Человек, подаривший нам сказку про Незнайку, на самом деле мечтал петь городские уличные песни. Собирать вокруг себя людей и нести им свое творчество. Потому что уличным певцом был его отец.
Николай Носов в своей автобиографии «Тайна на дне колодца» написал, что в детстве он часто не узнавал своего отца. Когда Николай Носов-старший возвращался домой весь в гриме с концертов, маленький Коля прятался под стол и не понимал, что это за человек пришел к ним в гости.
Отец будущего писателя выступал в ансамбле «Сибирских бродяг», исполнял песни каторжников и ссыльных, пел о тюрьме и воле. Коллектив изображал беглых каторжников в ветхой одежде, лаптях и грязи.
А когда будущий создатель «Цветочного города» подрос, он стал ходить на концерты папы. Видел отца на сцене и хотел тоже стать артистом. Чтоб точно также петь «Дубинушку» и другие шлягеры узников.
Вот как он написал об этом в своей книге:
«Этой своей артистической, „бродяжьей“ деятельности отец отдавался до самозабвения. (...) Чувство тоски по родине и жажда свободы, испытываемые каторжниками и ссыльными, томящимися в неволе, или бродягами, рвущимися обратно в „Расею“, чтобы хоть одним глазом взглянуть на родные места, прижать к своему истосковавшемуся сердцу близких, были в какой-то степени пережиты и им самим за годы царской солдатчины. (...) Отец с воодушевлением и с какой-то мальчишеской радостью рассказывал о революции, которую видел своими глазами. И он говорил, что революция не победила в тот раз, но она вспыхнет снова и победит. И тогда будет свобода: не будет ни царя, ни дворян, ни богатых, ни бедных, все, люди будут равны между собой, и всем будет хорошо.
А пока... пока по-прежнему был царь со своими тюрьмами и всякой неволей. А у народа были песни тюрьмы и воли, в которых только и говорилось, что о кандалах, о цепях, о каменных острогах, о железных решетках, за которыми изнывали люди, жаждавшие свободы».
Когда власти обратили внимание на свободолюбивые песенки, стали закручивать гайки. Выступления и пластинки ансамбля запретили.
Отец Носова устроился плотником на киевские железнодорожные мастерские. Там он делал деревянные лопаты для очистки железнодорожных путей от снега, а в летнее время, когда увеличивалось движение пригородных поездов, работал кочегаром на паровозе.
Но песни свои продолжал петь. Только уже дома, своим. А Николай решил от своей мечты отказаться.
Увлекся химией, хотел даже поступать на химический факультет Киевского политехнического института, но не смог, так как не окончил профшколу, дающую законченное среднее образование. Пошёл учиться в вечернюю школу и начал работать на Ирпенский кирпичный завод. Но перед поступлением в Политех Николай вдруг передумал и в возрасте 19 лет поступил в Киевский художественный институт. Николай тогда серьёзно увлёкся фотографией, а затем — и кинематографом. Это и повлияло на его выбор — он стал выдающимся сценаристом, драматургом и писателем.
А шансон так и остался несбывшейся мечтой.