«Когда мы впервые встретились, он уже знал силу ужасающих противников…»
От редакции: публикуя взгляд американского эксперта Харальда Мальмгрена на Владимира Путина, с которым он встречался, мы надеемся, читателям станут яснее позиции Запада, с какими сегодня приходится сталкиваться российским дипломатам на труднейших переговорах в связи с проблемами расширения НАТО и Украины. А многие увидят в этих воспоминаниях характерные приметы времени недалекого прошлого и, возможно, некоторые подсказки на будущее.
В 1999 году Владимир Путин внезапно вышел из бюрократической безвестности и занял пост премьер-министра. Когда несколько месяцев спустя Ельцин неожиданно подал в отставку, а Путин был избран Президентом, правительства по всему миру снова были застигнуты врасплох. Как могла эта неизвестная фигура получить поддержку избирателей при таком малом внимании к нему средств массовой информации?
Впервые встретившись с Путиным, я был не удивлен его стремительным господством над новой Россией. Нас представил Евгений Примаков, широко известный как «российский Киссинджер», с которым я неоднократно контактировал в Москве в годы холодной войны, когда консультировал президентов Кеннеди, Джонсона, Никсона и Форда. Примаков был серьезным мыслителем и писателем. Он также являлся специальным эмиссаром Кремля в проведении секретных дискуссий и переговоров с национальными лидерами по всему миру.
Когда Ельцин поручил своему соратнику Анатолию Собчаку определить и выдвинуть лучших и самых ярких российских политиков, Путин, в то время политик местного значения в своем родном городе, Санкт-Петербурге, возглавлял его список — итак, Примаков взял Путина под свое крыло, чтобы раскрыть перед ним вопросы глобальной власти и безопасности. В конце концов, Примаков представил Путину Г. Киссинджера, и они сблизились. То, что и Примаков, и Киссинджер потратили время на то, чтобы обучить Путина геополитике и геобезопасности, было явной демонстрацией того, что они видели в его фигуре черты будущего могущественного лидера. Это также продемонстрировало способность Путина воспринимать длинные «уроки» по геополитике — как мне вскоре предстояло узнать.
В 1992 году мне позвонил организатор совещания в аналитическом центре CSIS*, пригласив присоединиться к российско-американской комиссии по Санкт-Петербургу, которую возглавят Г. Киссинджер и А. Собчак. Цель ее состояла бы в том, чтобы помочь новому российскому руководству открыть каналы для бизнеса и банковских операций с Западом. Предполагалось, что большинство западных членов будут генеральными директорами крупнейших американских и европейских компаний, а со стороны России — ключевыми должностными лицами нового российского правительства. Мне предлагалось присутствовать в качестве эксперта. Сказали, что «господин Примаков» лично спросил, могу ли я найти время для участия. Вряд ли я мог отказать в такой просьбе, к тому же было очень любопытно узнать о формирующемся российском руководстве, особенно о Путине.
Придя на первую встречу, я увидел несколько человек, собравшихся вокруг Киссинджера, среди них, как мне сказали, был тот, кого звали Владимиром Путиным. Один из чиновников узнал меня и сказал, что Примаков попросил его представить меня Путину. Он прервал разговор с Киссинджером, чтобы объявить о моем приходе; Путин тепло ответил, что с нетерпением ждет возможности побеседовать со мной о том, как я вижу мир изнутри Вашингтона.
Мы несколько раз разговаривали с ним между встречами, и договорились, что он сядет рядом со мной за ужином в сопровождении своего переводчика. На том ужине он спросил меня: «Что является самым важным препятствием между вашими западными бизнесменами и моими соотечественниками в налаживании деловых связей?».
Совершенно не подумав, я ответил: «Отсутствие юридически определенных прав собственности — без этого нет оснований для разрешения споров».
«Ах, да, — сказал он, — в вашей системе спор между компаниями разрешается адвокатами, которым платят по часам, представляя каждую сторону, иногда передавая спор в суды, что обычно занимает месяцы, и накапливается почасовая плата».
«В России, — продолжил он, — споры обычно разрешаются с помощью здравого смысла. Если спор идет об очень значительных деньгах или имуществе, то обе стороны, как правило, посылают своих представителей на ужин. Все присутствующие по прибытии будут вооружены. Сталкиваясь с возможностью кровавого, смертельного исхода, обе стороны всегда находят взаимоприемлемое решение. Страх служит катализатором здравого смысла».
Он использовал свой аргумент в контексте споров между суверенными нациями. Решения часто требуют элемента страха перед непропорциональными ответными мерами, если не будет заключено ни одной сделки. Мысль о том, чтобы заставить противников столкнуться с ужасающими альтернативами, казалось, возбуждала его. По сути, он описывал мне нынешний украинский тупик между США и Россией. Путин знает, что Россия не может позволить себе длительную наземную войну с Украиной. Он также видит, что Байден сталкивается с решающими промежуточными выборами в условиях тупика внутри Конгресса, и не может позволить себе отвлекаться на серьезный иностранный кризис. У обеих сторон нет другого выбора, кроме как заключить сделку.
По другому поводу Путин спросил меня, как на самом деле принимаются решения в Вашингтоне с его сложным разделением полномочий Президента и Конгресса. Он сказал, что Киссинджер мог бы объяснить широкие параметры президентского политического решения, но не смог уточнить, как достигается политический консенсус между Палатой представителей, Сенатом и исполнительной властью.
Было очевидно, что он получил исчерпывающую информацию о моей карьере. Он сказал, что Киссинджеру нравится публичный театр влиятельных людей, встречающихся на изысканных обедах или встречах со многими помощниками, готовыми руководить ими. И заметил, что ему сообщили, что я предпочел бы закулисные встречи, чтобы сформировать консенсус и предоставить пространство для переговоров и обсуждения деталей.
Я попытался объяснить сложный процесс баланса интересов многих игроков в Вашингтоне, включая Конгресс, крупные агентства и сложные деловые договоренности, на которые может повлиять любое решение. Я рассказал ему о своей первой личной встрече с Никсоном, который сказал, что был впечатлен тем, что я получил сильную личную поддержку от лидеров обеих основных партий. Однако, добавил Никсон, это вызвало беспокойство среди его сотрудников в Белом доме — поэтому ему действительно нужно знать, был ли я республиканцем или демократом. На что я ответил: «Да».
Когда Никсон спросил, что это значит, я объяснил, что я не воин-партизан, а, скорее, решатель проблем. Чтобы найти решение, я всегда готов работать с ключевыми игроками обеих сторон в зависимости от конкретной проблемы. Казалось, мой рассказ позабавил Путина.
У меня осталось впечатление о Путине как о человеке, который более умен, чем большинство политиков, с которыми я встречался в Вашингтоне и других столицах по всему миру. Мне вспомнилось мое детство: я вырос преимущественно в сицилийском районе, где мафия поддерживала порядок, не допуская никакой дезорганизованной преступности.
Путин, похоже, обладал инстинктами босса сицилийской мафии: быстро вознаграждал, но и быстро подвергал смертельному риску в случае несоблюдения «семейных» правил.
Оглядываясь назад, на времена растущего беспорядка в руководстве России, я вспоминаю длительный, многолетний паралич президентства Брежнева, за которым последовали краткие председательства Андропова и Черненко. Горбачев оказался недостаточно силен, чтобы навязать свою волю. У Ельцина были хорошие идеи, но он легко отвлекался, ему не хватало последовательности. Россия остро нуждалась в сильном лидере — и потому появился Путин.
Что касается того, каким Путин видит себя, он несколько раз выражал свое восхищение Петром Великим, настолько, что я убежден: он видит себя его воплощением. Я не был гостем Кремля с 1988 года, но мне говорили, что у Путина там в нескольких важных залах для совещаний висят портреты Петра Великого, а не его портреты, как было бы принято. Что это означает для Байдена, НАТО и Украины, постепенно становится ясно. В Путине есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Харальд Мальмгрен (пер. с английского )
Харальд Мальмгрен — геополитический стратег, переговорщик и бывший помощник президентов Джона Ф. Кеннеди, Линдона Б. Джонсона, Ричарда Никсона и Джеральда Форда.
* CSIS — Аналитический институт в США, базируется в Вашингтоне, округ Колумбия. Организация была основана как «Центр стратегических и международных исследований» Джорджтаунского университета в 1962 году во время второй волны создания «мозговых центров» в США, возникшей на фоне роста потребностей государственных и негосударственных структур в аналитике.
Читайте больше материалов на нашем сайте