Начало рассказа читайте здесь
***
«Метро, автобус…
Утро в легкой дымке
Метро, автобус…
Вечер с синевою,
Настанет день —
и я тебя увижу,
Наступит миг —
и я тебя открою…»
...Он впервые увидел ее в метро. Забежал в полупустой последний вагон вечернего поезда на «Таганской». Прислонился к поручням спиной. Двери захлопнулись, и поезд загудел, помчался в туннель. Аветис, занятый своими мыслями, не сразу огляделся. В руке он сжимал свернутый в трубочку рисунок. Сегодня нарисовал. Пришло к нему это лицо. И не отпускало. Он почему-то взял с собой этот листок из мастерской. Не хотел расставаться. Улыбаясь своим мыслям, он рассеянно смотрел по сторонам на редких пассажиров. Ему нравилось это полупустое вечернее прохладное метро, перестук вагона мчащегося на бешеной скорости поезда. Куда ты едешь? Зачем? Все равно. Это все потом, а сейчас дорога. Путь в неизвестность. Сейчас можно ни о чем не думать. Дорога – это передышка от времени. От проблем и сложностей бытия… Но все равно ему почему-то всегда хотелось оказаться в кабине машиниста. Хоть одним глазком почувствовать эту мчащуюся на него, приближающуюся с огромной скоростью неизвестность. Он представлял, что видит маленькую светящуюся точку, которая с необыкновенной быстротой превращается в яркую звезду, потом в солнечный пульсирующий протуберанец, из которого изливается свет, наполняя черноту искрящимися и вспыхивающими неравномерно лучами, наконец они достают до тебя, ты растворяешься в этом чудесном огне – и вот уже ты вылетаешь туда, куда зовет тебя неземной голос. Там обязательно должен звучать голос! Добрый голос Бога.
Ребенком он это не раз видел в своих снах. Отец удивился, даже испугался, когда маленький Аветик поведал ему о своих виденьях. Этот туннель видят те, кто умирает и находится между небом и землей. Иногда они возвращаются и рассказывают о том ощущении радости и свободы, которое испытали в момент полета. Впечатлительный мальчик часто по вечерам не мог заснуть. Тогда отец сажал его в старенький «Запорожец» и возил по дороге, мимо полей, и маленький Аветис открывал окошко и смотрел, впитывал запах вечерних трав. Ему виделись за лугами в дальних лесах смотрящие из-за деревьев лешие и единороги, за ивами ближнего озера всплескивали, мелькая серебристыми хвостами, русалки. Водяные булькали пузырями в затянутой ряской заводи, и желтоглазые кувшинки колыхались, и что-то там вылезало корягой – то ли рыба-кит, то ли озерный великан, охраняющий покой лесного царства.
– Ну как? Укатал? – спрашивала мать, принимая на руки драгоценность – сонного сынишку.
...Аветис посмотрел направо и обомлел. Напротив, наискосок от него, сидела девушка. Та, которая привиделась ему сегодня. Он, еще не веря, отвел глаза, развернул рисунок. Этого просто не может быть! Он опять взглянул на девушку, пытаясь найти отличия. Слишком явным было воплощение его сегодняшнего озарения в реальность. Даже мысленно произнес, как учила матушка в детстве, чтобы прогнать наваждение: «Господи Иисусе Христе! Помилуй мя, грешного!» Видение не исчезало. Девушка, смотрящая на свое отражение в темном стекле вагона, наконец почувствовала что-то, повернула голову в его сторону, задержав на нем вопросительный взгляд.
Аветис подошел и сел рядом. Незнакомка отодвинулась от него и крепче сжала сумочку, которая лежала у нее на коленях. Он улыбнулся обезоруживающе и развернул рисунок. Девушка удивленно созерцала карандашный набросок, который он показывал ей. Аветис все понимал. Какой-то неизвестный бородач лет тридцати с прической как у хиппи клеится. Странный рисунок показывает. Сумасшедший? Потом перевела глаза на него.
– Мне выходить на следующей, – растерянно произнесла она.
– Мне тоже, – ответил он.
Они стояли на пустой станции и не отрываясь, удивленно смотрели друг на друга. Поезд, схлопнув двери и весело гыкнув на прощанье, довольный, умчался в туннель, оставляя за собой шлейф теплого ветра, смешанного с чуть уловимым запахом горелой резины. Девушка была чудесная. С прозрачно-зелеными, как морская вода, глазами. Ее соломенные волосы были высоко подкручены в светлый узел в ореоле непослушных, выбившихся из прически завитков. Под расстегнутым длинным пальто виднелась светло-бирюзовая шелковая блуза. Юбка-карандаш с разрезом спереди открывала очертания стройных ног в шнурованных высоких сапожках. Странным образом и он был в длинном черном пальто, кроем похожем на ее.
– Мне на переход… – еле слышно прошептала девушка.
– Как ваше имя?
– Анна.
Он вздрогнул. Не то чтобы такая уж невозможная случайность, но сегодня ему все казалось невозможным, невероятным. Не простым совпадением, а знаком свыше.
– А вас как зовут?
– Аветис, – произнес он, смеясь.
Девушка удивилась. У него были светлые волосы и колокольчиковые глаза. Сиреневатые.
– Аве… – затруднилась она повторить непонятное имя.
– Аветис. Это армянское имя.
– И вы?..
– И я. Мама русская, отец из Еревана.
– А в Москве?..
– Учусь. – Он поймал удивленное выражение ее глаз. – В Суриковском.
– Значит, вы студент?
– Студент? – Он удивился. – Не совсем, хотя вы правы. Где я только не учился! И в Ростове, в Вильнюсе, вот теперь в Москве… – он улыбнулся.
– Значит, вы художник?
Вместо ответа он предложил:
– У меня друзья здесь недалеко живут. Молодожены. Я вас приглашаю. Посидим, пообщаемся.
Она минуту подумала. Кивнула.
Они поднялись по лестнице из метро на Пушкинскую площадь и пошли по улице Горького. Аветис искал таксофон. Потом куда-то звонил. Ободряюще кивал Анне сквозь стекло телефонной будки.
– Леська говорит, что Игоря еще нет. Пока дойдем, появится.
Потом он еще раз попытался набрать номер. Видно, Игорь так и не появился. Сделав еще пару звонков, Аветис разочарованно покачал головой.
– К сожалению ничего не получается. Все в делах.
По брусчатке Красной площади было трудно идти. Каблуки сапожек у Анны все время попадали между камней. Они прошли по Васильевскому спуску, мимо гостиницы «Россия». Посидели немного на скамейке в парке на площади Ногина.
– Ну, мне пора, – неуверенно вздохнула Анна.
– Можно я провожу вас?
– Мне далеко, – предупредила она.
Аветис взглянул на нее собачьими глазами. Только не потерять ее. Он должен ее написать. Только не потерять. Он не мог пока объяснить этого превращения рисунка в девушку, но его неодолимо тянуло к ней. Когда выходили из вагона, он стоял за ней, близко, вдыхая ее незнакомый, но такой желанный аромат. Какие-то цветы… Хотелось целовать этот затылок, поправить легкие прядки, выбившиеся из прически, погладить тонкую шейку с косточкой, сзади, там где взлетали от подземного сквозняка белокурые локоны.
Они спустились в метро, доехали до Рижского вокзала и долго тащились на электричке до Нахабино, сошли и брели по плохо освещенной улице к сталинской пятиэтажке с полукружиями карамельных окон в осенних сумерках, которая почему-то напомнила Аветису Вавилонскую башню.
О чем они говорили всю дорогу? О чем могут говорить двое только что узнавших друг друга?..
Его муза оказалась филологом. Английский, немецкий. Работала в Библиотеке иностранной литературы. Этим вечером она, как обычно, возвращалась на метро домой.
Аветис что-то рассказывал о детстве, об учебе. Еще раз развернул рисунок. Анна, улыбаясь, рассматривала похожую на нее незнакомку.
– А как это получилось?
– Не знаю. Сел и вдруг мысленно увидел.
Ясно, что никакого подвоха быть не могло, но в глазах Анны все же читалось недоверие. Аветис понимал, что любая бы на ее месте засомневалась.
– Вот я и дома. Спасибо, что проводили, – улыбнулась девушка. – Вам теперь обратно…
– Анна! – прервал он ее. – Я должен… Я хотел бы встретиться с вами. Мне нужно… – Он помолчал, подбирая слова… – Я хочу закончить этот рисунок.
– Он же закончен? – удивилась девушка.
– Это только набросок. Я должен поработать в мастерской. Со светом. Написать этюд маслом. Вы… Анна… Вы не отказывайте мне. Помогите. Прошу вас! Побудете моей моделью?
– Ну… Если вам это действительно поможет, то почему бы нет? – Она вытащила из сумочки записную книжку. Написала что-то. Вырвала листочек и подала его Аветису.
– Там домашний и рабочий, в мой отдел, где я работаю.
– Аня, вы мне жизнь вернули! Так я позвоню на днях? – От радости он рассмеялся, взял ее руку. Поднес к губам.
Она посмотрела на него в потемках. Свет редких фонарей не высвечивал сейчас ее чУдного лица, но он знал, что оно здесь и уже не уйдет из него никогда. Этот нежный овал, зеленые, удивленно открытые, чуть со смешинкой глаза, как у той богини, которая привиделась ему сегодня.
– Спокойной ночи! Не опоздайте на электричку! – Она неловко высвободила свою руку и убежала в подъезд Вавилонской башни.
Он плохо помнил, как шел обратно к станции. И в вагоне электрички, и в метро, и когда, добравшись наконец до мастерской, он бухнулся на видавший виды топчан и уткнулся в подушку, он мысленно уже рисовал ее, видел, как он ее посадит, как должен падать свет, какие краски он возьмет и в какой пропорции смешает.
***
***
Каталог канала «Соавторы МасКоТ»