В мире опять запахло порохом. И чем моложе политики и дипломаты, тем безответственнее звучат речи с трибун и в средствах массовой информации. Я не хочу, чтобы в центре Европы опять появились землянки, о которых я рассказывал в первых статьях. Поэтому я прерываю последовательность в «Мозаике жизни», чтобы напомнить читателям, что значит война, вылившаяся в трагедию отдельно взятой семьи, одной деревни и всего народа
Война и моё поколение
Я долго колебался: имею ли право писать о войне. Но всё-таки решился. Потому что, появившись на свет в победном мае 1945 года, сам являюсь плодом этой войны. Потому что до сих пор не встретишь в России семью, которую не затронула бы война своим огненным крылом, и подтверждение этому – всенародное движение в день Победы – «Бессмертный полк». Потому что более 80 лет прошло с начала невиданной в истории битвы за свободу отечества, за честь родных и близких. Но наше поколение по примеру отцов и матерей продолжает разделять как бытовые, так и общественные события по принципу: «это было еще до войны» или «уже после войны посажены эти сады» …
И конечно, в детстве большинство игр у нас связаны были с военной тематикой. В нашем Жиздринском районе, где два года стояла линия фронта, по лесам и полям было разбросано несметное количество стрелкового оружия, снарядов, мин. Мы подбирали винтовки, где – только чуть проржавевшие, где -- искорёженные, находили и с примкнутыми штыками русскими (гранёными) или немецкими (штык-ножами) и играли в войну команда на команду. Никто не хотел быть немцем. И тогда мы считались или перехватывались поочерёдно на палке, чья рука верхняя, тот и русский. Как-то летом под руководством старших ребят был оборудован блиндаж на конце деревни. За огородом Василия Никулина устроили землянку, поправив осыпавшуюся яму от довоенного погреба. Притащили из леса какую-то башню без ствола и установили её вместо крыши. Внутри землянки сделали топчан из жердей, стены облепили всевозможными картинками из редких тогда газет и журналов, и представляли, что мы держим оборону от наступающих «фрицев» в ДОТе.
Эти игры могли привести к большой трагедии. Так, в лесном урочище Лапка, где во время войны стояла артиллерийская батарея, мы собирали артиллерийский порох – жёлтые каточки, выковыривали из хвостовых частей мин чёрный пластинчатый порох, добывали тол (жёлтую взрывчатку) без видимой цели. Однажды нашли большую авиационную бомбу, разложили в бомбухе, прямо на воде, костёр, с большим трудом закатили бомбу на ветки и подожгли. Спрятавшись за огромный дуб, стали ждать: рванёт или не рванёт. Рвануло так, что яма стала ещё больше, и вся вода выплеснулась по сторонам.
В такой же ситуации в начале 50-х годов погибли одиннадцать моих сверстников из Жиздры. Это произошло в сосоннике в сторону Будылёвки. На моё счастье я попал тем летом в Жиздру уже после трагедии.
Ещё один случай произошёл с нами осенью, когда убирают на огородах картофель и жгут подсохшую ботву. Нас, человек пять резвилось у костра, и кому-то вздумалось бросить в костёр боевые патроны. Все разбежались на приличное расстояние. Костёр прогорал, и Иван Данилин решил раздуть угли. Только он наклонился, как один за другим посыпались хлопки. Одна пуля прошила ему щеку по касательной, оставив на всю жизнь метку войны.
Оккупация моей деревни
Война в мою деревню Младенск пришла осенью 1941 года с появлением первых вооружённых немецких подразделений. И здесь рассказы моих родителей не расходятся с рассказами очевидцев фашистской оккупации в других сёлах и городах. Отряд немцев на мотоциклах въехал в деревню со стороны кладбища, по деревянному мосту у первых домов пересёк речку Велью и расквартировался по домам местных жителей.
К этому времени мои старшие три сестры уже вышли из семьи и жили самостоятельно. С матерью и отцом оставались ещё пятеро детей – мал мала меньше. А перед войной к нам переселилась из-под Брянска сестра моей матери. У тёти Дуси на руках была грудная дочь Аня. Скоро должен был родиться и второй ребёнок. Муж тёти Дуси уже находился на фронте. И когда в дом поселились немцы, вся семья вынуждена была ютиться за занавеской на русской печке да на лежанке, наскоро сколоченной из досок. Мать удивлялась: «И как только размещались десять немцев и десять человек из своей и сестриной семей; немцы наглые, всю ночь керосин палят, берут без спроса всё, что им понравится».
Хотя с оккупацией полностью был разрушен привычный уклад жизни населения, первые дни немцы не прибегали к жёстким репрессиям. Но в декабре 1941 года немецко-фашистские войска потерпели сокрушительный разгром под Москвой, и линия обороны закрепилась на целых два года между Жиздрой и Думиничами. Партизаны усилили рельсовую войну на железнодорожном перегоне Брянск – Палики. Под новый 1942 год партизаны разгромили немецкую комендатуру в г. Жиздре. И фашисты «озверели». Участились расстрелы мирного населения. В соседней деревне Судимир были убиты 60 человек – всё мужское население. В Лукавце каратели сожгли заживо 45 жителей.
О годах немецкой оккупации, после того как врага «отогнали» от столицы, мать рассказывала так:
«Среди суровой зимы семью немцы выгнали в сарай. Может быть, и от этого умерли мои младшие дети Вася и Катя, и сын сестры Коля, едва прожив по одному году. Любые непредвиденные обстоятельства могли привести к новой трагедии. Однажды немецкий офицер застал в доме Колю, который на полу играл с патроном. Николаю было всего четыре года. Офицер пришёл в ярость, выхватил из кобуры пистолет и направил его на ребенка. Я – ни жива, ни мертва – еле спасла сына. В деревне уже был случай, когда в доме на божнице немцы нашли боевой патрон и расстреляли всю семью.
Как-то глубокой ночью в дом постучались партизаны. Они подобрались со стороны речки Вельи из Хвастовичского района на шести подводах, уверенные, что в нашем доме их примут, потому что знали: здесь живёт мой муж – брат бывшего секретаря Хвастовичского райкома КПСС Николая Егоренкова (он умер ещё до войны). Начальником партизанского отряда там был бывший директор Хвастовичского МТС Буслаев, после гибели в 1943 году его сменил директор Еленского стекольного завода Симаков. Я сильно перепугалась: напротив, через дорогу, находился штаб. Немцы к тому времени перебрались в дом к одинокой женщине. Рассказала партизанам обо всём, что знала о расположении и количестве военных в деревне, и собрала, сколько могла, еды им в дорогу».
К концу лета 1943 года был освобождён Жиздринский район в результате разгрома войск Вермахта в Орловско-Курской битве. Была освобождена и наша деревня. Вот что сообщалось от Советского Информбюро в оперативной сводке за 16 августа: «В течение 16 августа наши войска на Брянском направлении … заняли свыше 130 населённых пунктов, в том числе город Жиздра, крупные населённые пункты Чёрный Поток, Младенск, Судимир, Подбужье, … Буяновичи, Мокрое…».
Но несчастья моей семьи на этом не закончились. Впереди семью ожидали концлагерь и подневольный труд на чужбине.
Об этом - рассказ в следующей статье.