1. «Современная философия» — оксюморон, ибо философия лишь по видимости существует во времени, субстанция философии — в вечности. В вечности пребывает и её субъект. Именно поэтому любой философ любого времени может черпать материал своей мысли из любого источника и из любого времени. Прогресса философии не существует. Прогрессирует лишь паралич ума. Разумеется, диалектика заявляет свои права, так что и субстанция отмечается во времени хотя бы годами издания философских сочинений, и трансцендентальный субъект реализуется чрез эмпирических людей, у которых имеются, как замечал Мих. Лифшиц, «почки и печень, диплом и должность».
Но мешает или способствует таблице умножения то, что она должна быть написана мелом на школьной доске или напечатана на последней странице обложки школьной тетради «по арифметике»? Связывает ли таблицу саму по себе это явление таблицы школьному народу непременно с типографской краской, бумагой, мелом, доской? Самой по себе, без типографской краски, бумаги, мела и доски, таблицы умножения не существует?
Совершенно очевидно, что таблица умножения способна являться и в других материалах: в качестве резьбы по дереву или камню, в написании чернилами на бумаге, пальцем на песке и т. д., и т. п. И значения вычислений, предлагаемые таблицей умножения, и сами написания её равенств ничуть не меняются по смыслу в зависимости от материалов, то есть таблица умножения существует сама по себе и только потом позволяет себе появляться в разных обличьях, ничуть не меняя своего смысла от разницы этих обличий. Разумеется, тот или иной нерадивый школьник или неуч взрослый могут написать эти табличные суждения неправильно, например 2х2=88. Но это будет уже не таблица умножения, а таблица ошибок умножения и таблица ошибок написания таблицы умножения.
2. Сказанного достаточно, чтобы уяснить себе существование самого по себе и существования в каком-либо явлении и каком-либо материале. Да, для современного самолёта важны конструктивные и прочностные характеристики деталей и материалов, из которых самолёт изготовлен. И это свидетельствует не в пользу карго-культа, когда самолёт мастерят из веток и соломы. Но это лишь говорит о том, что самолёт отличается от таблицы умножения и характеристики деталей и материалов ему, в готовом виде, важны.
Но для идеи самолёта ни материалы его изготовления, ни материалы, на которых появятся чертежи его деталей, вновь, как и с таблицей умножения, не важны. Более того, один экземпляр самолёта может, пусть не существенно, но значимо, отличаться от другого экземпляра. А в военном кораблестроении один корабль серии не просто может отличаться от другого, но непременно отличается, так как опыт эксплуатации головного корабля серии позволяет внести массу изменений во второй, третий и т. д. экземпляры кораблей одной серии и одного класса. Так что и здесь имеется некий самолёт или корабль сам по себе, а есть его воплощение в материале, которое не исчерпывает существенным образом его идею, и потому идея может быть повторно материализована, воплощена в материалах второй, третий, пятый, десятый раз.
3. Философия субстанциально и субъектно пребывает в вечности. И хотя для философов небезразлично их собственное эмпирическое земное бытие, философски они поступают, лишь концентрируясь на отблесках, рефлексах вечности во времени, являя во времени, как сказал Платон Афинский, «подвижный образ вечности».
И уже поэтому должно быть понятно, что всегда имеется мысль философа более или менее захватанная и залапанная временем. Естественно, философу следует не гордиться, а именно стыдиться своей увлечённости временем.
«Жрецы минутного, поклонники успеха» среди философов, конечно же, встречаются, но потому такие экземпляры человеческих особей и характеризованы поэтом столь негативно и столь эмоционально:
О люди! Жалкий род, достойный слёз и смеха.
А. С. Пушкин. Полководец (1835)
Философы же среди таких людей достойны не слёз и не смеха, ибо по завету Б. Спинозы следует не плакать, не смеяться, но понимать, а, понимая их, удостоивать таких философов спокойным презрением.
3. Великое множество современных философов достойны презрения, ибо они выступают как откровенные жертвы моды, философской моды. Всегда весьма важная для философии проблема времени после 1927 года, года выпуска «Бытия и времени» М. Хайдеггера, привела к ситуации, в которой философы как с цепи сорвались. Все стали читать М. Хайдеггера, комментировать М. Хайдеггера, писать на темы, сходные с темами М. Хайдеггера. И философы пошли дальше. Стали не только читать и писать, но и считать! Считать, вслед за М. Хайдеггером, что бытие есть ничто и бытие же есть время. Вот этому времени-ничто они и стали посвящать свои интеллектуальные усилия. Пример показал сам М. Хайдеггер. Ничуть не считаясь с вопиющими противоречиями интенций и реальности, М. Хадеггер стал весьма объёмно и весьма изобильно фиксировать свои остро современные занятия ничем на бумаге. Так что краткая история ничто, история ничто от одного только М. Хайдеггера, составила более ста томов современного издания сочинений мэтра пустоты и «постава».
М. Хайдеггер — первоизвращенец, он додумался окрестить карася в порося и заставить его хрюкать. Но диадохи! Но сателлиты! Им-то зачем вторично и провинциально увеличивать пустоты и пробелы, расширять супервойд созвездия Хайдеггера — Эридана и заливать вакуумом целиком пустой стакан Ж.-П. Сарта?
4. Другая временная модификация философии, основанная на связи с традицией, пусть и своеобразно понятой, это философия марксизма, особенно — советская философия марксизма. Как говорится,
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждёт;
Он недоступен звону злата.
И мысли, и дела он знает наперёд.
М. Ю. Лермонтов. Смерть поэта (1837)
Поскольку злата в наличии нет, то и подкупать суд нечем, и вся надежда только на Бога по имени Карл Генрих Маркс. У пролетариев нет денег, нет злата, зато есть наука, есть учение К. Г. Маркса. А как писал В. И. Ульянов (Н. Ленин),
«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, ни с какой защитой буржуазного гнёта. Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма».
Ленин, В. И. Три источника и три составных части марксизма. — Ленин, В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5. В 55 тт. Т. 23. М.: Издательство политической литературы, 1973. С. 43.
Заметьте, не материя вообще, не презренная материя, золото, в особенности, подают признаки всесилия, а всесильно учение, то есть что-то идеальное, воздушное, легкоусвояемое, как мирный кролик или боевые отравляющие вещества. Видите, какая полнота идеализма и непоколебимой веры в Бога Карла Генриха Маркса! А эта вера, чтобы не иссякала, должна быть поддерживаема из поколения в поколение, то есть обрести и сохранять традицию. Хотя бы изначально это учение и объявляло себя революционным, ломающим традиции, низвергающим старый мир. То есть
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!
А. А. Блок. Двенадцать. Поэма (1918)
В дальнейшем, однако, с приходом к власти в России большевиков, всякая революционность в философии марксизма быстро истлевает и выветривается, а со временем определяется и корпус священных текстов, единственно которые следует читать и толковать единственно верным способом, ибо и мысли, и дела Маркс знает наперёд. Временная особенность, сухой лист марксизма, закрученный с углового, засушена в гербарии истории и объявлена вечной истиной.
В СССР уже в восьмидесятые годы в диктатуру пролетариата как действенное средство Макропулоса (Věc Makropulos) для достижения вечно счастливого коммунизма верили только археи, бактерии и некоторые эукариоты-архивариусы марксизма из Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
5. При этом ничего негативного о вере как надежде на осуществление некоторого действия в будущем или надежде на достижение некоторой цели — сказать невозможно. Мечты суть мечты. Госпланы суть госпланы.
Не только люди, но и животные, когда заняты, например, охотой, шага не могут ступить без такой веры, веры в будущий успех. Вот только животные по мере развития своей «драмы на охоте» меняют своё мировосприятие: меняет его, скажем, гепард, гонящийся за газелью и вносящий поправки в свой маршрутный лист, делающий маршрут более крутым или прямым в зависимости от зигзагов удачи в беге газели.
Но, в отличие от животных, люди порой приобретают привычку не менять своих воззрений на мир, как сам мир ни меняйся. Это касается не только «подлинно научных и единственно верных» архивариусов марксизма, из которых «иных уж нет, а те далече», но и, что прискорбно, молодой поросли в рабочем и вообще освободительном движении в современной России. Мало того, что замшелые деды и руинированные бабки, чудом сохранившиеся с советских времён, продолжают талдычить раз и навсегда зазубренные и, конечно, ими не понятые «истины марксизма», но за ними повторяют всё то же самое, непонятое и неусвоенное, люди сравнительно молодые, люди двадцати — тридцати лет.
6. Как попугаи, они повторяют вслед за Ф. Энгельсом как что-то актуальное и несомненное то, что
«Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию. Уже с того весьма отдалённого времени, когда люди, ещё не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру».
Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.— Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 21. М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. С. 282.
Контекст процитированного чуть далее, чем первое предложение, текста не вызывает никаких сомнений, что Ф. Энгельс ведёт речь о мышлении эмпирического человека, именно его, этого человека, мышление рассматривается в отношении к бытию. Но праведные марксисты цитируют обычно только первую фразу второй главы этого опуса Ф. Энгельса. И она-то более всего не вызывает у марксистов сомнений. И она-то более всего источает недоумения, стоит лишь вдуматься в неё.
В самом деле, вам не кажется это странным? Странным даже не то, что у Ф. Энгельса нашлись бесчисленные повторители, а то что сказал сам Ф. Энгельс?
Ведь если вопрос великий, то в чём его величие, каковы вопросы невеликие и каковы даже мелкие вопросы философии? Почему именно этот вопрос назначен быть великим?
Если вопрос основной, то чему он служит основой? Что на эту основу опирается? Каковы следствия из этой основы?
Если это великий основной вопрос всей философии, почему он таковым не был у создателя философии, гениального Платона Афинского? Или у его ученика, чуть менее гениального Аристотеля Стагирского? Эти два родоначальника философии считали и великим, и основным вопросом вопрос о мире: какова сущность мира? А каково в мире место общества людей, каково отношение их или не их мышления к бытию и что такое бытие, что такое мышление — вопросы вторичные, не решаемые без вопроса о мире, то есть космосе.
Почему «великий основной вопрос» есть вопрос «в особенности новейшей философии»? Что такого особенного имеется в новейшей философии, чтобы вопрос об отношении мышления к бытию довлел над всей новейшей философией и придавал ей столь неистребимое своеобразие?
7. А заканчивает Ф. Энгельс свой густопсовый и многочтимый марксистский опус роскошным перлом или даже изумрудом мысли. Вот этот малахит в малахае.
«И только в среде рабочего класса продолжает теперь жить, не зачахнув, немецкий интерес к теории. Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, о наживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнее выступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами и стремлениями рабочих. Найдя в истории развития труда ключ к пониманию всей истории общества, новое направление с самого начала обращалось преимущественно к рабочему классу и встретило с его стороны такое сочувствие, какого оно не искало и не ожидало со стороны официальной науки. Немецкое рабочее движение является наследником немецкой классической философии».
Энгельс, Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 21. М.: Государственное издательство политической литературы, 1961. С. 317.
Это уж очень много надо принять боевых отравляющих веществ себе на грудь, чтобы считать единственным достойным наследником немецкого теоретического познания единственно немецкий рабочий класс или даже «немецкое рабочее движение». Впрочем, не будем спорить, а процитируем К. Г. Маркса, «Тезисы о Фейербахе» которого Ф. Энгельс и опубликовал в качестве приложении к своей брошюре о Л. А. Фейербахе.
«Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос».
Маркс, К. Тезисы о Фейербахе.— Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. С. 261.
Стоит вам согласиться с К. Г. Марксом, как придётся переиначивать Ф. Энгельса.
«Вопрос о том, обладает ли мышление немецкого рабочего класса предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать немецкий пролетарий истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления немецкого рабочего, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос».
Да он и не изолируется. И схоластикой не занимается. Поэтому и пришла Германия к славному 1933 году и тысячелетнему Третьему Рейху, растянувшемуся в своей истории на долгие двенадцать лет, что немецкий рабочий практиковал материалистическую диалектику, прежде вполне теоретически усвоив её. А 1 сентября 1939 года именно немецкий национал-социалистический рабочий впервые применил материалистическую диалектику за пределами Германии, желая потеряв свои цепи, приобрести весь мир, как и завещали ему К. Г. Маркс и Ф. Энгельс. 22 июня 1941 года и нам досталось от этого прогрессивного немецкого рабочего движения. Правда, в отличие от Польши и других, покорённых немецким рабочим движением, стран Европы, стран, населённых всё же людьми, в отношении СССР немецкое рабочее движение, наследующее И. Канту и Г. В. Ф. Гегелю, исповедовало не материалистическую диалектику, а как бы помягче выразиться — да! — диалектику природы.
8. Если пролетариат — подлинный субъект истории, гегемон, застрельщик и т. д. (нужное вписать), как нас уверяют К. Г. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ульянов (Н. Ленин), Л. Д. Бронштейн (Л. Д. Троцкий), И. В. Джугашвили (И. В. Сталин), Мао Цзедун и другие солидные уверители, то именно ему, пролетариату, вершить судьбы истории. Мировой истории. Не так ли? Именно ему предназначено самой судьбой и, что гораздо более важно, «основоположниками», объединять страны и народы, объединившись, прежде всего, самому.
Для кого написан лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? О ком сказано «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир»? Или сказанное — ложь? Сказанное — это сладенькая фальшь, призванная взбодрить пролетариев на бучу и под шумок, пока они буйствуют и всё крушат, немножко шить, совершать свои грязные делишки?
Или сказанное в «Манифесте Коммунистической партии» — это истина? Но тогда где ж пролетарское действие объединения и освобождения? Где немецкий рабочий 22 июня 1941 года, мобилизованный и призванный? Он солидарен с русским рабочим? Он объединился с ним против фашизма и нацизма? Почему ж у Отто фон Бисмарка с его «Исключительным законом против социалистов», войной против Франции, объединением Германии под главенством Пруссии и у Адольфа Гитлера с его завоеванием всей Европы всё получается, в том числе и использовать рабочих как объект, а у подлинного субъекта истории, рабочего класса, — ничего? Может, идея властвует в истории, даже такая дрянная, как у А. Гитлера, или такая среднего качества, как у О. фон Бисмарка, а не материя даже в такой нелепой энгельсовской модификации, как социальная форма движения материи? Вы хотели бы быть материей? Пусть даже и социальной материей, а не химической или, паче чаяния, механической? Ну, чтобы из вас кто-то лепил форму, например, ромовую бабу или человека-паука, и заставлял двигаться, делать гимнастику, наливаться ромом? У животных нет гимнастики, только потягушки. У животных нет виноделия. Только поедание забродивших фруктов. И гимнастика, и виноделие суть именно проявления социальной формы движения материи. Хотите быть материей?
9. Но, может, К. Г. Маркс, а вслед за ним и все марксисты-ленинцы, был способен проникать мыслью сквозь века, а не сквозь ряд ближайших лет? Может, он провидел будущее, достоверно правильно мечтал о более справедливом устройстве мира?
На это были способны и первые христиане, поверившие своему фюреру. Всё отличие Карла Маркса от Иисуса Христа лишь в том, что первый надеялся только на науку и кольт, а второй лишь на веру и культ. А провидели будущее и более справедливое устройство мира оба исторических персонажа.
По науке, именно вооружённый промышленный пролетариат должен взять власть в государстве и начать превращать его в государство диктатуры пролетариата с постепенным отмиранием по мере господства диктатуры пролетариата государства вообще и деклассированием всех классов в единую общность — советский народ. Таково видение справедливости по Марксу.
Но ведь этого нигде и никогда не случилось. Всё ещё не случилось… То есть призрак коммунизма как бродил по Европе, так и бродит, обманывает и пугает бедного дедушку К. Г. Маркса, сводя на нет всю науку основоположника, делая его закоренелым и неизлечимым лондонским мечтателем, просиживателем панталон в библиотеке Британского музея, мечтателем гораздо менее связанным своими видениями с реальностью, чем это было у другого мечтателя, кремлёвского.
В лучшем случае, то есть успеха каких-то, называющих себя коммунистическими, сил, к власти приходил аппарат партийной бюрократии, как в СССР и КНР, который сразу же начинал бороться и с самим собой, сажая и убивая видных партийцев в процессе естественного отбора на власть в партии и государстве, и с народом, сажая и убивая избранных представителей народа чтобы не потерять навыка к естественному отбору, к struggle for life, struggle for existence.
Не было никакой диктатуры пролетариата, ни тем паче всемирно-исторической роли пролетариата. В случае Китая пролетариата не было вообще. Там всё не по Марксу. Карл Маркс для китайцев одноразовый, как туалетная бумага или презерватив. Вечен лишь Мао Цзедун, который достиг коммунизма в Китае самостоятельно, без какого-либо пролетариата. Таков же коммунизм Северной Кореи, Вьетнама, Лаоса и Кубы. Там тоже ни К. Марксом, ни пролетариатом никогда не пахло. Но тогда субъект исторических свершений на земле России, Китая, Кореи, Вьетнама, Лаоса, Кубы кто-то другой, совсем не пролетариат. Например, елбасы Н. А. Назарбаев. Или бацька А. Г. Лукашенко. С признанием этого очевидного факта, то есть признанием субъектности государственных деятелей, распоряжающихся природными и социальными ресурсами, а также людскими массами как объектами, рушится вся историческая теория марксизма, всё материалистическое понимание социальной погоды и священных пагод, Беларуськалия и БЕЛАЗа, В. И. Ульянова (Н. Ленина) от дома в Симбирске до Мавзолея в Москве.
10. В критике марксизма не стоит доходить до абсурда, абсурда в любом случае стоит сторониться. Так, не следует обвинять марксизм в том что он, создавая различные партийные структуры,забывает вечное ленинское, что коммунизм есть живое творчество масс. В. И. Ульянов (Н. Ленин) в данном лозунге склонен массы превращать в творческий субъект, что, кстати сказать, вполне коммунистично.
А ежели массы животворчествуют, то они вполне могут создать себе органы самоуправления, чтобы творчество не было таким, что кто в лес, кто по дрова, а кто и лыко драть столько, чтобы в каждую строку «Капитала» было довольно, мол лыко не иссякнет. В этом смысле партия коммунистов-рабочих вполне возможна и весьма полезна. Но чем же характерна, по К. Г. Марксу, организация рабочего класса и его партии? Тем, что рабочий класс — хранитель истины мира, только он знает эту истину, это обусловлено его хозяйственным положением, местом и ролью в общественном целом.
И если рабочий класс непримирим ко врагам — феодалам и капиталистам, то внутри себя, внутри рабочего класса, рабочий рабочему — друг, товарищ и брат. Но если так, то буржуазные и мещанские дрязги среди рабочих, организованных коммунистически, должны быть исключены. У владельцев патента на общественно-историческую и даже естественно-научную истину не может быть буржуазных партийных свар, подсиживаний, коммунистического чванства. Этика коммунизма этого не позволяет. И её нормам нужно следовать сознательно и добровольно, а не под кнутом Code civil или, не дай Бог, — Code pénal.
Но ведь это было уже в Международном Товариществе Рабочих, так называемом Интернационале. И в Первом (дата основания — 1864.09.24, Лондон, Соединённое Королевство Великобритании и Ирландии; дата ликвидации — 1876.07.15), и во Втором (дата основания — 1889.07.14, Париж, Франция; слияние с Венским Интернационалом в Социалистический Рабочий Интернационал— 1923.05; прекратил существование с началом Второй мировой войны 1939.09.01), и в Третьем, Коммунистическом Интернационале (дата основания — 1919.03.04, Москва, Россия; дата ликвидации — 1943.05.15). А как только рабочая партия приходила к власти, — в России, в Венгрии, в Баварии, — так эти свары начинались, и весь опыт подпольной борьбы без ограничений применялся не в борьбе с царизмом или буржуазным государством, которых уже не было, а в борьбе со своими же товарищами по партии. Особенно разителен террор внутри Коминтерна, где не разбирали уже кто из какой страны, главное — убить, убить, убить...
Это вполне интернационально, кстати. Но это и отрицательный критерий, и дисквалифицирующий порок такого коммунизма. Как розовая мочка носа у чёрного кобеля. Не краснознамённая, а именно розовая.
11. Таким образом, работа со временем у философов и, соответственно, время в их философиях, бывает как новомодным (М. Хайдеггер и компания), так и старомодным или даже ветхозаветным (марксисты и марксистки). Эти различия не лишают данных мыслителей нового и старого во временном представлении философии того общего для них, в котором они ориентированы на время, а не на вечность, а сама вечность по произволу времени оказывается у них обёрточной бумагой времени, одноразовой упаковкой временных феноменов.
Понятно, что всё дело философа в том, чтобы отразить лик вечности в текущей, пенящейся и пузырящейся герменевтике и пневматике повседневности. Текущие же образы времени на лике ещё более спешащего, ещё более изменчивого времени сумеют отразить по потребности общества и отдельного человека другие люди, друге науки, другие искусства.
Например, искусство танца не только подвижно само по себе, но и существенно временно, танец может быть исполнен только здесь и сейчас. И никак иначе. Можно ценить и любить танец всей душой, но пытаться через танец выразить вечные истины — гиблое дело. То есть дело скоропортящееся и быстропреходящее.
12. Наконец, следует рассмотреть философские различия идеализма и материализма уже философски и по существу, а не в приложении к социальной или природной реальности.
Чистые идея и материя, что бы они сами по себе ни значили, выступят для нас кирпичами ума, материалами мысли.
(1) Материализм мыслим как материя, исчерпывающая весь мир, то есть всё, что существовало, существует и будет существовать, есть материя и только материя. Тогда и идея, и мысль о ней материальны, суть не более как определённые формы бытия всё той же материи. Это доктрина абсолютного материализма. Идее в нём нет места. Вульгарный материализм Фридриха Карла Кристиана Людвига Бюхнера, Карла Фогта, Якоба Молешотта, а на отечественной почве Дмитрия Ивановича Писарева, Варфоломея Александровича Зайцева, Владимира Ильича Ульянова (Н. Ленина)— «В мире нет ничего, кроме движущейся материи» — хорошие тому примеры.
(2) Идеализм мыслим как идея, исчерпывающая весь мир, то есть всё, что существовало, существует и будет существовать, есть идея и только идея. Тогда и материя, и мысль о ней идеальны, суть не более как определённые формы бытия всё той же идеи. Это доктрина абсолютного идеализма. Материи в нём нет места. Абсолютный идеализм Георга Вильгельма Фридриха Гегеля — хороший тому пример.
(3) Помимо абсолютизма материи и абсолютизма идеи мыслимо абсолютно независимое друг от друга их существование. Это доктрина дуализма. Материя и идея образуют каждая свой мир. И эти миры несоотносимы, абсолютно различны. В пределе мыслимый дуализм обязан и философа дуализма мыслить принадлежащим к одному из миров, у какового мира связь с другим не просто оборвана, а никогда и не существовала. Тогда как этот философ знает о другом, не своём, мире? Никак и не знает. Это доктрина дуальности или плюральности, множественности, миров, все из которых, кроме своего, можно лишь выдумывать или фантазировать о них. Миры, выстраиваемые различными мифологиями и религиями, сказками и фантастической литературой как раз и принадлежат этой доктрине дуальности и плюральности. В качестве классического дуалиста иногда приводят под белы рученьки Рене Декарта и вроде бы показательно преодолевшего его дуализм Баруха (Бенедикта) Спинозу, каковой мыслитель оказывается важным пограничником дуализма. Но поскольку Р. Декарт пытается разрешить психофизическую проблему, поскольку и тело, и мысль констатируются им как принадлежащие одному человеку, а не разным людям, постольку мир у Р. Декарта всё же один, только несколько разорван. Дуализм Р. Декарта в этом смысле обнаруживает себя неполными непринципиальным.
(4) Материя и идея могут мыслиться как существующие равноправно, но в отличие от дуализма, рвущего мир на части и создающего два мира, или плюрализма, рвущего мир на множество частей и создающего множество миров, как бондарлоги рвали медведя Балу на тысячу маленьких медвежат, материя и идея здесь, составляя противоположности, так или иначе взаимодействуют, составляют единство и даже отождествляются. Это доктрина тождества материи и идеи с разнообразящими это тождество тождеством бытия и мышления, тождеством бытия и сознания, тождеством тела и психики и т. п. Материя и идея находятся в этой доктрине в гармонии, ни материя не преобладает над идеей, ни идея не преобладает над материей. Поэтому определяющим эту доктрину является само тождество, а не отождествляемые члены. Философия тождества Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга — хороший тому пример.
(5) Материя и идея могут мыслиться как существующие неравноправно, то есть когда имеет место, как выразился бы Г. В. Ф. Гегель, тождество тождества и не-тождества. А я бы добавил: различие различия и не-различия.
(5.1) В самом деле, если преобладает и всё определяет материя, то при всём существовании идеи, пусть и отличном от существования материи, доктрина должна называться материализмом. Характерный представитель этой доктрины — Фридрих Энгельс.
(5.2) А если преобладает и всё определяет идея, то при всём существовании материи, пусть и отличном от существования идеи, доктрина должна называться идеализмом.
Только здесь, в этом тождественно-нетождественном отношении материи и идеи мы получаем привычные по школе и университету понятия материализма и идеализма.
Догматически настаивать на истине лишь одной модификации этого отношения тождества и не-тождества материи и идеи, причём лишь в этом пятом пункте изложения взаимоотношений материи и идеи, значит впадать в тяжёлый и ничем, кроме узколобости впадающего, не оправданный догматизм.
Разрушить этот догматизм материалиста Ф. Энгельса и параллельных ему идеалистов не составит никакого труда.
В самом деле, если материя и идея находятся в соотношении преобладания материи над идеей или преобладания идеи над материей, то спрашивается: это соотношение преобладания навсегда фиксировано, заморожено? Соотношение преобладания может быть от века фиксированным, но тогда невозможно предположить наличие движения в мире. Ведь если мир исчерпывающе состоит из соотносящихся материи и идеи, какая бы категория ни выступала преобладающей или подчинённой, движение мира неизбежно затронет и материю, и идею. А значит, соотношение материи и идеи будет динамичным. Тогда и мера преобладания, и мера подчинения должна меняться. Или для её неизменного уровня нужны непрерывные усилия материи ли, идеи ли или обоих вместе.
Что это значит: мера преобладания, и соответственно мера подчинения, изменчива или требует усилий для своего сохранения на неизменном уровне когда материя и идея подвижны? Это значит, что материализм может плавно перетекать в гармонизм (тождество материи и идеи), а потом столь же плавно перетекать в идеализм. И наоборот: идеализм может плавно перетекать в гармонизм (тождество идеи и материи), а потом столь же плавно перетекать в материализм.
Неизменчивая, постоянная, мера преобладания материи над идеей или идеи над материей, но требующая усилий материи и идеи для сохранения неизменчивости, являет собой два вырожденных случая динамического отношения материи и идеи. Как стоячие волны.
(5.1') Примером устойчивого материализма с замороженной мерой отношения материи и идеи являет собой так называемая марксистско-ленинская философия, всемерно насаждаемая в советском обществе. Советский человек должен радоваться материализму, быть счастливым от него, третировать идеализм и страха ради иудейска как чёрт от ладана бежать от него. Не дай Бог совершить идеалистическую ошибку, не дай Бог показать себя не стойким искровцем, а кем-нибудь из болота. Материализм не в качестве верного мировоззрения или метода истинного познания ценен для советского человека, а сам по себе. Ты материалист? Да?! Всё, у окружающих случился мгновенный оргазм. В ослабленной, но очень характерной форме это же самое проявилось в брачных объявлениях и объявлениях знакомств в ныне почившей в Бозе Германской Демократической Республике. Восточные немцы и восточные немки предпочитали партнёрш и партнёров с марксистско-ленинским мировоззрением, что и обозначалось соответствующей аббревиатурой в объявлении. Любовь и брак у приличных людей должны быть диалектико-материалистичными.
(5.2') Примером устойчивого идеализма с замороженной мерой отношения и материи являет собой любая религиозная философия, в которой самые тонкие рассуждения всегда ограничены безропотно принимаемой догматикой, каковая догматика попросту констатирует неизменную меру преобладания идеи над материей. Как ты, философ, ни пыжься, ни изощряйся, а в религиозной философии так будет всегда. Посмеешь изменить эту меру, «выведут болезного, руки тебе за спину и с размаха кинут в чёрный воронок». Отвезут в церковный суд, проймут твой ум инквизицией. Мусоль потом перед своими домашними, камердинером, лакеями, горничными и поваром, что «всё-таки она вертится», тебя, спутника кинозрителя, уже раскрутили в обратную сторону, Земля перед твоим взором неподвижна. Попробуй ещё раз возрази.
(6) Наконец, мыслимы такие философские построения, в которых материя и идея не суть первые и всё определяющие категории. Эта пара может мыслиться в качестве подчинённой чему-то другому, чем материя или идея. Как вода разложима на водород и кислород, но не является ни водородом, ни кислородом, хотя в ней ничего кроме водорода и кислорода нет, так и мир, разложимый на материю и идею, не есть ни материя, ни идея, хотя в нем ничего кроме материи и идеи нет. Мир — высший синтез материи и идеи, не сводимый на синтезируемые элементы.
Мир — самое простое, что приходит в голову. Но мыслима и другая категория, которую не представишь как синтез материи и идеи.
У Артура Шопенгауэра это воля.
У Платона Афинского и платоников, Плотина Ликопольского и Прокла Диадоха Новоримского, это единое (одно), или благо.
И, конечно, в многочисленных теологиях таким высшим началом всего выступает Бог, творящий мир или только приглядывающий за ним, чтобы вовремя дать пинка, когда мир уж слишком зарвётся и начнёт пропагандировать совсем уж несуразные идеи: что мир — это война, что свобода — это рабство, что мысль материальна, а жопа духовна.
13. Призывать любить философию я не стану, ибо призывать любить любовь к мудрости значит держать в закраинках души любовь в квадрате. Эту несуразность надо из души выбросить, не переставая при этом мыслить. Всё на ходу, всё надо делать по ходу мысли. Зачем же всегда мыслить без перерыва и без продыху? Только мыслящий человек — разумный. Не отшелушивайтесь от сущности разумного человека, мыслите...
2022.01.16.