В русскоязычной литературе нет женщин.
По крайней мере — в прозе. Поэтесс канон ещё хоть как-то признаёт (игнорировать Ахматову с Цветаевой как-то уж совсем неприлично), но в остальном литература считается занятием чисто мужским. С чего я это взял? Да ровно об этом говорит школьная программа по литературе (давайте будем честны, для большинства людей школьная программа и канон — понятия почти взаимозаменяемые). В самой свежей версии федеральных стандартов на 60 мужчин приходится три женщины.
Это очень мало.
Представьте, что из каждой минуты, посвящённой литературе изучению русской литературы, женщины могут рассчитывать в лучшем случае на три секунды.
При этом, что интересно, рассказывают ученицам и ученикам об этих гениальных мужчинах почти исключительно женщины: согласно исследованию 2020 года, среди школьных преподавателей русского языка и литературы мужчин лишь 2%: меньше только в начальных классах. Вот и получается парадоксальная ситуация: женщины рассказывают школьникам, что до 1910 года (тогда вышел «Вечерний альбом» Марины Цветаевой) литература полностью состояла из мужчин, а после этого в неё, так уж и быть, допустили пару человек. На правах украшения коллектива.
Как же так вышло, что когда во Франции была Жорж Санд, в США — Гарриет Бичер-Стоу, а в Англии — Мэри Шелли, Джейн Остин и сразу три сестры Бронте, в России как будто не было вообще ни одной пишущей женщины?
На этот вопрос есть несколько разных ответов.
Самый очевидный ответ: конечно, женщины были, просто канон предпочёл поставить их книги в дальний угол, чтобы не мешали. Женщин в литературе и было, и есть, и будет много. О прошлом русскоязычной литературы, написанной женщинами, можно почитать, например, на «Полке», а про настоящее и говорить нечего: кажется, что в России как нигде велика доля отличных писательниц, которые будто бы отдуваются за замалчивание своих старших товарок.
Ещё один ответ дал Илья Клишин. Он напомнил, что, хотя «Война и мир» подписана именем Льва Толстого, справедливо было бы добавить на обложку и имя его жены. Софья не просто переписывала мужнины черновики, она была фактической соавторкой, развивая некоторые женские образы. Более того, целые сцены в романе Толстого взяты из повести «Наташа»: Лев Николаевич просто позаимствовал их у жены.
К слову, нечто подобное через полвека произойдёт и в США, где Фрэнсис Скотт Фицджеральд порой чересчур откровенно вдохновлялся творчеством своей жены Зельды.
Приведу и ещё один пример возможного соавторства. Над романом «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков работал больше десяти лет, но так и не закончил — а в 1967 году появилось полное издание. Откуда же оно взялось? Известный нам текст романа — дело рук Елены Булгаковой, вдовы, которая свела воедино черновики и отредактировала их. Конечно, она не переписала книгу заново, а лишь смонтировала — но любой кинолюбитель знает, что фильм часто «делается» уже на монтаже. Можно спорить о том, каков был вклад Булгаковой в текст «Мастера и Маргариты», но уж точно она заслуживает того, чтобы её имя стояло на обложке.