Перед обедом мы с Костей держали совет. И все ни как не могли прийти к общему знаменателю. Доказательств явных нет и никто не даст санкцию на обыск. А допрос вместе с обыском, могут прояснить ситуацию, ответить на самый важный вопрос. Лично я другого пути не вижу.
-Согласен, прижать мужика надо. А вдруг он не при чем? Как мне потом оправдываться? Моей карьере конец. – старший в деле явно избегал ответственности. За такие дела, еще никого и никогда со службы не выгнали. Можно подумать наши чекисты, как и милиционеры, кого то боятся, того же прокурорского гнева.
-Давай я буду за старшего. Все провернем от лица милиции. Мне как молодому и неопытному товарищу простят превышения служебного положения. Мол, проявил дурную инициативу, не с кем не посоветовался, и дров наломал. Ну, выгонят из Органов. Так я и сам уходить собрался. Давай рискнем. Это последний шанс что-то распутать.
-Сиди, пей кофе, а я до начальства. Нарисую так сказать им реальную картину. И думаю, получу добро, коли есть, кому идти на жертву.
-Пусть не переживают, пойду с радостью, во имя святой справедливости. Во имя нашего святого дела. Во имя всего – всего. А, кстати, в каком звании твой начальник?
-Полковник, начальник отдела по борьбе с терроризмом. - мне ситуация казалась смехотворной. В чем проблема то? Ну, зададим несколько вопросов. Ну, обыщем квартиру. Мы же не собираемся его пытать, жечь каленым железом. Понятно, что незаконно. Но если все сделать максимально вежливо, то и при неудаче к нам не будет больших претензий. Не знал я по молодости, что это все совсем не так просто и безобидно.
Костя появился через полчаса. В положительном решении вопроса я не сомневался.
-Поехали брать убийцу. Вот постановление, заполни своей рукой. – да, не соскучишься с чекистами, страхуют себя конкретно. Поехали вчетвером, как раз столько и вмещала моя «Королла.
Дядечка лет сорока, представился специалистом по досмотрам. Охранник, лейтенант в камуфляже, с квадратными плечами, и с таким суровым выражением лица, что у подозреваемого наверное сразу отпадет охота к любому противодействию.
Повезло, наш клиент был дома, хотя ехали «на удачу». Роман Николаевич Сливко, крепыш, накаченный природной силой. Тридцать шесть лет отроду, от светлых волос скоро почти ничего не останется, и будет Рома сверкать лысиной, на круглой, как шар, голове. Он не ожидал визита, немного растерян, хотя руки не трясутся и в глазах страха не читается. Пока я допрашиваю, записываю стандартные ответы, чекисты вовсю проводят обыск. Понятых мы не вызывали, но это не моего ума дело. И так, клиент не женат, вернее разведен. Говорит, что любовницы нет. А вот в квартире идеальный порядок и уют. Совсем не похожа квартира на берлогу холостяка. Работает в охранном агентстве, но не охранником, а сторожем. Денег немного поменьше, но и работа поспокойнее. До охраны служил, оказывается, в милиции. Вернее, в неведомственной охране, и чуть ли не в группе захвата. Но это опять же только с его слов. Но судя по фигуре, этому можно верить. Выходит он мой бывший коллега. Вот только что ты так сильно переживаешь, коллега. Ведь еще ничего страшного не произошло. Еще и вопросов то тебе толком не задали. Только еще к этому подошли. Где был мужичек в день убийства? Почему не сказал мне при первой встрече, что делал ремонт у убитой девушки? И почему скрывает интимную связь с убитой? Правда, про интим мы знаем с чужих слов. В общем, на эти и еще десяток подобных вопросов гражданин Сливко ответить не успел. Чекисты нашли ключи, которые были очень похожи на ключи от квартиры, в которой произошло преступление. Подозреваемый было дернулся, но попал в железный захват лейтенанта, который, как я подозреваю, совсем застоялся без настоящей, мужской работы. Шея на удушающий, правую руку за спину. Пуговицы рубашки отлетели, и на мощной волосатой груди блеснул пятачок медальона. Я и раньше приметил крутую золотую цепочку, но мне казалось что ее, как обычно, венчает крестик. И этот медальончик преподнес неопровержимое доказательство того, что мы на правильном пути. С фотографии в медальоне смотрела убитая девушка. Через десять минут я собрал троих жильцов понятыми и оформил улику документально. Руки Сливко были надежно закованы наручниками, а сзади глыбой возвышался лейтенант, от взгляда которого теперь трепетали и понятые. Проверили компьютер, и снова удача. Больше трех десятков фотографий убитой, и все интимного характера. Не порнуха, не интим, а скорее легкая эротика, которая сказочно подчеркивала красоту девушки. Оказывается у Сливко талант, так художественно и ярко запечатлел партнершу. То, что она его любовница, уже никто не сомневался. Вот она садится в машину, подол юбки высоко оголил ногу. Вот она в постели, откинутое одеяло открывает ровно столько, чтобы очень желать увидеть и остальную женскую прелесть. А вот девушка спит, и совсем не подозревает, что участвует в фото сессии. А вот она в ванной, под душем. Лицо, шея и грудь, в пене шампуня. Рассматривая эти фотки, невольно дергаюсь. Хочется спросить и жестко, зачем ты, падаль, такую красоту загубил. И врезать по этой круглой башке.
Костя названивает начальству, через полчаса все закончено. За фээсбэшниками и Сливко приехала машина, микрик с тонированными окнами. Я и понятые свободны. Еду домой, но на душе вчерашней радости нет. Как то спокойно, до унылости. Сегодня родители дома, а Вика ответила в трубку дрожащим от слез голосом. Говорит, что поругалась с отцом. И сегодня она вся из себя никакая. И если я подъеду, она выбежит на минутку, просто посидеть рядом со мной в машине. Я припарковался с торца дома, где было малолюдно. Мы пересели на заднее сиденье, девушка прилегла, положив голову мне на колени. Закрыла глаза, из которых постоянно катились слезы. Я вытирал их платочком и целовал мокрые щеки. От чего Вика начинала плакать сильнее. Так просидели до полной темноты, молча и тихо. Как мне не хотелось расставаться, как хотелось, чтобы моя женщина улыбнулась. Но она ушла вся в слезах, и я совсем не догадывался, что их причина, я сам собственной персоной.
Через два дня, во время совещания Надежда Петровна сообщила, что меня переводят в другое отделение. И мне надо немедленно явиться в отдел кадров ГУВД для оформления. Так что она меня больше не задерживает. Никто не выразил ни радости, ни сожаления. Все правильно, я так и не стал своим в этом милицейском коллективе. Интересно, какое это другое назначение уготовано мне отделом кадров. Наступил, кажется, момент решить свою судьбу кардинально. Не удержался, спросил на прощание.
-Вы про дело о двойном убийстве, что ни-будь знаете?
-Без деталей. Мне вчера звонили из ФСБ. Сказали, что оно раскрыто. – и догадавшись, что меня интересует, добавила: -
-Про тебя речи не вели.
Не вели, так не вели. Не скажу, что не сильно и хотелось, но что-то подобное я ожидал. Система, которую я слегка узнал, работала по своим проверенным правилам. Кланяйся старшим, дави младших. И положительным результатом старайся при возможности не делиться. Вспоминается повесть Карпова, про фронтовую разведку. Там лейтенант со своим взводом не передовой захватил немецких разведчиков. Действовал грамотно, смело и решительно. Так вот, пока сводка шла до самого Верха, к ней примазались все кому не лень. Большинство наградили. Вот только виновника и главное действующее лицо этой операции, наградили не орденом, а медалью. И, наверное, не удивлюсь, если Костя мне больше не позвонит, не предложит накатить по стопочке за удачно проведенное расследование. Так что я появился в Управе в не очень хорошем настроении. Не психовал, не дергался, конечно, но полное безразличие к своей судьбе меня самого пугало. И когда я предстал перед подполковником – кадровиком, безразличие уже понемногу заменилось на обиду и злость. Кадровик, сверкая линзами очков, листал и вчитывался в мое личное дело, до безобразия тонкое. И непонятно, что он хочет отыскать в этой тонкой папочке. Но видно отыскал, так как разразился очень гневной речью.
-Вот куда прикажешь тебя направить? На службе без года неделя, и никто с тобой не хочет работать. Вот объясни, какого черта тебя из отделения выперли?
-А они не написали в этих бумагах.?
-Нет, к сожалению не объяснили. Просто не хотят с тобой работать.
-Я тоже не хочу работать с тупицами, бездарями, и просто непорядочными людьми. А таких, в этой системе, большинство к сожалению.
-Что ты сказал? Ну как повтори.
-А вы плохо слышите? - в этот момент я уже принял решение. И мне было плевать на этого очкастого подполковника, и на всю милицию нашего города.
Подполковник закаменел лицом, быстро поднялся и вышел. А куда, представить сосем не трудно. Доложить по начальству, что раскрыл врага в самом сердце родного управления. Для них оно конечно родное. Через десять минут я стоял уже перед полковником, одним из замов ГУВД. Тот приказал немедленно написать объяснительную о моем хамском поведении. Изобразив на лице покорность и раскаяние, я робким голосом спросил, не могу ли я прямо тут сочинить эту бумагу. На что полковник, налился кровью и показал молча на дверь.
На первом этаже, у окошка дежурного, на столе, за которым обычно пишут заявления потерпевшие, я в пять минут накатал слова, которые просто выплеснулись из меня. Писал сознательно, чтобы уже никогда не было соблазна вернуться в эту систему. Так сказать сжег мосты. И снова предстал перед грозным начальником, который сурово забрал у меня листок и хмуро повел по нему взглядом. Через секунду он сел по стойке смирно и налился красным цветом, что помидор. Я злорадствовал, я совсем не зависим от этого полковника и ему подобных. А написанное, вряд ли, кому из них могло понравиться. Я просил уволить меня из славных рядов милиции по собственному желанию, так как не могу работать вместе с бездарями, тупицами, которые и ведут себя подобно проституткам. В скобках добавил, образно. А то еще подумают, что Надежда Петровна «выдает» за деньги. И вообще, я зря приплел про проституток, наверное, это не совсем обоснованно. Ну да ладно, для красного словца сойдет.
Полковник со своим гневом справился, ведь я уже не его подчиненный. Размашисто, как и положено большому начальнику расписался, завизировал так сказать документ, а зря. Надо бы порвать эту бумажку, и на словах приказать уволить меня. Мою заяву прочитают в отделе кадров. И она станет достоянием многих. И эти самые многие, мусоля такую наглую ложь в их понимании, разнесут все до самых широких милицейских масс. И когда через пару месяцев случится очередной «висяк», начальник уголовного розыска города на совещании вспомнит мое сочинение. И посетует во весь голос, что как прав был опер сопливый, с какими бездарями приходится работать. Но мне от его оценки будет ни жарко, ни холодно. Я уже буду гражданским человеком, отвечающим исключительно за себя, за свои поступки.
Продолжение следует... -----> Жми сюда
С уважением к читателям и подписчикам,
Виктор Бондарчук