Согласно широко известной байке, товарищ Сталин, в ответ на недовольство министра финансов Зверева высокими заработками деятелей искусства, заявил, что эти люди представляют собой «память нации и не должны жить впроголодь».
Еще немного порассуждав об умственном труде, он посетовал, что в такой богатой стране слишком мало писателей-миллионеров.
При этом вождь забыл уточнить, что советский писатель, прежде чем перенести свои мысли на бумагу, должен был заручиться согласием партии.
В дальнейшем все зависело от изменений в политической обстановке, из-за которых ранее прославляемые произведения могли признать вредительскими и запретить к публикации.
Если в первые годы советской власти такие решения принимались стихийно и за неверно высказанное печатное слово, народные массы, на основе революционного чутья, вершили скорый суд под горячую руку, то с 1922 года, функции цензора стал исполнять Главлит.
На первый взгляд кажется странным, что под каток этого органа попал детский писатель К.И. Чуковский (Николай Корнейчуков).
Во-первых, Корней Иванович имел самое подходящее происхождение, во-вторых, он был известен как автор сказок, написанных без всякого политического подтекста.
Правда, сам писатель по праву считал себя литературным критиком и переводчиком, подчеркивая, что уделил этому занятию большую часть жизни, а сказки начал писать случайно, сочинив своего знаменитого «Крокодила» в ночном поезде, когда пытался успокоить заболевшего сына.
Эти чудесные стихи, написанные в 1916 году, имели колоссальный успех, но, уже через шесть лет, чиновники Главлита увидели в главном герое прообраз мятежного генерала Корнилова.
В последующие годы, в угоду цензорам, пришлось сначала заменить слова «городовой» и «Петроград» на «постовой» и «Ленинград».
Позже выяснилось, что «постовые милиционеры не могут запретить разговаривать по-немецки», поэтому страж порядка снова стал городовым.
К тому времени уже были написаны «Мойдодыр», «Тараканище» и «Бармалей», но критика «Крокодила» все еще продолжалась.
Свою весомую лепту внесла заместитель наркома просвещения РСФСР Н.К. Крупская, напечатав в 1928 году разгромную статью на первой полосе газеты «Правда».
- Что вся эта чепуха означает? Какой политический смысл она имеет? Какой-то явно имеет, но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудновато. Я думаю, что «Крокодил» давать нашим ребятам не надо. Не потому что эта сказка, а потому что это буржуазная муть.
Возможно, злобная бездетная старуха хотела лишний раз отомстить писателю за давнюю критику социал-демократов, озвученную им еще в начале века, но члены родительского комитета в Кремле об этом не догадывались, а потому вынесли свою резолюцию:
- Мы должны категорически поставить вопрос о том, что с группой Чуковского нам в детской литературе не по пути. Если мы не сумеем оградить нашу смену от враждебных влияний, то у нас ее отвоюют враги. Поэтому мы – родители кремлевского детсада – постановили: не читать этих книг.
Очень скоро критике подверглись и остальные произведения, на которых воспитывались все поколения советских детей.
- Все это буржуазная муть (слова Крупской запали в душу всем цензорам). «Скачет сито по полям, а корыто по лугам» - Федорино горе проповедь мещанства. Вместо того, чтобы подумать о великих стройках, эта безыдейная старуха думает о своей посуде. Путаница. Сознательное заморачивание головы советского ребенка.
- А остальные, с позволения сказать, стихи? «Рыбы по полю гуляют, жабы по небу летают»! Чуковский намеренно вредит воспитанию нового человека в счастливом и свободном от классовых предрассудков обществе.
И вообще, Муха-Цокотуха стоит слишком близко к Комарику. И улыбается слишком кокетливо. Оба эти персонажа похожи на замаскированных дворян, а их отношения прямо указывают на буржуазный порок и мещанский разврат, чуждый строителю коммунизма.
Сравнение трубочиста с поросенком и поросенка с трубочистом, есть сравнение чистоплотного буржуа, чистоту свою, покупающего руками угнетенного трубочиста. И, кстати, почему мальчик из той же поэмы «Мойдодыр» побежал к Таврическому саду? Там же раньше была Государственная Дума!
В итоге, издание замечательных сказок остановили, все экземпляры детских книжек изъяли из библиотек, а труды по литературной критике печатались мизерным тиражом.
Писатель, в буквальном смысле, оказался за гранью нищеты и написал покаянное письмо, датированное мартом 1930 года.
- Я писал плохие сказки. Я признаю, что мои сказки не годятся для строительства социалистического строя, поэтому теперь я не могу писать ни о каких «крокодилах». Мне хочется разрабатывать новые темы. В числе книг, которые я наметил для своей пятилетки, первое место занимает теперь «Веселая колхозия».
Данное обещание не было исполнено, хотя Чуковскому намекали, что Отец народов, который очень не любит долго ждать, рассчитывает на это произведение.
Тем не менее, писателя не посадили, несмотря на то, что поводов для ареста было предостаточно. Чего стоили только строки из «Тараканище», которые во времена Большого террора, люди боялись даже шепотом произносить вслух - «…покорилися звери Усатому, чтоб ему провалиться проклятому».
Кроме того, художник Петр Васильев написал «куда следует» о контрреволюционной деятельности Чуковского – зайдя в гости, тот поинтересовался у живописца, почему на полотне «Ленин в Разливе» изображен Иосиф Джугашвили, вместо Григория Зиновьева.
Во время войны, Чуковский написал еще две стихотворные сказки – «Бармалей» и «Бибигон». Их запретили сразу же.
Успех и давно заслуженная слава пришли к писателю только после смерти вождя.
Коллеги по цеху, среди которых особенно усердствовала тов. Барто, поздравляли «классика детской литературы», с не меньшим жаром, чем в прошлые времена, когда Агния Львовна рьяно клеймила «творчество буржуазного выкормыша».
В царской России было гораздо больше проблем, о которых мы сегодня, даже не всегда знаем.
Но они решались.
Например, согласно указу о «кухаркиных детях», ученика 5-го класса Колю Корнейчукова, родившегося вне брака, исключили из гимназии.
Но еще через десять лет, ничто не помешало редактору одесского журнала выписать молодому журналисту Корнею Чуковскому командировочное предписание в Лондон.
Писатель помнил о хорошем, не забывая о плохом, в той, дореволюционной жизни.
По поводу советской власти его мнение не поменялось с тех пор, как еще в 1917 году он записал в дневнике:
- Прежней культурной среды уже нет. Она погибла и нужны столетия, чтобы создать ее вновь. Как критик я принужден молчать. Судят не по талантам, а по партбилетам. У нашего поколения нет шансов дожить до перемен.
ПОСТАВЬТЕ "ЛАЙК", ЧТОБЫ УВЕЛИЧИТЬ ОХВАТ СТАТЬИ. ПОДПИШИТЕСЬ НА КАНАЛ, ЕСЛИ ПОНРАВИЛАСЬ ПУБЛИКАЦИЯ.
Заговор, государственный переворот и ритуальное убийство королевы, НЕ состоявшиеся в Букингемском дворце 9 июля 1982 года
Последняя радиограмма лейтенанта Лоскутова - "дайте море огня!"
Бензиновые реки и молочные берега - ГСВГ времен застоя