- Ну, вы же применяете в садике это... - расширив глаза, прошептала женщина. - Публичное порицание!
И можно ответить, что да, реально применяем. "Видите, Машенька крутилась за столом, поэтому пролила компот". "Как считаете, правильно поступил Костя? Слышишь, Костя, ребята говорят, что отнимать игрушки плохо. Как нужно было поступить?" "Если бы Витя послушался и не полез в лужу, то он бы и не промок. Правда, мальчики?" "Разве можно нарушать правила игры? Не надо так делать, Серёжа".
Порицание? Да. И очень публичное. В комнате, где находятся двадцать пять человек, кто-то всё равно услышит как кого-нибудь порицают. Вот только, мама Марины имела в виду не то. Она объяснила, что слышала, будто злобные воспиталки ставят невинную деточку в центр круга, и каждый ребёнок может осудить и обозвать бедняжку. Может быть, даже пнуть. Длится такая процедура минут тридцать, не меньше. Её цель - довести малыша до слёз, истерики и обморока. До травмы душевной и даже физической. А взрослый подаёт пример. Прямо хочется написать: первый бросает камень. Господи! В Марину?! За что? (Это я хотела бы узнать у её мамочки).
- Как вы наказываете детей? - хотят знать некоторые родители, недавно поступившие в садик. Да, бывало, на собрании спрашивали. - Ой, слышала я, что ставите носом в угол до самой прогулки. А бывает, что запираете в чулане, в темноте...
Простите, это вот вы сейчас конкретно обо мне что ли? Увидев меня в первый раз? Тогда остаётся только признаться, что мы тут вообще все поголовно применяем страшные истязания. И на прогулке тоже. За отсутствием чулана. Но что-то (видимо, нечистая совесть), заставляет настаивать, что максимум - это просим посидеть несколько минут за столом без игрушек, успокоиться и подумать над своим поведением.
Подозрительная скрытность, вы не находите? Надо всё выяснить. У кого? У самых ценных свидетелей, у трёхлеток. Некоторые плохо говорят, а то и вовсе только мурлычут. Много чего придумывают. Не помнят как кого зовут, но называют единственное запомнившееся имя. И очень стараются сделать так, чтобы мама была довольна. А мама со знанием дела проводит допрос в раздевалке.
- Гляди на меня, слышишь? Тебя в садике обижали?
- Нет.
- Как это нет?
- Не обижали.
- Не может быть. Кто обижал, говори!
- Не знаю.
- Как это не знаешь? Дети?
- Нет.
- Тёти?
- Нет.
- Смотри на меня! Я спрашиваю: кто из детей тебя обижал?
- Не знаю.
- Нет, это что за ребёнок! Мать переживает, а ему и дела нет! Ничего не помнит! Как это может быть? Наверняка обижали! Говори! Не молчи! Раз не дети, значит, тёти! Да? Ну-ка, быстро отвечай! Да? Да?
- Да, - втягивает голову в плечи малыш. Но потом облегчённо вздыхает: угодил маме. Вон она уже и папе звонит. Папа - это хорошо.
- Говорит, тёти его обижали! Конечно, милый, сейчас выясню, что за тёти. Жаловаться пойду, да. - И ребёнку: - Что делала тётя? В угол ставила?
- Не знаю.
- Значит, била. Била? Да? Как била? Говори! Милый, он молчит. Не хочет признаваться. Разумеется, запугали его здесь. Отвечай быстро: какая тётя тебя била? Та? Другая? Которая? Папа знать хочет. Ну! Давай же! Ну! Ну!
Молчит мелкий партизан, не сознаётся. Не хочет почему-то пальцем тыкать ни в Ольгу Игоревну, ни в Анну Сергеевну. И вдруг в раздевалку прибегает ещё одна тётя. Один раз её видел малыш, когда в садик ходили записываться. Да и то: она, не она?..
- Кто тебя бил, я спрашиваю? - не видя того, кто вошёл, шипит мама.
Сын поднимает ручку и показывает на... заведующую. Очаровательно!
Мама! В следующий раз с настольной лампой приходи. Чтобы сыну в лицо светить. Допрос - так допрос. А пытать ради выяснения подробностей - это дома, пожалуйста. Но я проверю, есть ли синяки.
Однако, синяки и прочее всякое - это, на самом деле, только из садика. Даже рано утром после новогодних каникул или отпуска:
- Таня сказала, что это это Ваня её оцарапал. Говорит, что давно.
Но у нас в группе Вани нет и не было никогда. А даже, если бы и был, как, интересно, он пробрался за Таней на Черноморское побережье? Экая свежая царапина! Какое там "давно"! Словно вчерашняя.
- Это мама меня задела, - сообщает Таня. - Или папа. Ремешком.
Немая сцена.
И понятно, что задеть ремешком можно совершенно случайно. Даже сам ребёнок мог оцарапать себя пряжкой. Но как красиво это звучит в свете вышеописанных ужасов детского сада!