Надежда – удивительная женщина. При всех неприятностях, обрушившихся на ее голову в последние годы, она сумела остаться молодой и красивой, уверенной в себе настолько, что то и дело смеется… сама над собой. Качество для женщины – редкое.
… У Надежды с Люсей зарплата была хорошая, очень даже хорошая, но… маленькая. По простой этой причине, отправляясь раз в неделю на рынок, чтобы прогуляться вдоль мясных рядов, Люся всегда строго предупреждала подругу:
- Надька, ты зажми покрепче кошелек, чтобы от него в мозг тебе все время сигнал шел, и на мясо не пялься. Помни, зачем мы с тобой пришли. Помнишь? Мы с тобой пришли покупать вымя. Слышишь? Вы-мя! И дешево, и сердито, то же самое мясо, надо только уметь приготовить. А ты умеешь, я же знаю. Вспомни, как Сергеича в гости приглашали, он ел-ел и все понять не мог, что за деликатес на столе, думал, тертые рябчики. Если бы ты язык не высунула, он бы все доел и тарелку кусочком подлизал… Надька, ты опять! Отлипни! Ну, чего ты к вырезке прицениваешься, если знаешь, что даже после прибавки все равно не купишь.Мало ли чего тебе хочется! Мне, может, тут тоже кое-чего хочется… Эх, ты! Колешь-колешь в своей больнице столько лет, а на мясные ребрышки и то не наколола, только на вымя… Давай, шевелись, а то я слюной уж изошла.
Надежда, не обращая внимания на ворчание подруги, пробиралась сквозь плотную очередь к самому краю прилавка, где она уже заприметила огромное вымя, развалившееся, как барыня в кресле.
Подтянувшаяся следом Люся ударила ее по протянутой руке:
- Дурочка, это же свиное…
- А что, свиное разве хуже? – удивилась Надежда. – Оно, наверное, горчит?
Она повернула голову к продавщице, уже готовая и ей задать этот же вопрос, но наткнулась взглядом на ее заслезившиеся от смеха глаза. И сама вдруг ясно представила себе свинью с ведерным выменем между ног.
Хохотали они все втроем, привлекая к себе внимание недоуменных покупателей.
Вечером Надя приготовила вымя, поставила на стол бутылочку и пригласила соседку. Та ела да прихваливала и только в конце спросила:
- Надь, это что у тебя за мясо?
- Свиное вымя, - ответила Надя, не моргнув глазом.
Любила Надежда у Людмилы подзасидеться, в картишки перекинуться, языком почесать, а иногда и пропустить рюмочку лимонной настоечки для настроения. Возвращаться домой по ночам она ни капельки не боялась, тем более, что на юбилей подарил ей сын газовый баллончик. Она им ни разу не воспользовалась, но наличие такого оружия в кармане придавало ей храбрости, особенно в осенние темные ночи, когда приходилось проскальзывать в узкую щель между гаражами, чтобы сократить дорогу к своему дому.
И в этот вечер она возвращалась счастливая, удовлетворенная, весело напевая гимн своей боевой юности:
Виновата ли я? Виновата ли я?
Виновата ли я, что люблю?
Еще бы, ведь весь вечер у них в гостях был пенсионер из соседнего дома, который не только играл с ними в карты, но и щедро отвешивал комплименты. То одной, то другой. Хотя Надежде показалось, что ей он уделял внимания больше.
Уже приблизившись к гаражам и приготовившись нырнуть в щель, Надежда услышала за спиной некое шевеление и ласковый голос произнес:
- Ну что, милая, нагулялась?
Надежда обомлела, поганенький холодок пополз между лопатками, и она, вспомнив об оружии, сунула руку в карман… Но баллончика там не оказалось. В какие-то доли секунды у нее в голове пронеслась мысль о том, что куртку она недавно постирала, а баллончик вернуть на место забыла. Готовясь встретить врага не спиной, а лицом, она мужественно развернулась на сто восемьдесят градусов и сделала шаг вперед, представляя, как сейчас корчился бы ее обидчик, окажись баллончик на месте.
И вдруг в свете выплывшей из-за тучки луны в трех шагах от себя она увидела большую собаку. Хозяин, присев около нее, гладил бархатистую шерсть и приговаривал:
- Нагулялась? Нагулялась… Ну, пойдем теперь домой, пойдем, моя хорошая…
А как-то раз с ней и совсем глупая история приключилась. В тот день Надя ждала в гости сына. Он хоть и был еще не женат, но с некоторых пор перебрался жить на съемную квартиру, чтобы, как он объяснял, не обременять мать заботами, а скорее всего, как считала Надежда, чтобы себе свободу для личной жизни обрести. Во всяком случае, она поворчала-поворчала и смирилась, найдя в этом со временем несомненные плюсы для обоих. В выходные сын неизменно навещал ее, баловал разными вкусностями, а она обычно к его приходу пекла его любимые пирожки с капустой. Так было и на этот раз.
Когда в дверь позвонили, на тарелке уже румянилась изрядная горочка пирожков, свеженьких, с пылу, с жару. Разрумянившаяся, принаряженная Надежда побежала открывать дверь. Она очень удивилась, когда вместо Димки увидела за дверью незнакомую пожилую женщину. Та ловко ухватила Надежду в охапку и запричитала:
- Надька, красавица ты наша! Сто лет тебя не видела. Все собиралась: зайду, зайду, но ты же понимаешь, с моим охламоном столько проблем, что голова кругом!
Женщина трещала и трещала без умолку, снимая между тем потрепанный пуховичок и вешая его в прихожей.
- Можно я ботинки не буду снимать? Они не грязные, а то потом наклоняться, сама понимаешь, целая морока.
И она довольно похлопала себя по отвисшему животу.
Надежда лихорадочно перебирала в памяти своих знакомых, но никто, даже отдаленно напоминающий эту бабеху, в памяти никак не всплывал. А между тем гостья уже оттеснила ее в кухню и, увидев пирожки, всплеснула руками:
- Ну, ты даешь, подруга! Ты что, телепатка? Знала, что я заскочу? А я еще вчера вечером своему сказала: «Все! Я завтра к Надьке! Кукуй тут один, как хочешь…» А у тебя ничего не меняется, вот домовята, знакомые рожицы, так и сидят-посиживают. И ваза с сухоцветами, помню, помню, она всегда тут стояла. Да ты чай-то мне наливай не очень горячий, я тороплюсь, так, забежала на минутку. Ой, и пироги у тебя! Мастерица! Когда и научиться-то так успела? А я не пеку, ленюсь, мой ворчит иногда, просит домашненького, а я не усердствую. Зачем? Теперь в магазине хоть черта лысого купишь…
Надежда с тоской смотрела, как тает на тарелке румяная горочка. Сначала она пыталась вставить в разговор хоть слово и каким-то образом выйти на нужную тропу, но потом быстро поняла, что это бесполезно, незваная гостья задавала вопросы и сама немедленно на них отвечала. Причем, Надя с удивлением отметила, что она неплохо осведомлена о ее текущей жизни.
Затолкав в рот очередной кусок пирога, гостья почти простонала:
- Ой, Надька, спасибо… нагостилась я у тебя до отрыжки! Когда теперь увидимся, даже не представляю, все дела, дела. Но забегу как-нибудь, обязательно забегу. Все! Пока! Не болей!
Она хлопнула дверями и кубарем скатилась с лестницы.
Пришедший буквально через три минуты сын, застал мать сидящей в прихожей с намоченным полотенцем на голове.
- Димка, что это было?
- Что? Кто? Тебя обидели?
- Да вот уж и не знаю, приходили, похоже, обрадовать, пироги съели…
- Я видел, какая-то женщина выходила из нашего подъезда, крутая такая, круглая, как пончик… еще ручкой мне помахала: «Димон, пока!»
- Во-во, она самая. Ты ее знаешь?
Первый раз вижу…