Предыдущая глава... Начало здесь...
Иногда он заявлял, уже после распада СССР: "Кулацкий сын я - мой отец кулаком был.". Но это, конечно, не так. Никто прадеда не раскулачивал и не был он кулаком, как бы сейчас сказали "эффективным хозяйственником". Проявив редкую прозорливость, в колхозное стадо прадед первым отдал и лошадей, корову и весь коровник, за что и стал председателем.
Затем, еще раз уловив мрачную тенденцию, когда репресии коснулись председателей колхозов, от почетного председательского звания отказался, и был переведен на должность бухгалтера, по тому времени - счетовода, а потом кладовщика. Вряд ли кто-то из жителей села Зюзино смог оспорить его честность, что с финансами прадед Василий обращаться умел. Но это его не спасло.
Наступил роковой для нашей семьи 1938 год. По доносу трех односельчан, что прадед, в том числе, держит дома свое фото в форме унтер-офицера времен Первой Мировой войны, был арестован и за полгода в застенке милиции отдела Зюзино не подписал ни одного протокола на себя. Статья "Клевета на жизнь трудящихся. Контрреволюционная деятельность". Полгода прадед провел в застенках полиции. За время, что он там находился, обострилась язвенная болезнь желудка. Односельчане, кто попадали в полицию по разным поводам, тоже передавали ему новости с воли. Каким то чудом успел передать прабабушке Матроне записку и сам прадед: "Приснилось мне, что напали на меня три крысы". Что, в общем-то и означало донос трех односельчан.
-Вот ты дружишь с Тамаркой Гусевой, - говорила тетя Зоя моей бабушке Анне, - а ведь это ее отец на твоего отца донос написал.
Кто остались те две крысы - сказать сложно. Младшая дочь, которая и не помнила отца, потому что родилась в 1938 году, в начале 90-х пошла на Лубянку, ознакомиться с делом. Тогда это было еще возможно. И увидела протокол своими глазами. Оказалось, так и есть, действительно, товарищ Гусев подписывал донос.
Но еще долго дружили Тамара Гусева и бабушка. Однажды, было мне года три, или четыре и я ее видела. Лицо у нее, несмотря на не старый еще возраст, было на редкость испещрено морщинами, как печеное яблоко. Увидев подругу бабушки, она мне поэтому не понравилась, я мрачно поздоровалась с ней и спросила "Почему у вас столько складочек на лице?". Бабушка у меня очень долго сохраняла гладкость лица и обычные старческие морщины появились уже после семидесяти лет. Подруга бабушки Анны засмеялась тоненьким голоском, ничего не ответила, вроде того что, ну, ребенок, что тут говорить. Наша дружба не сложилась, я всегда убегала в другую комнату, если Тамара Гусева приезжала к нам.
Мне рассказывали, что когда хоронили прабабушку, я потребовала вывести меня из комнаты, где на столе лежала баба Матрона. Мне было тогда три года. Сказала, что "вон она стоит" и меня вывели из комнаты. Смотреть на накрытую клетчатым черным покрывалом с желто-синими прожилками прабабушку было неприятно, даже страшновато, потому что она лежала недвижно, хотя я точно почему-то знала, что она все видит и слышит.
Вокруг было тихо, торжественно и сама атмосфера была такой, напряженной, я ощущала, что происходит нечто важное. Все говорили шепотом, прощались. Сама я этот эпизод не помню, но хорошо помню, и плед и маленькое, гладкое лицо старушки.
Запомнила я прабабушку и живую, она все время мерзла и накрывалась этим покрывалом, куталась в него, сидя на диване. Когда я приезжала, она угощала меня маленькими хрустящими круглыми карамельками "Мечта". Неизменно отправляла кулечек с "Мечтой" мне, если в гости приезжала бабушка Анна.
Когда баба Матрона меня впервые увидела, погладила по рыжеватым кудряшкам и вынесла вердикт: "В нашу породу пошла девочка". И я всегда знала - если на столе лежат эти розовые конфетки - это для меня и это прабабушка передала. До сих пор они стойко ассоциируются с бабой Матроной.
Продолжение следует... Фото автора.