ВЫСТРЕЛ ЧЕСТИ (Гибель донского атамана генерала А.М. Каледина).
К концу января 1918 года военно-политическая обстановка на Дону, где несколько месяцев шла ожесточенная Гражданская война, стала для войскового атамана Каледина и его сторонников критической. Находившийся в эти дни на Дону участник белого движения писатель Роман Гуль так описывал тогдашнюю обстановку: “С каждым днем в Новочеркасске настроение становилось тревожнее. Среди казаков усиливается разложение. Ожидается выступление большевиков".
На утро 29 января 1918 года атаман Каледин велел председателю Донского правительства Митрофану Богаевскому собрать в Атаманском дворце Новочеркасска членов правительства.
Когда он уходил утром на это совещание из своей служебной квартиры, располагавшейся в Атаманском дворце, жена Мария Петровна, остро предчувствуя что-то трагически-недоброе, неотвратимое, обняла и тихо перекрестила мужа. После ухода атамана Мария Петровна отправилась к соседке, Елизавете Дмитриевне Богаевской, жене Митрофана Богаевского. С волнением и тревогой она поведала ей о тяжелом предчувствии и рассказала сон, виденный накануне: "Я видела сегодня такой странный сон, Елизавета Дмитриевна. Два огромных жеребца бились, один черный такой, другой – белый. Страшная была схватка, и черный победил белого. Так страшно было!..".
Елизавета Богаевская, сама смертельно испуганная этим рассказом, как могла успокоила Марию Петровну, но та ушла удрученная и сломленная страшным предчувствием. А за окнами вставал пасмурный день, и холодный январский ветер с мелким дождем бился в стекла окон атаманского дворца…
Тем временем в зале заседаний Атаманского дворца собрались члены Донского правительства. Атаман Каледин, хмурый и, как всегда сосредоточенный, предложил походному атаману генералу Анатолию Назарову доложить об обстановке на фронте, хотя и без этого он знал, что положение там катастрофическое. Назаров спокойно и беспристрастно доложил, что положение дел на фронте практически безнадежное: противник в нескольких верстах от Новочеркасска, казаки драться не желают, молодые юнкера изнемогают в борьбе. Новочеркасск защищают чуть более ста пятидесяти солдат и две роты Добровольческой армии. Генерал замолчал, и в зале воцарилась жуткая тишина, только за окнами слышались яростные порывы январского ветра, да капли холодного дождя сиротливо стекали по мутным стеклам. Молчание прервал Каледин:
- Господа! Положение наше безнадежное, почти все окружные станицы находятся в руках большевиков, боевых частей нет, население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Недалеко от Новочеркасска появился сильный отряд красных с кавалерией и артиллерией.*. Поздно ночью я получил телеграмму от генерала Корнилова, в которой Лавр Георгиевич извещает, что Добровольческая армия, ввиду безнадежности положения на Дону, покидает Ростов и уходит на Кубань. Лавр Георгиевич также просит меня отдать распоряжение добровольческим ротам сняться с новочеркасского фронта и идти на Ростов на соединение с уходящей армией. Такое распоряжение мною уже отдано. Таким образом, господа, у нас нет больше сил, и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития, предлагаю сложить полномочия и передать власть городскому самоуправлению. Пусть они сами выйдут на переговоры с большевиками и предотвратят кровопролитие.
Каледин тяжело опустился в кресло, в зале вновь повисла гнетущая тишина. Желая как-то разрядить обстановку, с места поднялся председатель Круга Николай Мельников. Он был бледен, но внешне спокоен:
- Я не теряю надежды, господа, что казаки одумаются, и нам нужно выиграть время. Для этого необходимо отойти от железнодорожной линии, вдоль которой продвигаются большевики. Предлагаю также, как это ни прискорбно, оставить Новочеркасск и уйти в степи, начав теперь же срочную переброску всего необходимого в станицу Константиновскую. 1
Атаман, во время речи Мельникова открывавший ящики стола и нервно рвавший какие-то записки, четки, другие бумаги, рассеянно заметил, что он не согласен с этим предложением, что это невозможно по целому ряду причин, и он на это не пойдет.
- Но мы обязаны все-таки кому-то передать власть!.. – вслух начал размышлять Митрофан Богаевский…
- Да, да!.. – разом оживленно заговорили присутствующие. – Власть надо передать городской управе…
- Нет, господа, лучше Новочеркасскому станичному правлению!
- А, может, военному коменданту Новочеркасска?
Обсуждение явно затягивалось, грозя перерасти в долгий и неуместный в данной ситуации спор…
- Довольно говорить, господа!.. – с плохо скрываемым раздражением остановил всех Каледин. – От болтовни Россия погибла. Давайте кончать!
- Так что же делать, атаман? – обречено выдавил кто-то.
- Это решает каждый за себя. Мною уже давно решено: я слагаю с себя полномочия, я уже не атаман!..
Богаевский и другие члены правительства, обменявшись между собой короткими репликами, наконец, решили передать власть в городе новочеркасской городской управе. Условились в шестнадцать часов встретиться в здании управы и подписать там соответствующий акт.
Каледин передал членам правительства имевшиеся у него на руках благотворительные суммы денег и облегченно вздохнул:
- Ну, слава Богу, от этого очистился! – Вид у него был решительным и мрачным. Члены правительства, предчувствуя недоброе, стали тихо переговариваться между собой:
- Надо спасти атамана, господа!
- Увезти в Добровольческую армию…
- Не поедет, господа…
- Если нужно, увезти силой! 1
В это время в зал вошел Каледин, и разговоры прекратились. Стали расходиться…
- До четырех часов в управе, господа! – прощаясь, сказал атаман. Эти слова несколько успокоили членов правительства. “Я уходил из кабинета одним из последних, - вспоминал председатель Круга Н. М. Мельников, - и, прощаясь а атаманом, сказал, что ему необходимо теперь же уехать из Новочеркасска. Атаман безнадежно махнул рукой. Я сказал что-то в том смысле, что все еще впереди, что силы его еще понадобятся Родине, на что он ответил: “Оставьте мне это” и быстро протянул мне руку, чтобы прекратить этот разговор». 1
Как только утихли шаги ушедших членов правительства, Каледин минуту сидел в кресле в полной тишине. Потом вызвал начальника штаба походного атамана полковника В.И.Сидорина* и продиктовал ему свой последний приказ: "Части Добровольческой армии сосредоточиваются в районе города Ростова, перед донскими партизанами на Сулинском фронте встает роковая необходимость стрелять в своих же донских казаков… Это недопустимо ни при каких условиях. …Объявляю, что каждый партизан, каждый отдельный партизанский отряд может считать себя свободным и может поступать с собой по своему усмотрению. Кто хочет, может присоединиться к Добровольческой армии, кто хочет, может перейти на положение обывателя и скрыться. Этим я открываю фронт с единственной целью: не подвергать город всем ужасам гражданской войны".1
… Атаманский дворец опустел. Каледин остался один. Подойдя к окну, он выглянул на площадь. Холодный январский день догорал над городом, по небу медленно ползли сине-черные тяжелые тучи, а на город неспеша наползал туман.
Во дворце ты сидел одинокий
Средь дрогнувших сердцем друзей…
Решил ты свершить свой далекий,-
Последний этап свой жестокий
В тумане рыдающих дней. *
О чем думал покинутый соратниками атаман в последние минуты своей жизни, нам никогда не узнать. Может, вспоминал далекое и беспечно-счастливое детство, годы блестящей учебы в Академии Генерального штаба, может ощутил напоследок пьянящий хмель великой Луцкой победы? А, может, привиделся ему Круг, на котором вручили ему атаманский пернач, и сотни казаков клялись в верности своему атаману, обещая защищать его до последней возможности, до последнего вздоха. Где они теперь, эти казаки?! Предали, испугались иноплеменников-большевиков, бросили своего атамана на поругание!.. Горечь полной безысходности сдавила атаману горло, слезы предательски подступили к глазам. Он отошел от окна и, гулко печатая шаги, через зал, увешанный портретами войсковых атаманов, прошел в комнату жены. Мария Петровна беседовала с какой-то посетительницей, и Каледин, быстро прикрыв дверь ее комнаты, прошел в покои брата Василия. Тяжело присев за столик, стоявший рядом с небольшой деревянной кроватью, он принялся быстро писать последнее в своей жизни послание. Оно было адресовано генералу Михаилу Алексееву, начальнику штаба Добровольческой армии…
- Многоуважаемый генерал Алексеев! Волею судеб и желанием казачества Тихий Дон вверил Вам судьбу казачества и предложил избавить Дон от ненавистников свободного и здорового казачества, от врагов всякого национального самоопределения, от большевиков. Вы, с Вашим горячим темпераментом и большой отвагой смело взялись за это дело и начали преследование большевистских солдат, находившихся на территории Области Войска Донского. Вы отчаянно и мужественно сражались, но не учли того обстоятельства, что казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него. Так случилось и со мной и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага; но мне дороги интересы казачества, и я Вас прошу пощадить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России. Казачеству необходимы вольность и спокойствие; избавьте Тихий Дон от змей, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков. Я ухожу в вечность и прощаю Вам все обиды, нанесенные мне Вами с момента Вашего появления на нашем Кругу. Уважающий Вас Каледин. 1
Положив письмо на стол, атаман неторопливо снял китель и аккуратно повесил его на спинку стула. Потом бережно снял шейный Георгиевский крест и вместе с часами - браслетом, показывавшими два часа тридцать минут, положил на стол. Перекрестившись, он лег на кровать и, приставив к груди револьвер, выстрелил в сердце. Пуля обожгла рубашку и, пройдя сквозь тело, пробила тюфяк и матрац, расплющившись о железную решетку кровати. 2 На звук выстрела в комнату вбежал испуганный денщик, а за ним и жена атамана Мария Петровна. Каледин лежал на кровати со скрещенными на груди руками, глаза его были открыты, в них застыли боль и тоска.
- Алексей! Алексей! Что ты сделал?! – пронзительно-нечеловеческим голосом закричала Мария Петровна, бросаясь к мужу. Каледин последним, ускользающим, усилием воли перевел глаза на жену, мгновение смотрел на нее, потом, отходя в вечность, смежил веки… 1
В эту минуту в комнату вбежал запыхавшийся Митрофан Богаевский с женой. Увидев, что все кончено, и атаман мертв, он поправил голову покойного, осмотрел рану, полез под кровать и нашел сплющенную пулю. Повернувшись к своей жене, он тихо сказал: «Сложи платок и подвяжи подбородок…» Потом подошел к телефону и оповестил епископа Гермогена* о случившемся, вызвал доктора и похоронную команду с гробом. Несколько часов спустя гроб был доставлен во дворец. Обмытое и обряженное тело Каледина перенесли в большой зал дворца. Приехал епископ Гермоген, началась первая панихида. Над Новочеркасском спустилась ночная тьма…
…Весть о трагической смерти войскового атамана черной молнией полохнула по Новочеркасску. Протяжно тревожно зазвонил старый соборный колокол, созывая горожан помолиться за упокой души погибшего атамана.
Да простит ему Бог Вседержитель
Самовольный греховный конец,
Да введет во святую обитель
И наденет терновый венец. *
Нескончаемой вереницей тянулись люди в Вознесенский кафедральный собор. Темные одежды, встревоженные лица без слов говорили, что со смертью атамана Каледина донские казаки потеряли все: спокойствие, свободу, а может быть, и жизни… Огромный собор был переполнен, люди стояли спина в спину, ярко горели электрические паникадила и люстры. Два архиерея в золоченых облачениях, в сослужении большого числа священников и дьяконов, служили панихиду. Восковой хор, одетый в голубые кунтуши, в полном составе пел торжественно-сосредоточенно, и мощные голоса певчих терялись где-то в мрачной пустоте огромного купола.
Люди плакали и молились, предчувствую приход недобрых времен. При пении «Вечная память» все разом опустились на колени, гулом наполнив громаду кафедрального собора. На улице свирепствовал холодный ветер, срывался мокрый снег. Было темно, уныло и безнадежно – тоскливо…
Тело почившего атамана в это время покоилось в небольшой церквушке атаманского дворца. Над гробом, украшенным живыми цветами, беспрерывно шла панихида, вился кадильный дымок.
К вечеру первого февраля 1918 года гроб с телом Каледина перенесли в кафедральный Вознесенский собор, два казачьих офицера с обнаженными шашками встали в почетный караул. Началась панихида, по окончании которой народ разошелся, и только две старые монахини остались в храме, чтобы всю долгую февральскую ночь читать заупокойные молитвы.
В три часа ночи почетный караул у гроба атамана и умершего накануне от ран офицера – партизана Виктора Николаевича Крупского сменился. Один из караульных, Сергей Рытченков, вспоминая те жуткие часы, писал: «Я был назначен в почетные часы к гробу атамана с трех до пяти часов ночи, и с подошедшими другими офицерами мы сменили старых часовых. Глухо раздались наши шаги по мраморным плитам собора, а потом все опять стихло… Я стоял у гроба атамана, глядя на его удивительно-спокойное восковое лицо, думал о многом… Стоя на часах, я был крайне удивлен, что монахиня, поминая усопших, произносила имена Алексея и Владимира вместо Виктора. И когда я после смены заметил это ей, монахиня ответила: «И, батюшка, что же тут такого, что я ошиблась? Лежат, родненькие, как отец с сыном… Он при жизни был всегда с ними, с детьми, которые умирали за нас. Бог знает, что я ошиблась и не осудит меня за это». И по изможденному лицу монахини покатилась слеза». 1
С утра второго февраля в кафедральном соборе, переполненном казаками и казачками, началась заупокойная обедня, а потом и отпевание. Службу вел епископ Гермоген. Бесконечная вереница людей тянулась к утопающему в цветах гробу атамана, чтобы воздать ему «последнее целование».
Мария Петровна, бледная, осунувшаяся, в траурных одеждах молча стояла у изголовья мужа: у нее не было ни сил, ни слез, чтобы плакать. Какой-то офицер установил фотоаппарат и сделал несколько снимков покойного атамана, один из которых был опубликован в ростовском еженедельнике «Донская волна» за 18 июня 1918 года.
В середине дня гроб с телом Каледина из собора на руках вынесли офицеры и установили на траурной колеснице. Оркестр играл «Коль славен…», и траурный марш Шопена рвал души и сердца присутствующих. Мягко покачиваясь на рессорах, она тронулась сквозь тесный строй людей к городскому кладбищу, куда последние дни так часто заглядывал атаман, провожая в последний путь погибших в борьбе с большевиками казаков.
На кладбищенской церкви печально зазвонили колокола, отдавая последние почести атаману. Затем священник провел небольшую литию, и гроб с телом Каледина офицеры, под залпы орудийного салюта, медленно опустили в жуткий холод могилы. “Со духи праведных скончавшихся, душу раба твоего Алексея упокой”, - скороговоркой пропели продрогшие на ветру певчие, и мерзлые комья земли глухо застучали по крышке гроба, за которой навсегда скрылся Каледин.
«В лице Алексея Максимовича сошел с житейской сцены большой человек не только с точки зрения Дона, - писал член Донского правительства Н.М. Мельников, - ушел деятель общероссийского масштаба».1 «Он мыслил и чувствовал, как русский патриот, жил в эти месяцы и умер, как донской атаман», - откликнулся на смерть Каледина генерал Деникин, вместе с Корниловым и Алексеевым находившийся в это время в Ростове, готовясь к «Ледяному походу» на Кубань. Деникин считал, что «в этом двойственном бытии – русский патриот и донской атаман»- и заключалась «трагедия жизни Каледина и разгадка его самоубийства».2
«Не выдержал старый и честный донской атаман, так горячо любивший Россию и свой Дон и так веривший прежде донцам!» - писал начальник штаба Добровольческой армии, известный русский генерал Лукомский. 1
Всего на полтора года пережила своего супруга Мария Петровна, скончавшись летом 1919 года в Новочеркасске. По завещаю, ее погребли рядом с Алексеем Максимовичем. Когда кладбищенские рабочие вскрыли могилу атамана, сдвинули футляр гроба и через стекло крышки увидели все то же спокойное лицо атамана, вполне сохранившееся, только ставшее чуть коричневым. Один из рабочих перекрестился и поцеловал видневшееся лицо Каледина. “Святой человек - даже до сих пор сохранился!” - благоговейно воскликнули присутствовавшие при этом, каждый себя осеняя крестным знамением.2
В дальнейшем, когда в середине февраля 1918 года, большевики заняли Новочеркасск, по России пошел гулять слух, что они вырыли тело Каледина, надругались над ним. Знаменитый писатель Иван Бунин, находившийся весной 1918 года в Москве, написал первого марта в своем дневнике: “… Д. получил сведения из Ростова: корниловское движение слабо… Большевики творят в Ростове ужасающие зверства. Могилу Каледина разрыли».1
Журнал «Донская волна», издававшийся в Ростове, сообщал, что якобы «войсковой старшина Голубов со своими казаками разрыл могилу, показал казакам мертвого атамана, удостоверил его личность и приказал зарыть могилу».2
Ходили также слухи, что красногвардейцы, разрыв могилу Каледина, сорвали с него погоны, «подчинив» атамана таким образом советской власти, а потом опять засыпали могилу.3 К счастью эти сведения не соответствовали действительности. А вот с могилой и телом соратника Каледина генерала Л.Г. Корнилова большевики поступят именно таким образом весной 1918 года в Екатеринодаре.
Существовала и другая легенда, связанная со смертью Каледина. Так, «одна из бульварных газетенок сообщала, что А.М.Каледин жив, спрятан в безопасном месте, а в гроб вместо него положен юнкер, павший в боях с Красной Армией».4
Весть о трагической гибели донского атамана по разному встретили в развороченной войной и революционными потрясении России… «Калединский выстрел произвел потрясающее впечатление на всех, - отмечал в «Очерках русской смуты» А.И.Деникин. – Явилась надежда, что Дон опомнится после такой искупительной жертвы». «Смерть атамана встрепенула на некоторое время Дон, - вспоминал начальник штаба Добровольческой армии генерал Лукомский. – Старики – казаки громко заявляли, что они повинны в смерти любимого атамана и что долг всех казаков, хоть после смерти атамана, выполнить его призыв и стать на защиту Дона от большевиков».1
Известный деятель белого движения, в мае 1918 года избранный на пост донского атамана, генерал и писатель Петр Краснов узнал о гибели Каледина 1 февраля 1918 года в станице Богаевской. Ожидая во «въезжей избе» лошадей для следования в Новочеркасск, он узнал от знакомого офицера, что атаман Каледин, «под крыло» которого Краснов так стремился, покончил жизнь самоубийством. Краснов остолбенело переспросил собеседника:
- Как застрелился?..
- Так точно. Сегодня похоронили…
«Я не могу больше говорить, - пишет Краснов в своих воспоминаниях. – Первый раз нервы изменяют мне. Я выхожу на улицу, и мы долго ходим вдвоем с женой по узкой тропинке по берегу Дона».2
«Почему Каледин застрелился, почему он не бежал? – задавался вопросом член Петроградского совета «Союза казачьих войск» П.И. Ковалев и тут же отвечал: - Да потому, что чистый, благородный, цельный по натуре, он не мог жить с презренными людьми. Ведь все мы не более и не менее, как предатели. Не мы ли ему курили фимиам и бешено рукоплескали? А скажет ли по совести кто-нибудь, что поднялся он на защиту своего избранника? Кажется, ответ ясен. Прав сто раз был Митрофан Богаевский, когда шестого февраля в зале областного правления бросал Войсковому Кругу горькие упреки: «Донские казаки подло предали всех своих атаманов, начиная с Кондратия Булавина и кончая Калединым». Он тогда, конечно, не знал, что казаки предадут и преемника Каледина, и его самого».3
Интернациональная русофобская команда Ленина-Троцкого при получении известия и самоубийстве Каледина буквально зашлась в остервенело-истерической радости…
Вы его ненавидели –
Вы, больного безумства больные сыны!
Он их знал, ваши замыслы, ваши планы преступные.
Неподкупного воина, демагоги подкупные
Привиденьем победы, как хмелем пьяны –
Вы его ненавидели!
Картонажные чертики под рукой Сатаны.
Розенфельды, Крыленки, Нахамкесы, Ленины,
В лужах крови, что вами старательно вспенены,
Он не видел бальзама для бедствий страны.
Оскорбленья! Обида!! Простите, обиде ли
Столь невыгодной вам? Никогда! Вы умны –
Вы недаром его ненавидели.
Но зато –
На его одинокой могиле,
Яме, яме – которой унылей
Не видал никогда и никто,
Чтоб потомки прочли, услыхали, увидели
Что напишем три слова всего:
«Вы его ненавидели».
Для него
Нет почетней тех слов ничего.*
На Дону никогда не забывали имя атамана Каледина, который являлся символом чести и исключительной порядочности, символом верности общественному и воинскому долгу и клятве до смертного часа. В годы Гражданской войны на стороне белых против большевиков сражался «Сводный имени атамана Каледина полк», распевавший «Калединскую песню»: Родных полей былую славу
С собой на Дон мы принесли
И в их страницы боевые
Венки терновые вплели.
На берег Дона и Кубани
Стекались все мы, как один,
Святой могиле поклониться,
Где вечным сном спит Каледин.
Крест святой и флаг трехцветный
Нам освещают путь вперед –
К Москве родной, столице древней
Своих сынов он приведет.
Далёко с нашими полками
В Россию – матушку пойдем,
И под стеной Кремля святого
Мы песню русскую споем.
Споём про Дон, Кубань и Терек,
Где наша честно кровь лилась,
Где средь полей и гор скалистых
Россия снова родилась.
В период гражданской войны на различных фронтах против большевиков действовали бронепоезда и броневики имени атамана Каледина. Весьма популярной среди была песня «Могила атамана Каледина», написанная поэтессой казачьего Зарубежья Валентиной Каргальской.* Ее пели на мотив знаменитой песни «Ты подуй, подуй, ветер низовый»:
Есть на кладбище Дона могила,
Окруженная тайной былин…
В ней живет сокровенная сила,
В ней зарыт атаман Каледин.
Его прах под крестом отдыхает,
Но не спится душе удалой:
По степям она с войском гуляет
И зовет на решительный бой.
Гей! Донские орлы боевые!
Поклянитесь мне в ваших сердцах,
Что вернете вы степи родные,
Успокойте бессонный мой прах.
Возродим мы и Дон, и Россию…
Спи спокойно, Донской атаман.
На скрижалях священных закона
Мы запишем твой клич боевой…
Греза светлая Тихого Дона
Да лелеет твой мирный покой. *
В настоящее время имя атамана Каледина носит «Общеказачья станица» в канадском городе Монреаль, где раз в квартал выходит по-семейному теплый журнал «Станичный вестник». Ежегодно в скорбный день гибели Алексея Максимовича, 11 февраля (29 января по старому стилю), во многих православных храмах Америки, Канады, Франции, Австралии, Венесуэлы, Аргентины, где живут потомки донских казаков, проходят панихиды по атаману Каледину.
В Ростовском академическом театре драмы им. М.Горького с 1996 года несколько лет шел спектакль о Каледине «Честь имею» по пьесе Евгения Корнилова и части исторического повествования Михаила Астапенко. Роль атамана Каледина прекрасно исполнял народный артист России Николай Сорокин.
В постсоветский период интерес к личности атамана Каледина резко возрос, и это справедливо, ибо, как отметил соратник покойного атамана Николай Мельников, «Алексей Максимович на посту Донского атамана…служил Дону и России; служа Дону, он служил прежде всего России, и он ни одной минуты не мыслил себе Дона без России…» 1
1 Мельников Н. Указ соч. С.39.
1 Рытченков С. Памяти атамана Каледина. - // «Станичный вестник». Сентябрь 1993. С.19.
1 Мельников Н. Указ. соч. С.40.
1 Рытченков С. Указ. соч. С.18.
* Отрывок из стихотворения Дорана «Памяти Каледина» Цит. по: Казачий календарь на 1992 год. М.,1991. С.13.
1 Цит. по «Пролетарская революция на Дону». №.4. 1924. С.230.
2 Богаевский М. «29 января 1918 года». - // «Донская волна». № 2. 1918. С.13. Позже эта пуля была передана в фонды Донского музея в Новочеркасске.
1 Рытченков С. Указ. соч. С.20.
* Из стихотворения поэтессы казачьего Зарубежья Валентины Каргальской «Могила атамана Каледина».
1 Рытченков С. Указ. соч. С.21.
1 Лукомский А. Указ. соч. С.149.
2 Рыченков С. Памяти атамана. - // “Казачьи думы”. № 120. 1923 г.
1 Бунин Иван. Окаянные дни. М.,1991. С. 38.
2 // «Донская волна. 1918. 18 июня. С.15.
3Там же. 1918. № 2. С.25.
4// «Донская волна». 1918. 18 июня. С.15.
1 Лукомский А. Указ. соч. С.149.
2 Краснов П. На внутреннем фронте. - // «Архив русской революции». М.,1991. Т.1. С.189.
3 Ковалев П. Указ. соч. С.6.
* Стихотворение поэта А.Д,Актиля. - //«Донская волна». 1918. № 2. Д, АКТИЛЬ (см. Френкель Анатолий Адольфович) (1890-1942)- поэт, переводчик. В дальнейшем с успехом прославлял большевистскую власть.
* Каргальская Валентина. Могила атамана Каледина. - // «Станичный вестник». Сентябрь 1993 г. С.19.
1 Мельников Н. Указ. соч. С.41.
Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России.
