Начало читайте здесь
2. Антон Сергеевич
Антону Сергеевичу недавно исполнилось шестьдесят пять и это, конечно же, имело значение. Особенно в свете известного факта о средней продолжительности жизни мужчин в России. А ещё из-за его жены, которая была младше на два года и которой нет на этом свете почти столько же. Весной ровно два будет. Горькая ирония судьбы, Варвара сама врач-онколог, отличный специалист, умерла от рака толстой кишки. Истаяла за каких-то полгода, как тоненькая и валкая церковная свечка.
Антон Сергеевич не просто опасался того же. Он панически боялся этого диагноза. Этот страх его почти всю жизнь преследует. Да и не без основания, надо сказать. Мать умерла в расцвете лет от рака желудка, и он помнит, как же она страдала. Последние недели ничего уже не ела, даже воду организм не принимал, отмучилась бедная.
Потом, дядька его родной, но уже по отцовской линии и тоже началось всё с проблем желудочно-кишечного тракта, теперь вот жена... И это только то, о чём ему было доподлинно известно. А сколько у них в роду было ранних или непонятных уходов! Особенно в лихие или смутные времена. Ну, поболел немного человек, да и скапутился. Кого тогда это заботило? Поэтому, что там ни говори, а всё же есть у него некоторый повод для беспокойства.
Нельзя сказать, чтобы его так уж сильно расстроила смерть жены. Нет, тем более что он, некоторым образом, был готов к этому. Из-за того может и не выглядел, как убитый горем человек. Он скорее был… обескуражен что ли. И немного растерян, в том смысле, а что теперь делать? Как ему-то быть?
Раньше подобные, только на первый взгляд наивные вопросы у него не возникали. Всё решала жена. Легко и охотно. Как-то так повелось с самого начала. При его молчаливом и добровольном согласии. Она зарабатывала, она решала, сколько у них будет детей, где им лучше жить, а где работать. Она осуществляла их вообще, и его, в частности, жизнеобеспечение. Она и была этим самым жизнеобеспечением.
Ему всё чаще казалось, что это она его выбрала, а не он. И с самого начала знала, что выйдет за него замуж. За этого начитанного пижона и щёголя, каким он когда-то был, умеющим красиво говорить и вполне способным вскружить неглупой и целеустремлённой барышне голову. Что ж, очень может быть. Она всегда знала не только, чего хочет, но и как этого достичь, причём с наименьшими потерями.
Иногда Антон Сергеевич думал, что и его она знает гораздо лучше, чем он сам себя. И потому не выказывал никаких попыток к сопротивлению или автономности. А зачем, когда и так хорошо? Ну а то, что жены своей он никогда не любил, так он разве виноват в этом? Он что, один такой? И потом неизвестно, был бы он счастливее, сложись как-то иначе.
Да он вообще не уверен, что способен кого-то любить. По крайней мере, до сих пор ничего не говорило об обратном. За всю его жизнь, он испытывал тёплые чувства только к своей няньке Соне. Мать с отцом, повёрнутые на марксизме-ленинизме, были завалены работой в своей высшей партийной школе, ни сестёр, ни братьев у него не было.
Отца, с его громоподобным, прокуренным голосом, страшными, висячими, как у Горького усами он откровенно боялся, а мать, холодная, резкая, мужеподобная сама делала всё, чтоб задавить в нём любые чувствительные проявления, которые считала откровенной слабостью, мешающей человеку на пути строительства коммунизма. Да её и не стало уж слишком рано.
И только Соня, воспитывающая его с двухмесячного возраста, как та самая Арина Родионовна у Пушкина относилась к нему, как к ребёнку. То есть носила на руках, баюкала, рассказывала сказки, не ругала и не стыдила за слёзы, была всегда рядом, - большая, крепкая, сильная, а самое главное настоящая и живая.
А жена Варвара была ему послана небесами, так он это воспринял. Хотя его чувствами особенно никто не интересовался. Но он был бы просто полным кретином, если бы не женился на ней. Ему уже тогда это было откуда-то известно.
С дочкой тёплых отношений тоже как-то не сложилось. Он вообще не очень понимал, что это за человек и откуда он взялся. Растёт себе рядом какая-то девочка, ну и пусть растёт, бог с ней. Потом она выросла, вышла замуж и уехала. Ещё лучше… Так что счастье не в любви, он это точно знал.
Тот же поэт, который наше всё, когда ещё сказал, что на свете счастья нет, а есть покой и воля. За волю не уверен, а вот покой Варвара, мир её праху, умудрялась обеспечивать ему даже после своей смерти.
Это она решила после того, как удачно выдала замуж дочку за марокканского стажёра с британским паспортом, что им лучше переехать в городок поменьше и поскромнее, а московскую квартиру будет гораздо выгоднее сдавать. Работать в том объёме, как раньше, она уже не могла, а деньги были совсем не лишними.
Антон Сергеевич легко и безропотно оставил в столице свою кафедру общественных наук и переехал с Варварой в провинцию. И только недавно понял, как же она была права! Ну что бы он делал сейчас в огромном мегаполисе один?
Он с благодарностью посмотрел на маленькую фотографию в элегантной рамке, что по-прежнему стояла на комоде Варвары. Там были они вдвоём, снятые случайным прохожим года три назад на отдыхе в Судаке. Он всматривался в своё и её лицо, сравнивал, пытался отыскать в выражении глаз, повороте головы покойной жены следы приближающегося ухода, неприсутствия. И ему казалось, что находил.
Глаза смотрели откуда-то издалека, словно уже из небытия: спокойно, отстранённо и грустно. Он знал, что она не в обиде на него за то, как он поступил, когда стало известно о её диагнозе. Да, он самоустранился. Изолировался… А какой ещё вариант, когда в доме человек страдает от болезни, природа которой до конца не изучена? Ни один врач, и Варвара не раз это подтверждала, не скажет наверняка, заразен рак или нет. Да-с…
И больные её часто спрашивали, мол, как вы не боитесь работать здесь, в онкоцентре? На что Варвара всегда отвечала одно и то же: «Вот вы совсем в другом месте работаете, а почему тогда здесь оказались?» Но на самом деле, и у неё однозначного ответа не было.
Так что она и сама бы ему это предложила, ведь он рассказывал ей о своём отношении, а главное о страхе перед этой болезнью.
Сначала, так сказать на первом этапе, он завёл собственную посуду, которую тщательно мыл и хранил отдельно. Одновременно с этим стал ночевать в своём кабине и старался держаться от жены на расстоянии. Когда состояние женщины стало ухудшаться, причём стремительно, он арендовал симпатичную дачку на берегу большого озера и переехал туда, предварительно наняв для супруги сиделку.
Хотя сделать это было непросто, в наше время трудно найти порядочного человека, которого без опаски можно было бы пустить в свой дом. Однако, хотя на поверку Антон Сергеевич оказался и не таким уж беспомощным, каковым его считала жена, в этом деле он, к слову, так и не преуспел, сиделки менялись без конца. Вернее до самого конца. Варвариного, разумеется.
Вот почему ещё Антон Сергеевич столь тщательно следит за здоровьем. Так он поступал всегда, но после ухода жены это приобрело почти маниакальный оттенок. Правильное питание; необременительная работа, нечего сидеть дома и жиром обрастать, но и без фанатизма; умеренные физические нагрузки; прогулки на свежем воздухе (вот зачем и дачка-то); соблюдение режима, а самое главное покой и душевное равновесие.
Так и доктор всегда говорит, у которого он в профилактических целях проходит осмотр дважды в год, да и Варвара постоянно твердила. Хотя сама своим рекомендациям не следовала. Питалась на ходу, на лету, работала, как лошадь ломовая, всё принимала близко к сердцу, заводилась, как гоночный автомобиль с пол-оборота, спала мало и плохо, оглушённая снотворным. Эх, Варя, Варя, - Антон Сергеевич, снова глянул на фотографию и покачал головой, - сама ведь доктор… была, сапожник, значит, без сапог, так что ли получается?!
… Когда Антон Сергеевич впервые около месяца назад увидел крупную, румяную женщину в старомодном плаще, чёрных ботах типа «Прощай, молодость» и газовом платке, то сначала вздрогнул всем телом, как будто рядом с ним кто-то неожиданно и громко крикнул, а потом осторожно перевёл дыхание и умилился. Бог мой, - подумал он, - неужели ещё у кого-то сохранились такие косынки?!
Эта немолодая уже женщина, явно старше него, почему-то притягивала взгляд и вызывала смутные, неоформившиеся, но тёплые воспоминания. О чём? Или о ком? Ему хотелось на неё смотреть, но делать это было неловко. Она и так, видимо заметив, что он на неё поглядывает, в свою очередь, тоже украдкой внимательно наблюдала за ним. Антон Сергеевич видел это.
Когда он однажды встретил её на остановке в том же плаще и с сумкой на колёсиках, то решил было, что у него дежавю. Да, да, эта женщина ему явно кого-то напоминала, и он только в то утро понял кого. Ну конечно! Его няньку Соню! Та тоже была вот также грубовато, но добротно сшита. Словно Создатель решил сделать упор на надёжность, выносливость и долговечность, а на эстетическую составляющую или изящество решил наплевать, как на что-то лишнее, не заслуживающее внимания.
Как здорово, что она первая заговорила с ним! Сам он бы может и не решился. Если бы при знакомстве она представилась Соней или Софьей, он наверное перекрестился и тут же уверовал в переселение душ или вообще навсегда утратил бы способность адекватно воспринимать действительность. Но она, к счастью, назвалась Клавдией, и он поразился: до чего же ей простой, бесхитростной и почти по-детски наивной идёт это устаревшее, но такое правильное, точное имя.
Он с удовольствием слушал о том, как она выбирает капусту на засолку, где покупает мясо, как маринует грибы, которые сама собирает и как её давление реагирует на погоду.
Антон Сергеевич чувствовал себя рядом с ней хорошо и покойно. Да, именно так, в таком вот тоже устаревшем, но необыкновенно точном значении: он чувствовал себя с ней покойно. Как в детстве, когда они с Соней, после долгой прогулки возвращались иногда домой на трамвае. Разморенный, он прижимался к её тёплому, крепкому боку и засыпал. Так хорошо и умиротворённо он не чувствовал себя больше нигде и никогда.
Он смотрел на Клавдию и вдруг испугался, что вот на следующей остановке он выйдет и бог весть, когда они встретятся снова. Да и встретятся ли вообще? Он словно соскальзывал в пустоту, не видя за что ухватиться. Но она и тут выручила, заметив вскользь, что давно не была в парке. Клавдия словно бросила ему канат, конец которого держала в своих крепких, больших руках. Смотрела на него, улыбаясь, и словно говорила: «Держи!» Он тогда с облегчением вцепился в него обеими руками. То есть пригласил её в парк.
У-ф-ф… Потом было уже легче, - кино, затем приглашение в кафе, которое она отклонила, предложив другой вариант. Вне всякого сомнения, намного лучше.
И всё же он никак не решался с ней заговорить о главном. Его что-то будто останавливало. Может то, как она смущалась, когда смотрела на него? Или как краснела при прощании и как быстро отворачивалась, пряча глаза? С одной стороны Антона Сергеевича это умиляло и трогало, а с другой настораживало и мешало начать серьёзный разговор.
Когда она пригласила его к себе (вот же умница, снова помогла, сама того не сознавая!) он твёрдо решил, что сделает это в тот же день. А что, его предложение её не может не заинтересовать, они оба от этого только выиграют. Она свободна, как и он, они недалеко живут друг от друга и потом, ну что тут долго ходить огородами, Клавдия Петровна - именно та женщина, которую он так долго искал!
Он не зря ведь приглашал её и туда, и сюда, присматривался, размышлял, взвешивал за и против. Ну а как же, возраст, извините, уже не тот, когда легкомыслие с его ветром в голове ещё простительно. А то, что он собирался предложить Клавдии, уж точно не было пустяком каким-нибудь. Здесь требовалось взвешенное и продуманное решение, которое он всё-таки принял.
… Нажав кнопку звонка, он не услышал ни единого звука. Может, не работает? - подумал он и тут заметил, что дверь приоткрыта.
- Клавдия? - он несколько раз стукнул в дверь и немного подождал. Тишина… Из квартиры не доносилось ни звука. Адрес он точно перепутать не мог, он дважды провожал её к этому дому. И квартира - вот она, двадцать один.
Ещё раз стукнув в деревянную, обитую лакированными рейками дверь и поморщившись от боли в костяшке среднего пальца, он, потоптавшись нерешительно на пороге, вошёл в квартиру. Антону Сергеевичу вдруг пришло в голову, что Клавдия вышла ненадолго и сейчас вернётся. Может, хлеб забыла купить или ещё что. Хотя он ест хлебобулочные изделия крайне редко, потому как белая мука - это яд, как и сахар, кстати.
И какая внимательная, улыбнулся он, дверь, видимо специально оставила открытой, чтобы он не стоял на пороге, если явится во время её отсутствия.
В квартире пахло тушеными овощами и дешёвой туалетной водой. Антон Сергеевич поморщился снова, но теперь уже от запаха. Если у них всё сладится, он попросит, чтобы она не пользовалась парфюмом. Тем более таким. От Сони всегда пахло чем-то тёплым и настоящим. Луком, например, или жареной картошкой. А пальто её, он помнит, из коричневого драпа с котиковым воротником всегда пахло снегом, который долго лежал в сундуке и немного пропах нафталином. Он и сейчас слышит этот запах и помнит, как прислонялся к нему щекой. И это ощущение на своей коже он тоже помнит.
В комнате, вытянув вперёд ноги, спала в кресле Клавдия, свесив набок голову. Волосы сбились в одну сторону, справа сияла проплешина, рот с размазанной губной помадой был некрасиво приоткрыт, в нижнем уголке его блестела слюна. Две нижних пуговицы на тесной блузке были оторваны, обнажая внушительный живот. Красные, с набухшими венами руки тяжёлыми, непомерно длинными конечностями свисали вниз. Рядом на подлокотнике стоял полупустой стакан. Антон Сергеевич зачем-то взял его, понюхал, сморщив нос в третий раз, осторожно поставил на край стола и медленно вздохнул.
Ничего не получится, - подумал он, поворачивая к выходу, - она, кажется, пьющая… А жаль… Приятная женщина, отличная кандидатура. И самое главное, ему очень легко с ней было… И она так напоминает няньку Соню, прямо удивительно…
Антон Сергеевич прошёл на кухню, встретился с недовольно-непонимающим взглядом чёрного кота, потянул носом и на всякий случай выключил булькающую кастрюльку. И снова подумал: да, жаль…
Правильное питание - это очень важно, а она точно умеет готовить… Что ж ничего не поделаешь, да собственно он знал, что хорошую кухарку трудно найти. А ему ведь не просто кухарка нужна, но и человек, которому можно поручить уборку и не волноваться, что пропадут, например, серебряные запонки.
Ему нужна женщина, которая сможет присмотреть за квартирой, когда он в отъезде или на даче, погладить, постирать, оставить горячий ужин, ну и так далее… Вот он сегодня как раз и собирался обсудить с ней оплату, был уверен, что она много не возьмёт… Но, увы… Видно не судьба… Тем более он-то уж знает, что найти добросовестную, честную и умелую женщину для подобной работы, в наше время ой, как непросто…
Антон Сергеевич поёжился под пристальным, немигающим взглядом огромного кота, коротко выдохнул и, выйдя за порог, тихо закрыл дверь…
