Я никогда не считал себя обязанным прочесть ту или иную книгу. Например, я никогда не читал О.Бальзака. Мимо меня прошёл Г.Сенкевич. Не читал О.Уайльда. Курта Воннегута тоже игнорировал. Мотивы были разные, а угрызений совести или стеснения я не испытывал.
Но я прочёл в своей жизни многое другое. Нередко, на меня оказывали сильнейшее влияние относительно малоизвестные авторы.
Например, А.Таммсааре в пьесах «Юдифь» и «Королю холодно».
Или фантастическая повесть-памфлет Л.Лукьянова «Вперёд к обезьяне!»
Ещё несколько отрывочных сюжетов, авторов которых уже никто не помнит, в том числе и я.
Запомнился коротенький эпизод из одного рассказа Юрия Власова. Название рассказа не вспомню. Где молоденький курсант купался в реке с девушкой. И случайные прикосновения их тел будили в обоих бурю чувств. Как это изложить без пошлости? Власову удалось написать об этом невероятно целомудренно.
Всё же есть три особенные книги, которые я читал по множеству раз, начиная с любого произвольно открытого места.
Отдам им дань памяти, перечислив названия. Вот они: 1) «Незнайка на Луне», Н.Носов; 2) «Двенадцать стульев» И.Ильф и Е.Петров; 3) «Мантисса» Дж.Фаулз (перевод с английского И. Бессмертной). Напомню тексты 1)-го и 3)-го произведений. «Двенадцать стульев» все знают наизусть и без меня.
«Незнайка на Луне», читал в возрасте 11-14 лет.
- — Честное слово, я нигде ничего не нажимал. Я только попал нечаянно в какую-то маленькую кабиночку и нажал там одну совсем-совсем маленькую кнопочку на столе…
- — Беда, братец, мы, кажется, проспали ужин!
- — Ты что, не признаешь, может быть, частной собственности? — спросил подозрительно Клопс. — Почему не признаю? — смутился Незнайка. — Я признаю, только я не знаю, какая это собственность!
- — Вы забыли, дорогой друг, о деньгах. — О чём? — с приятной улыбкой переспросил Незнайка. — О деньгах, дорогой друг, о деньгах! — О каких, дорогой друг, деньгах? — Ну, вы же должны, дорогой друг, заплатить деньги. — Деньги? — растерянно произнёс Незнайка. — А что это, дорогой друг? Я, как бы это сказать, впервые слышу такое слово.
- От такого дурацкого времяпрепровождения коротышка на острове постепенно глупеет, дичает, потом начинает обрастать шерстью и в конце концов превращается в барана или в овцу.
- — Ну что ж, это хорошо, — рассудительно сказал Жулио. — Пусть Незнайка отдаст эти семена нам, а мы будем продавать их беднякам. Можно будет хорошенько нажиться.
- — Уважаемые зрители! — сказал он. — Дамы и господа! С вами говорит доктор Шприц. Вы слышите глухие удары: тук! тук! тук! Это бьётся сердце космонавта, прибывшего на нашу планету. Внимание, внимание! Говорит доктор Шприц. Мой адрес: Холерная улица, дом пятнадцать. Приём больных ежедневно с девяти утра до шести вечера.
- — К чему же богачам столько денег? — удивился Незнайка. — Разве богач может несколько миллионов проесть? — «Проесть»! — фыркнул Козлик. — Если бы они только ели! Богач ведь насытит брюхо, а потом начинает насыщать своё тщеславие.
- — Господин Скрягинс прав. Тяжело отдавать деньги, когда их можно не отдавать, но когда нужно отдать, то легче их вынуть всё же не из своего кармана, а из чужого… Правильно я говорю?
- Скуперфильд вытолкнул изо рта языком тряпку и, отплевавшись, сказал: — Фа-фи-фо! Эфа фяфка, фяфка фрофляфая! Кха!.. Тьфу! Фяфка фрофляфая! Бяфка брофляфая! — Пусть меня убьют, если я хоть что-нибудь понимаю! — воскликнул Мига.
- — Вефно, вефно! — подхватил Скуперфильд. — Сколько же вы намефены получить с меня? — Три миллиона, — ответил Мига. — Что? — вскричал Скуперфильд. — Тфи миллиона чего? … — Сколько же вы хотите заплатить нам? — спросил Жулио. — Сколько?.. Ну я мог бы дать вам пять… нет, я могу дать тфи фефтинга. … — Ну ладно, пусть будет пять фефтингов. Пять фефтингов тоже хофошие деньги, увефяю вас.
- — Ведро воды заменяет стакан сметаны, — вставил Мизинчик. — Науке это давно известно.
«Мантисса». Читал в возрасте 45-55 лет. Тому, кто не знает - вся книга это воображаемый разговор современного писателя с его музой. О том, что это древнегреческая муза, а диалог воображаемый, читатель догадывается не сразу )).
- [разговор в больнице]: - Я давно здесь? - Всего несколько страниц. - Страниц?
- [упоминается чернокожая медсестра, воображаемая методика лечения носит эротический характер]: - Хотите, чтобы сестра разделась? - Нет! _ Доктор чуть отстраняется. - Надеюсь, вы не расист, мистер Грин?
- - Ну вы и правда уникум, мистер Грин. Вначале - боязнь кастрации. Теперь - боязнь наслаждения. Боюсь, нам придется сделать из вас чучело и экспонировать в музее.
- [Муза, в образе панк-рокерши]: - Думаешь, у меня получше дела не найдется, чем тут, как дерьмо в проруби, болтаться да порнуху разводить? У тебя что, совсем мозга за мозгу зацепилась? [Писатель]: - У меня создается впечатление, что уровни дискурса у нас с вами не вполне совпадают.
- [Писатель]: - Если вы не против, я бы осмелился заметить, что вы несколько переигрываете с "блином" и прочими вещами в избранной вами стихомитии. [Муза-рокерша]: - Да пошел ты знаешь куда, с твоими стебаными замечаниями!
- [Муза]: - "Мы же когда-то были такими друзьями!" - и снова трясет головой в его сторону. - Я тебя с незапамятных времен насквозь вижу. Все, чего тебе надо, - это разложить меня по-быстрому.
- Потом она поворачивается, протянув руку и уставив в него указательный палец: - А теперь запомни. Отныне правила устанавливаю я. Понятно, нет? Если ты когда-нибудь еще... kaput! Представление окончено. Это ясно?
- [Муза]: - Ну да. Мы все знаем, какой у тебя вкус, блин. Только тебе и судить. Особенно когда дело доходит до того, чтобы унижать женщин, превращая нас в одномерные объекты сексуальных притязаний.
- [Писатель]: - Я был целиком и полностью не прав. Вы выглядите ошеломляюще. Не от мира сего. Почти как ребенок. Кажетесь такой ранимой. Нежной. [Муза]: - Более женственной? [Писатель]: - Несравненно. [Муза]: - Легче такую эксплуатировать?
- [Муза]: - И вот что. Пока мы тут рассуждаем, перестаньте разглядывать мою грудь с таким явно недвусмысленным видом … - Я ничего не имела бы против случайного беглого взгляда. Это еще один из ваших недостатков. Вы никогда ничего не оставляете воображению.
- [Писатель]: - А я и стою на коленях. В душе. Вы выглядите потрясающе. [Муза]: - Этим вы всего-навсего хотите сказать, что меня хочется трахнуть? Вы забываете, что я вас насквозь вижу.
- [Муза]: - Даю вам еще десять предложений, для того чтобы вы могли принести полные, соответствующие нормам официальные извинения. Это ваш последний шанс. Если я сочту извинения приемлемыми, я буду готова отложить решение о занесении вас в черный список.
- [Муза]: - Семь. [Писатель]: - Это же не предложение. Там нет сказуемого. [Муза, неумолимо]: - Семь!
- [Муза]: - Послушайте! Один из пятидесяти тысяч фактов, которые вам так и не удалось осознать, - это что я не вчера на свет родилась.
- [Писатель]: - То, как вы появляетесь, как исчезаете... [текст] Она дважды щиплет струны лиры. [Муза]: - Осталось два. [Писатель]: - Но это же смешно! Там совершенно явственно была запятая! [Муза]: - По тому, как вы это сказали, не было.
- Она хватает лиру и вскакивает с кровати, угрожающе потрясая инструментом. - Если бы перенастраивать эту штуковину стоило не такого труда, я просто нанизала бы ее на вашу дурацкую голову. И не смейте отвечать! Одно только слово - и все будет кончено. Тотчас же!
- [Муза]: - За все четыре тысячи лет мне не приходилось встречаться с подобным высокомерием. И с таким кощунством! Я не вдохновляю порнографию. И никогда не вдохновляла. А что касается того другого отвратительного слова... все и каждый знают, что самое главное во мне то, что я - наивысшее воплощение девической скромности, и - раз и навсегда - прекратите разглядывать мои соски, наконец!
- Он снимает резиновую подстилку. Она бросает беглый взгляд на его колени и отворачивается. - Вы порой бываете невыразимо вульгарны.
- [Муза]: - На самом-то деле вы ведь опять напрашиваетесь. Единственная удавшаяся вам строка была та, где доктор говорит, что из вас надо сделать чучело и выставить в музее.
- [Муза]: - То, что на мне нет никакой одежды, вовсе не означает, что вы можете вести себя как неандерталец.
- [Писатель]: - Да ладно тебе. [Муза]: - Мне очень хотелось бы, чтобы вы перестали использовать это дурацкое клише.
- [Муза]: - О Господи, у меня одно лишь желание - чтобы ты поскорей уже трахнул меня и дело с концом! А потом бросил в очередной костер.
- [Муза]: - Продолжайте, продолжайте. Только не надо разговаривать, как толковый словарь.
- [Муза]: - У меня нет никаких прав. Сексуальная эксплуатация не сравнима с онтологической. Можешь уничтожить меня через пять строк, если тебе так захочется. Выбросить в мусорную корзину и даже думать обо мне забыть.
- [Писатель]: - С травкой? _ Она энергично трясет головой: - Нет, нет. Уверена - этот период у меня уже позади.
- Он слегка откидывается на стуле: - И этим все заканчивается? _ Она мрачно вглядывается в него сквозь совиные очки: - Майлз, вряд ли современный роман можно закончить на предположении, что простое траханье решает все проблемы.
- Она снова разглаживает халат. - Со своей стороны, я рассматриваю эту сцену как финал первой части трилогии. [Писатель]: - С моей стороны, глупо было не догадаться.
- [Писатель]: - У меня остался еще один вопрос. [Муза]: - Да? [Писатель]: - Тебя давно не шлепали по твоей нахальной греческой попке?
- [Писатель]: - Даже самый тупой студент теперь знает, что роман есть средство размышления, а не отражения!
- [Писатель]: - Все международно признанные и добившиеся настоящего успеха художники наших дней четко и безоговорочно доказали, что жизнь бесцельна, беспросветна и бессмысленна. Мир - это ад.
Кажется, выговорился.
Давно хотел что-то такое сказать. И вот – сказал )).
