Судьбоносной ошибкой своей жизни Денис Юрьевич считал супругу, в браке с которой состоял уже двадцать первый год. Первым, что привнесла супруга в его привычный мир, был свод правил и запретов. Отныне Денису Юрьевичу воспрещалось многое, почти всё, а дозволенные радости следовало получать дозировано и только в рамках семьи, не покидая, по возможности, стен родного дома. Самый главный запрет был на учёбу, и третий курс оказался последним, а Денис Юрьевич отправился прямиком на завод.
Он знал и любил лес, разбирался в породах древесины, по срезу, по рисунку, запаху и влажности безошибочно определял все характеристики, чётко называл сорт и способы применения. В лесотехническую академию поступил не просто так, а именно из желания выучиться тому, что интересовало с детства, пойти работать по любимой, а не абы какой профессии, приносить пользу, честно получать деньги. Теперь же, работая за станком, режущим мелкие дощечки, тоскливо думал об ушедших годах и упущенных возможностях. Прикидывал себя на место главного технолога, а то и на директорское. По его прикидкам смело выходило, что был бы он весьма хорош на тех замечательных должностях, которые к этому возрасту несомненно мог получить и получил бы с учётом нехватки кадров в их маленьком городке.
Но после встречи с Дашей всё пошло не так. Даша была умна тем удивительным умом, который не держит в себе даже простейших математических примеров с переходом за второй десяток, зато отлично анализирует житейский опыт всех знакомых людей, что позволяет обходить собственные грабли, наблюдая со стороны, как другие получают по лбу раз за разом. Даша сказала ему, двадцатилетнему сельскому парню, что замуж не хочет, никогда не выйдет, глупости подобные не для неё, а всё, чего она жаждет от Дениса Юрьевича, литературно называется плотскими утехами. Когда же парень полюбопытствовал о детях, неизбежном результате утех, Даша просто ответила, что бесплодна и не надо голову забивать всякой ерундой.
Попав в сети физического наслаждения, Денис Юрьевич, не заметил, как пролетел третий год обучения. Тут Даша и сообщила, что ждёт ребёнка. Чудо, не иначе. Срок был серьёзный, без вариантов. Так и поженились. В положенное время родился сын, а через два года чудо повторилось, посадив на плечи Дениса Юрьевича ещё и дочь. Детей он не сказать, что уж очень любил, но относился к ним тепло, никогда не наказывал, покупал подарки, обновки, в цирк водил.
Пока дети были малы, не очень замечалось отсутствие прежней искры в отношениях супругов, думалось – от усталости, от нехватки времени и пространства. Но дети выросли, стало ясно, что тот костёр давно погас, огня уже не будет. Даша не проявляла по этому поводу никакого беспокойства, жила как живётся, а Денис страдал. Не по прежней Даше, по-прежнему себе, влюблённому, летучему, вдохновлённому, с наскока решающего любую проблему.
В заводской столовой на него положила глаз – чёрный и прекрасный – повариха Розочка. Весёлая, лёгкая, похожая на лисичку, когда щурится. Денис Юрьевич не устоял. Первое свидание сразу же вскружило голову, целыми днями только и думал о ней, только и ждал встречи, пусть даже короткой, чтобы хоть мимолётный поцелуй успеть сорвать с любимых губ. Еле дождался, когда Розочка пригласит к себе на квартиру. Задержался до утра, не думая о жене, что она скажет и как надуется, и что вообще будет. Это потом, потом, а сейчас Роза, дивный цветок.
Наутро шагал по городу, от невероятного своего счастья светясь так, словно гирлянду новогоднюю проглотил. Это был 28-ой день рождения Дениса Юрьевича и день, когда сын пошёл в первый класс. Стоя на линейке, глядя на красные гладиолусы, на белые банты, Денис то и дело вспоминал красные губы Розочки, белые её плечи. Решено, уйду к ней. Детей поднять помогу, а так и не держит ничего, чужие люди. Уйду, и Дашка, глядишь, найдёт себе кого-то по сердцу.
Разговор с женой запланировал на вечер, но та сработала на опережение – наблюдая за чужими разрушающимися семьями и сопоставив с этим ночное отсутствие мужа, быстро нашла способ сохранить свой брак. Да, ненужный, но свой же, свой. Когда шли от школы до остановки, всхлипывая сказала: "Денчик, ты детей-то уж не бросай, когда помру, твои ведь детки, твоя кровь, как же при живом отце станут в интернате жить?»
Денис нахмурился – с чего помирать вдруг? И Даша вроде нехотя, как будто выдавливая из пипетки слова, путано и не совсем понятно, от чего стало только тревожнее, рассказала о страшной своей болезни. Жрёт изнутри зараза такая, два года максимум, больше не протяну. Так Денис остался в семье. Розочку, отпечатанную на сердце, носил ещё очень долго, а потом успокоился, остыл, задохнулся в быту, не до любви.
Жена признаков умирания не являла, но всякий раз, лишь чуть повысишь голос, начинала задыхаться, хвататься то за правую ключицу, то за левый бок, то наоборот. Нельзя, сказала, нервничать, если смерти моей не желаешь, береги меня. И Денис Юрьевич стал беречь. Сам водил младшую в сад, старшего - в школу, потом обоих в музыкалку. Сам ходил на родительские собрания, сам занимался покупкой продуктов и бытовой химии. Сам копал грядки на даче, поливал, пропалывал, собирал урожай. Наловчился варить варенье, мариновать огурцы. Обязанности жены сводились к готовке, стирке, осуществляемой машинкой, и мытью посуды.
Со временем завтраки, а потом и обеды, незаметно улетучились из короткого списка жёниных дел. Уборкой с восьми лет занималась Рита, дочка, она же мыла посуду и как могла штопала износившиеся вещи, пришивала пуговки и петельки. Жена лежала. В любое время суток, придя домой, Денис Юрьевич находил её на расправленном, застланном постельным бельём, диване. За последние несколько лет он ни разу не видел этот диван в собранном виде, более того – диван без жены на нём, кажется, уже не существовал даже на уровне воображения. Денис смотрел на незнакомую толстую тётку, когда-то бывшую его супругой, смотрел и отчаянно пытался разглядеть в ней хоть какой-то намёк на юную дерзкую Дашу. Увы, это был уже совсем другой человек. Или существо. В халате поверх ночной сорочки, укутанная одеялами, шуршащая конфетными фантиками, с явной неохотой отводящая взгляд от экрана телевизора.
В их семье слово «интим» попало под запрет много лет назад, сейчас Денис Юрьевич был несказанно этому рад, с ужасом думая о том, что скрывают под собой все одеяла, халаты и ночнушки, как это трогать руками, возможно ли пересилить себя и прикоснуться к такому. Запоздало понимая, что был обманут, Денис Юрьевич хотел бы злиться на Дашу, но не мог, не испытывал ничего, кроме отвращения.
Сын приходил домой только переночевать, дочь не поднимала головы от книжек. Тоска, тоска.... Чтобы не сойти с ума, Денис Юрьевич уходил вечерами за дом, на пустырь. Долго стоял, пока небо не станет густого тёмного цвета, звёзды рассыплются, радостные и улыбчивые к любому взгляду. В такие часы ощущение себя во Вселенной как части чего-то большого и вечного делало маленькими и незначительными все его, Дениса Юрьевича, проблемы. Домой возвращаться было уже не так страшно: жить дальше можно, терпеть можно, пока твои ноги стоят прочно на этой планете, пока твой вопящий разум слышит отголоски таких же.
(продолжение следует)
продолжение тут