Недавно в студии Авторадио Санкт-Петербург была певица, актриса, продюсер и общественный деятель, одна из значимых персон и популяризаторов советской и постсоветской рок-культуры на Западе, Джоанна Стингрей.
Джоанна: Привет, я очень рада быть здесь, Питер мой самый любимый город.
О чем книга «Русский рок. Конец андеграунда», и какой период жизни охватывает?
Джоанна: Год этой книги – 1987 год. Это очень хороший и одновременно плохой год. Была гласность, рок-музыка, можно шалить, играть большой концерт, быть на телевидении. И вот я уехала в январе 1987-го и думаю: «Ой, класс, сейчас я продюсирую альбом Бориса в Америке. Через месяц вернусь, и мы сыграем свадьбу с Юрием Каспаряном». Все было прекрасно, но в этот момент мою визу закрывают почти на 8 месяцев, и я не могу попасть в СССР.
И как раз этот период охватывает книга? Ваше возвращение тоже?
Джоанна: Да, и после того, как я вернулась. Наша свадьба должна была быть 6 апреля, а я в этот день была дома, сидела и плакала. Сейчас люди этого не поймут, но в то время не было интернета, невозможно было связаться, я не слышала его голос. Мне было трудно. По телефону разговаривать не получалось: либо телефон постоянно занят, либо связь обрубалась.
А Юрий писал вам письма на русском или на английском?
Джоанна: Он написал мне один раз очень длинное письмо на русском языке. Я открыла и удивилась, что это Юрий. Потому что обычно это был Цой, который писал мне: «Мы здесь, мы не забудем тебя, Джоанна». А это письмо было от Юрия. Я не могла найти, кто перевел бы мне письмо. Но потом я увидела на дороге человека с длинными светлыми волосами – это был Александр Годунов. Я говорю: «Помоги, пожалуйста, переведи, я - враг Советского Союза».
То есть вы случайно встретили на улице того самого Александра Годунова?
Джоанна: Да. И он перевел мне письмо: «Джоанна, я люблю тебя, я хочу быть с тобой». И он перевел мне все письмо на английский, это было прекрасно.
Удивительно! Книга наполнена какими-то фантастическими ностальгическими историями. Знакомясь с книгой, обращаешь внимание, что и документы там тоже отсканированы, опубликованы. Это как раз документы, связанные с вашей визой?
Джоанна: Да. Когда мою визу заблокировали, я сразу начала искать возможности вернуться, связывалась с разными людьми. Мне помогали мои родители, они были в курсе политики между Россией и Америкой. Поэтому было очень важных людей Америки пытались помочь мне.
А у вас есть ответ на вопрос, почему вас не пускали, какая-то конкретная ситуация, конкретный поступок? Слова, которые повлияли на то, что вас не пускали обратно?
Джоанна: Ты знаешь, сначала я ничего не услышала. Я начала звонить в СССР, как сумасшедшая, потому что должна быть там. Человек ответил: «Ой, это, должно быть, ошибка. Дайте мне 5 минут, я позвоню в Москву, все будет нормально». Через пять минут этот человек перезванивает, а голос у него совершенно другой. И он сказал, что Москва не ждет Джоанну Стингрей. Стингрей – это мой псевдоним, а не реальная фамилия. А виза оформлена на Джоанну Филдс.
То есть вас не ждут как музыканта, получается? Потому что это ваш музыкальный псевдоним, сценическое имя.
Джоанна: Да, они как будто хотели этим сказать: «Мы знаем, что ты делаешь. И это кончилось прямо сейчас».
Но мы-то вас ждем и рады, что вы пришли. Но вообще удивительные, интереснейшие детали вы рассказываете. Вам когда-нибудь предлагали экранизировать эту историю? Снять об этом фильм?
Джоанна: Да-да. У меня есть контракт сейчас с продюсером. Уже пишется сценарий на пилотный выпуск. Поэтому скоро должно что-то быть.
А уже есть представления, кто будет играть? И будут ли принимать участие российские кинематографисты?
Джоанна: Ты знаешь, продюсер русский. И все мои персонажи имеют русский характер, поэтому, я думаю, съемка будет в России.
Когда это может произойти? Год, два?
Джоанна: Я подписала контракт год назад. У них есть еще полтора года нашего продакшна, если это будет. В Голливуде все очень медленные.
Ой, не говорите. Мы знаем, что ваша дочь помогала вам в создании книги. Каким образом?
Джоанна: Моя дочь очень хороший поэт, она здорово пишет. И я просила ее мне помочь. Но она говорила: «Нет. Это старо и неинтересно». Тогда я попросила другого человека мне помочь. А потом мы с дочкой поехали в Финляндию, и там она сказала, что хочет побывать в России. Несмотря на то, что мы уже бывали с ней там, когда ей было 8 лет, она настаивала на своем. И мы на три дня приехали в Петербург, где она встретилась с Юрой.
С Юрием Каспаряном, вашим бывшим мужем, гитаристом рок-группы «Кино»?
Джоанна: Да. Потом на следующий день она была на балете, а я ужинала с Борисом Гребенщиковым. Я говорю Борису, что моя дочь очень расстроена, что не смогла с ним встретиться. Но Борис предложил: «Давай встретимся завтра утром в моей квартире». Она находилась недалеко от нашей гостиницы. И вот на следующий день мы сидели в квартире Бориса, он только проснулся, заварил нам чай, и покорил мою дочь так же, как покорил меня 35 лет назад. Я была в шоке.
То есть яблоко от яблоньки недалеко падает?
Джоанна: Да. И они просто говорили и говорили. И вся ее жизнь изменилась. Она прочитала часть моей книги и сказала: «Нет, это плохо. Я могу сделать гораздо лучше». И действительно очень стала мне помогать! Она смотрела много видео: о Гурьянове, о Цое. Я помню момент, когда она заплакала. Ей было жаль, что она никогда не встретится с ними.
А вообще вы в детстве ей рассказывали, что происходило в вашей юности?
Джоанна: Она любит все фантастическое, и ей была интересна история. Она думала, что это было все в фантазиях. Что я просто рассказываю ей историю из книги. Что все эти люди – просто вымысел.
Но вообще это же абсолютно уникально. А вы знаете других людей, у которых была похожая история? Мы, честно говоря, не знаем. Были ли еще иностранки, которые приезжали и восхищались русским рок-клубом? Или вы были одна такая?
Джоанна: По-моему, я была одна. Точно одна из Америки. Было несколько людей из Европы. Но, знаешь, когда иностранцы встречались с русскими рокерами, они всегда были удивлены и рады. Говорили, что приедут снова, но никогда не приезжали. И когда я встретилась с Гребенщиковым, сказала: «О, я еще вернусь. Я могу помочь». И я помню его глаза, они как будто говорили: «Да, конечно, она хочет вернуться. Но не вернется». Но он не знал, кто я. А я ничего не могла делать, все мои мысли были о возвращении в Россию, в эту тусовку. И, по-моему, я была такая одна.
А у вас, кстати, за последние 20 лет появлялись мысли переехать в Россию?
Джоанна: Я была здесь до 1996 года. Я уехала, когда была беременна. Жизнь – это странно. В Америке у меня была работа, дом, деньги. Несколько лет назад я сделала сайт, где опубликовала свои старые фотографии. Так вот русская публика была в восторге. И сейчас много работы с Россией, я приезжаю сюда два раза в год. А если все сложится с фильмом, буду приезжать еще чаще.
А были ли какие-то дневники? Писали вы в те годы в Советском Союзе дневники, которые стали уже, собственно, основой книг? Или все из головы?
Джоанна: Дневников я не писала. Со мной была моя сестра. Мы всегда делали много фото, много видео. Без этого было бы очень трудно делать эту книгу.
Вы переписываетесь с некоторыми оставшимися в России музыкантами. А есть ли моменты, когда вам нужна помощь? Нужно кого-то вспомнить из участников тех событий. И вы пишете: «Борис, в какой ты был шляпе?»
Джоанна: Я просила многих людей помочь. То есть это как пазл собрать.
И в вашем доме очень много воспоминаний. Да?
Джоанна: Да.
Удивительно. У вас спросили в одном из интервью, в чем заключается самая приятная часть работы над книгой, вы сказали, что это снова мысленно проживать те прекрасные моменты. А как вы думаете, что самое интересное читателю, который, не застал ленинградский рок-клуб? Что было бы самым интересным?
Джоанна: Я думаю, самое интересное – читать о русских рокерах, как об обычных людях. Как Цой на даче у Липницких отдыхал как обычный человек, как Борис Гребенщиков на другой тусовке тоже. У них есть дети, жены, вечеринки. Просто читать об их быте.
Следующая ваша книга как раз будет посвящена Виктору Цою?
Джоанна: Да, потому что в июне ему исполнилось бы 60 лет. Поэтому следующая фотокнига будет по Виктору Цою.
Вы сказали фотокнига. Там будут только фотографии или еще что-то?
Джоанна: Ну, должно быть что-то еще. Может быть, несколько интервью. Может быть, будут интервьюс людьми, которые были вокруг него.
А у вас есть эксклюзивные фото или видео, которые вы еще никогда не публиковали и оставляете, что называется, на десерт?
Джоанна: Да, есть что-то. Конечно, много фотографий Виктора было в моих первых трех фотокнигах. Но и в этой будут фотографии, которые не публиковались ранее, например, наши с Виктором фото из Америки и Японии.
Вы были в Японии?
Джоанна: Да, я и Виктор в 90-е были в Японии.
А что вы там делали?
Джоанна: Мы возили туда фильм «Игла» Рашида Нугманова. И много людей после просмотра этого фильма хотели работать с Виктором. Главный японский продюсер хотел делать группе пластинку, гастроли, кино и фильм.
Есть замечательные фотографии с поездки Виктора Цоя, в том числе и в Америку. Где они, по-моему, с Юрием сидят на лошадках на карусели в Диснейленде – это вообще уникально! Это ваша была идея?
Джоанна: Да-да. Когда был коммунизм, они не могли много путешествовать. Я спрашивала у Виктора, если ты будешь на Западе, что ты хочешь сделать? «Я хочу в Диснейленд», – ответил Виктор Цой. Мы очень часто обсуждали эту идею, на какой горке он хочет прокатиться. Как он улыбался, когда катался на лошади. Ему это нравилось, он хотел остаться жить там. Это было лучшее место во всем мире. Он был счастлив, как ребенок.
Есть замечательное видео, где Борис Гребенщиков у Дэвида Леттермана. Это было в той же поездке?
Джоанна: Это было до этого.
Расскажите свои впечатления. Вам понравилось, как он там себя вел?
Джоанна: Ты знаешь, я думаю, что это был крутой, честный Борис. Он был самим собой. Леттерман задал вопрос, а Борис дал ответ, как он чувствовал.
Михаил: Это все очень правдиво.
Но вы об этом видео с Борисом разговаривали когда-либо?
Джоанна: Ты знаешь, в это время нет. Потому что это время он начал делать свои дела, я начала делать с «Кино», «Группу крови». Я встретила его в Америке, когда он был там в первый раз в 1987 году.
У вас есть ответ на вопрос, почему у Бориса не сложилась карьера на Западе? Почему не прошли гастроли очень крупно?
Джоанна: Очень трудно сказать. Но если есть один русский рок, реальный талант и возможность быть известным на весь мир – это Борис. И только он. Он хороший поэт. Как английский, так и русский. Поэтому я была немного удивлена. Может быть, если бы был другой продюсер, другой стиль. Никто не знает почему. Борис – талант. Стать известным на весь мир просто не получилось.
Кстати, а вы же были свидетелем. Получилось у группы «Парк Горького» в Америке стать известными? Или они не стали очень популярными в США?
Джоанна: Нет, никто не знает «Парк Горького». Дело в американском народе. Они думают, что смотрят старую моду, что это скучно, ничего интересного, не модная рок-музыка.
Есть такое предубеждение у русских музыкантов в том числе, что русский рок – это, в первую очередь, поэзия. Музыканты, деятели русского рока уделяли меньше внимания игре на музыкальных инструментах и развитию своих навыков игровых и больше делали акцент на поэзии. Вы, как свидетель тех событий, и человек, который знает, как сформирована музыкальная индустрия в Америке, подтвердите это?
Джоанна: Я думаю, музыка была важна, и текст был важен. Что Борис говорил у Леттермана, то же говорил и Виктор Цой. Когда я спросила, что они думают об американском роке 80-х, они мне отвечали: «Это скучно, потому что этот рок не реальный, не честный». Американцы могли заработать на музыке 1-2 миллиона долларов, им важны были деньги. Ленинградскому року неважно, есть ли у них деньги или нет. Большой проблемой были инструменты.
Вы же возили инструменты.
Джоанна: Это было большой проблемой. Ты не можешь ездить на гастроли нормально, на радио нормально, заработать деньги нормально. Группа «Кино» записывала не на очень хорошей аппаратуре, но у них хорошие песни. Хорошая песня – это хорошая песня. Но, конечно, текст был главный.
А у вас есть ответ на вопрос, почему наши музыканты не стали знаменитыми во всем мире? Не припомним, чтобы кто-то выступал в Гластонбери, Монтрио, на Вудстоке и так далее.
Джоанна: Много известных музыкантов, как ДДТ, Шевчук, даже Наутилус Помпилиус, не хотят петь на английском.
То есть нужно обязательно петь на английском?
Джоанна: Чтобы быть известным во всем мире, делая рок-музыку, тебе нужно петь на английском. И я думаю, много хороших музыкантов здесь. Но они русские музыканты, это их кровь. Это их жизнь, поэтому они не хотят. То есть получается не органично для них делать что-то для английской аудитории.
Мы, носители языка, сами до конца не понимаем, о чем поет Борис Гребенщиков. Как вы тогда его понимали?
Джоанна: Я чувствовала его энергию. Это трогает твое сердце, твое тело, твой дух. Это просто что-то сильное. Иногда, когда что-то волшебное происходит, даже трудно говорить об этом. Ты просто знаешь это.
А с Юрием как вы общаетесь?
Джоанна: Мы хорошие друзья.
Он у нас был в студии пару лет назад, мы говорили о его проекте. Группа «Кино» выступает с вокальной дорожкой Виктора Цоя, все остальное – живые инструменты.
Джоанна: Я думаю, что это было прекрасно. Это была фантастика. Я удивлена качеством вот этого фильма, что Саша Цой сделал. Я сказала: «Саша, теперь я понимаю, кто был твой папа». Это было очень похоже на Виктора. Все было очень интересно. Я думаю, это просто хорошая энергия.
Если пофантазировать, как вы думаете, как бы сложилась зрелость Виктора Цоя? Кем бы сейчас был Виктор Цой?
Джоанна: Если бы он жил? Он бы, конечно, был очень известным музыкантом. Может быть, актером, художником.
Он бы не закрылся в сегодняшней России?
Джоанна: Он бы построил домик на дереве и отдыхал там. А иногда бы ездил на гастроли, снимался в фильмах, пел песни.
Ну, в общем, он был бы дауншифтером, мы поняли. Под занавес, у вас была мечта в конце 80-х годов, которой вы жили? Которая реализовалась или нет?
Джоанна: Нет, мечта была, но я это поняла только через несколько лет. Я смотрела все старые видео и понимала, как удачлива я как человек. Я была внутри вот этого волшебного момента ленинградского рок-клуба. Я благодарю всех людей, что я была там.