меня в автобус. Но зачем мне это было надо? Озеро, конечно, очень красивое, но что мне было делать там одному, без друзей-товарищей?
В общем, полюбовался я на озеро, съел обязательную порцию местного шашлыка и вернулся обратно. И, несмотря на уговоры, переоформлять билет на другой, более поздний срок не стал, решил уезжать, как и было намечено, завтра.
Вот и всё моё путешествие в Абхазию. Что оно мне дало? Да, в общем, кажется, ничего. Одно расстройство.
И поделом мне. Последнюю ночь я провёл не среди своих тюфяков и подушек, а на вокзале в Гаграх, в ожидании поезда. И то ли шашлык, съеденный мною накануне на озере Рица, оказался не таким, как надо, то ли это вообще особенность Абхазии с её системой слива нечистот неведомо куда, но пробрал меня на том вокзале такой жестокий понос, что я бóльшую часть времени просидел даже не на вокзальной скамейке, а в известном заведении по соседству. И с подведённым брюхом, чуть живой забрался в подошедший московский поезд.
Но время лечит. Время и голодание, известный целитель при подобных недугах. Помню, как проснулся я поутру в поезде, на верхней полке, как выглянул в окошко. Небо серое, дождь моросит, лужи кругом… Господи, Россия! Она родимая! И на ближайшей же станции выскочил из вагона. А там диво дивное! Женщины с кастрюльками, а в них — варёная картошечка, рассыпчатая, с укропом, ещё горячая. И продают её нам, бедолагам-пассажирам, в бумажных кулёчках. Боже ж ты мой, какое это было наслаждение! После суток-то голодовки! Кажется, ничего вкуснее во всю свою жизнь не едал!
И ещё думаю, что никогда, во всю жизнь свою, не испытывал я такого сильного, просто-таки животного приступа любви к России, как в тот раз, после этой самой Абхазии с её красотами и её шашлыками. И уж если на то пошло, то, может быть, только ради этого и стоило мне съездить туда?
