Фиса Ведерникова и Фира Ведерникова родственницами не были. Были они однофамилицами, соседками и взаимно ненавистными людьми. Обе давно уже овдовели, состарились, не покидали своих дворов, но, поглядывая на дом через дорогу, каждая из них с удовлетворением вспоминала годы вражды.
Фиса, щурясь на скупое сентябрьское солнышко, куталась в шаль, мысленно подсчитывала, предполагая скорую кончину, чья же взяла в этой многолетней войне. Явных победителей не выявишь, пожалуй. Точнее, каждую из сторон можно бы назвать потерпевшей, вопрос – чьи потери тяжелее. Всё было – и ворота мазали дёгтем и собачьими фекалиями за взаимно соблазнённых мужей (царствие им небесное), и окна краской замазывали за сыновей, битых дочерьми, и крыс дохлых на подоконник подкидывали. Да, есть о чём вспомнить. Фиса, Анфиса Адамовна, улыбалась, перекатывая в памяти бусинки прожитых лет.
В это же самое время Фира, Глафира Петровна, созерцающая мир из окна веранды, вела свои подсчёты. Сколько Фирой перепорчено белых простыней и скатертей соседки, сколько Фисой в отместку цветов загублено, любезно политых кипятком, а куры её, как бы случайно попировавшие в чужом огороде... Слабым звеном и очевидным проколом в этой войне была, конечно, дура Зойка. Младшая из дочерей Фиры, ровесница Любки, единственной после троих сыновей дочери Фисы. Обе девки родились, когда их матерям было под сорок, обе были хорошенькими (каждая по-своему), обе влюбились в красавца Николая. Жених был завидный, такого упустишь – век локти кусать будешь. Собой хорош, к тому же ветеринар, на селе без работы никогда не останется. Ещё и сын председателя, семья там не бедствующая, а ребёнок только один, ему и наследовать нажитое. Надо брать, решили обе матери.
У Фиры для такого решения были веские основания: парень каждый вечер – хоть часы по нему сверяй – появлялся под их окнами и мотылялся, пока Зойка не выпорхнет, вся раскрасневшаяся, с глазами сияющими и счастливыми. Уж, конечно, любовь. Что-то поди понимает мать, четверых замуж отдала, все браки удачные, семьи крепкие, живут только в далёких шумных городах, а маленькая за местного выйдет и всегда рядом будет. Фира уже и свадьбу продумала, одну корову можно будет продать, деньги выручить, поросёнок за лето подрастёт – вот и угощение на свадебный стол. К осени дело решится, надо думать.
Но Фиса не дремала. Ничего, что к Зойке ходит, глаз с неё не сводит, ведь ясно же, что Любка ему больше подходит. Такая же высокая и яркая, дети будут как картиночки. И Любка всё ж на медсестру учится, всяко ближе по разуму, чем швея Зойка. Глядя на изнывающую от неразделённой любви дочь, Фиса поняла, что и как делать. Тем же вечером принесла жертву – сыпанула кормящей свинье слабительного, поросята поносом изошли, нужен ветеринар, а ветеринар как раз Николай. Приехал на вызов, провозился сначала с поросятами, потом расторопная Любка кота подсунула, ну заодно уж посмотри, мол. То да сё, Фиса стол собрала, не побрезгуйте. За ужином наливочка – вы только попробуйте, то ж не магазинное, своя, домашняя, на малине и вишнёвом листе. В наливочке – снотворное, Николай заклевавший носом, немедленно отправился в постель. Рядом Люба прилегла, одежду сняла совсем как мать велела. И, покуда Коля видел во сне свою женитьбу на Зое, его судьба решилась иначе. Фиса побежала к председателю, кричала, голосила, снасильничал ваш сынок, опозорил, как жить. Председательская жена побежала в дом Фисы, усомнившись, что любимое чадо способно на такое, но чадо полуголым спало на груди Любаши, что не оставляло других выходов из ситуации, как женить негодяя. Свадьба состоялась через две недели.
Зоя рыдала, Фира злилась – на соседку (холера её забери), на дочку соседскую (чтоб ей пусто), на Зойку безголовую (вот чего из себя принцессу строила, глазёнками лупала, уже бы давно замужем была, кабы ума чуть больше морковного семечка). Вспоминая, Фира снова испытала прилив тягостных чувств – злость, обиду, досаду. Порывисто встала, наведя панику на полусонную осеннюю муху, охнула и тут же села. Ноги совсем никудышные, дома засиделась бы и зачахла, если бы не зять, носит её на руках, как царицу. И на улицу, и в баню. Хороший зять, лучше Кольки. Поискала глазами через окно, нашла зятя Витю в конце картофельной грядки, посмотрела с благодарностью. Да, хороший зять.
Фисе тоже виден был Витя, собирающий вилами ботву. Вздохнула. Коля к домашней работе совсем не приучен, всё из-под палки, всё просить, заставлять, сам ни-ни. У Фиры вон какой – любое дело в руках горит, он и строит, и косит, и чуму эту египетскую на руках таскает. Фиса снова вздохнула, но тут же успокоила себя – зато у нас мальчик, сын и внук, наследник.
Родился внучок поздно, чуть не десять лет ждали. А у Зойки в тот же год родилась девчонка - тщедушная, ноги как спички и рот на пол-лица. Сёма получился ладненький, крепенький, никогда ничем не болел, не капризничал, замечательный мальчишка, смотреть - не насмотреться. Одна беда – с годовалого возраста души не чает в лягушке соседской, так и тянет она его, внучка Фиры, и чего нашёл в выдерге большеротой? Трёх годов не было, лез целоваться к ней.
(продолжение здесь)