Продолжая тему соответствия идей революционных социал-демократов, возглавляемых Лениным, русской духовной традиции, рассмотрим вопрос: почему русские религиозные философы, критиковавшие капитализм не менее жёстко, нежели большевики, не приняли их идеи социалистического переустройства общества?
Сергей Булгаков писал: «Мы все теперь социалисты. Различие относится к пониманию практических вопросов». Рассмотрим эти различия как раз на его примере. Знакомство с работой Булгакова «Христианство и социализм» даёт основания для однозначного вывода: корень противоречия между русскими социалистами-марксистами и религиозными философами, дружно критикующими капитализм, в том, что первые были материалистами, а вторые – идеалистами.
Так, Булгаков весьма иронически относится к положению учения Маркса, что социальное бытие определяет социальное сознание, сводя его к чисто обывательскому представлению: человек «есть то, что он ест». Между тем, и Маркс, и его российские последователи (например, Сталин, писавший об этом ещё в начале ХХ века) утверждали совершенно иное: обязательным условием духовного освобождения человека является изменение социально-экономической системы, во главу угла которой поставлена погоня за прибылью. Впрочем, у Булгакова вызывает неприятие материализм не только у марксистов, но и у Томаса Мора, считавшего, что справедливое общество невозможно создать без упразднения частной собственности.
В полемическом запале философ, пытающийся противопоставить марксизму христианство, не замечает, что опровергает он не только Маркса, но и Христа, который утверждал: «Не можете служить и Богу, и маммоне» и «Кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником».
Замечу, что, Булгаков, критикуя и капитализм, и марксистский социализм, сам не предлагает никаких конкретных социально-экономических преобразований капиталистического строя. Идею: «Пусть социалисты становятся христианами, тем самым социализм, как и вся наша жизнь, будет делаться христианским», - вряд ли можно всерьёз счесть за путь борьбы с капитализмом.
Булгаков утверждает, будто «свобода от хозяйства составляет мечту социализма», и пишет, что «нужно не только хозяйственно, но и духовно дорасти до короткого рабочего дня, умея достаточно употребить освобождающийся досуг».
Нельзя не согласиться с философом в том, что предоставление человеку значительного свободного времени может быть не только благом, омно и злом. Для человека с примитивными духовными запросами свободное время действительно может стать «источником деморализации». Но разве марксизм-ленинизм и в самом деле предлагает то, что приписывает ему философ? Ни Маркс, ни его русские последователи не говорили о стремлении к свободе от хозяйства – они ставили задачу освобождения людей от экономического рабства, присущего капитализму. И видели в этом отнюдь не «освобождение» от труда и предоставления возможности жить праздно (а именно такое использование свободного времени ведёт к деморализации), а необходимое условие для развития личности и реализации её творческого потенциала в труде на общее благо, который станет внутренней потребностью человека. Это краеугольный камень марксистских представлений о новом обществе, который позже положил в основу своего проекта социалистического строительства Сталин. А вот Булгакова мысль о том, что труд может стать духовной потребностью человека, вообще не посещает.
Неверие философа в марксистскую цель развития человека, вероятно, объясняется принципиальным неверием Булгакова в самого человека. «Социалистическое учение о человеке… имеет в основе своей веру в беспредельную способность человеческой природы к совершенствованию, если только она поставлена в соответствующие условия», - вполне резонно замечает он, однако сам убеждён в том, что в природе человека коренятся «порча и зло», и только «сверхъестественная помощь» религии способна их преодолеть. Здесь он вступает уже в противоречие не только с Марксом, Лениным и Сталиным, но и с христианским философом Львом Толстым. Толстой был убеждён, что сущность приобщение человека к учению Христа, как раз и состоит во всё большем совершенствовании человека, его приближении к тому идеалу, который олицетворяет Христос – и религиозный культ, с точки зрения Льва Николаевича, не помогает такому совершенствованию, а препятствует ему.
О противоречиях между булгаковским христианством и марксистским социализмом, выявившихся в работе «Христианство и социализм», можно говорить ещё много. Но, думается, и того, что сказано, достаточно, чтобы понять, почему Булгаков, столь резкий критик капитализма, в период между Февральской и Октябрьской революциями стал активным политическим союзником защитников капиталистического строя.
Будем справедливы, в этом он среди русских религиозных философов оказался скорее исключением, чем правилом. Общим же для всех них было то, что, солидаризуясь с марксистами в критике капитализма, они не признавали предложенную Марксом и развитую в конкретном приложении к российской действительности Лениным идею перехода от капиталистического общества к социалистическому и методы её осуществления.
В принципе, это даёт какие-то основания утверждать, что критика социалистами-марксистами капиталистического общества соответствовала русским духовным традициям, а вот конструктивная часть их взглядов – нет. Дело, однако, в том, что противники проекта социалистического переустройства общества, предложенного ленинцами, сами не смогли предложить (здесь Булгаков уже не исключение) никакого другого хоть сколько-нибудь реального пути, ведущего к более совершенной социально-экономической системе. Скажем, предложенное Бердяевым «Новое Средневековье» вряд ли можно им счесть. Таким образом, в этом отношении русские социалисты-марксисты не выступали против русской духовной традиции, они просто заполнили вакуум в этой области русской общественной мысли.
Виктор ВАСИЛЕНКО,
Белгород