Согласно концепции интерпелляции Л. Альтюссера, субъект производится дискурсом в ответ на так называемый «запрос власти». В момент отклика на призыв власти, - «Эй, ты там!» - когда человек оборачивается, он вовлеченный в дискурс, становится субъектом. В рамках данной концепции власть, подчиняющая субъекта, формирует его; субъект, строго говоря, не существует как социальный субъект до того момента, пока его не окликнут. Этот альтюссеровский пример интерпелляции подтверждает тезис Фуко о дискурсивном производстве субъекта, который также разделяет и Дж. Батлер.
Батлер начинает, отталкиваясь от идей Альтюссера и Фуко, связанных с формированием субъекта дискурсами, однако, в тоже самое время, она задается вопросом: что заставляет нас подчиняться и становится субъектами? По мнению М. Фуко, процесс субъекции есть процесс телесный. Производство же субъекта происходит в некоторой степени через субординацию и даже разрушение тела. Только через разрушение тела возникает субъект как «разъединенное единство». Субъект возникает ценой тела, и это возникновение связано обратным отношением с исчезновением тела. Субъект не только занимает место тела, но и действует как душа, оформляет и формирует плененное тело. Субъекция есть процесс делания субъекта. Дж. Батлер предлагает дополнить теорию М.Фуко психоанализом, поскольку, по ее мнению, он не учитывает интимные, пассионарные, психологические механизмы принуждения. Центральное понятие концепции психики власти Д.Батлер — это понятие пассионарной привязанности. Оно выражается в характерном для субъекта чувстве привязанности к подчинению. В качестве примера приводится привязанность ребенка к родителям. У ребенка нет шансов не любить. Его любовь непосредственно связана с «жизненными требованиями». Привязанность ребенка к воспитавшим его взрослым нельзя рассматривать как акт доброй воли, она - пассионарная привязанность, которая является неизбежным условием его формирования как субъекта, его неотъемлемой характеристикой. В данном случае пассионарная зависимость появляется в результате эксплуатации желания быть, выжить. Желать ситуации собственного подчинения необходимо, чтобы оставаться самим собой. Дело в том, что человек зависим от власти в самом своем формировании, которое невозможно без ситуации зависимости. Свою теорию перфомативной субъективности Батлер разработала в работе «Гендерное беспокойство», в которой продемонстрировала процедуру субъективации на примере гендерного самоопределения. Гендер — по Батлер — это не какое-то неизменное ядро идентичности или ее сущность, устойчивая и универсальная, а перфомативная репрезентация, связанная скорее с «ощущением» принадлежности к мужскому или женскому полу в данный момент. Эффект перфомативной процедуры гендерной субъективности состоит в том, что она производит иллюзию существования некоторого ядра субъективности — истинной сущности или исходной предрасположенности, - которого, на самом деле, нет. Батлер разделяет биологическое и социальное понятие пола и говорит о том, что социальный пол формируется обществом. Изначально, идентичность субъекта формируется через практики исключения и отрицания второстепенный характеристик, которые не квалифицируются в качестве субъектных. Подобным образом, происходит формирование гендерной принадлежности, которая также является конструкцией власти, построенной на механизме логического исключения и разделение на нормы и патологии.
Взаимодействие власти, надзора и нормы не утратило своей актуальности и в современную эпоху. Фактически действовать тем или иным образом, нас заставляет надзор, которому мы подвергаемся со стороны других людей в повседневной жизни и который поощряет нас к поведению, соответствующему правящим дискурсам. Впоследствии, когда сформировывается привычка постоянно находится под надзором, мы начинаем вести нормативный надзор над самими собой. Отсюда появляется неловкость, стыд или муки совести, когда мы нарушаем социальные нормы, даже если они кажутся нам неправильными или некорректными. Норма позволяет разным видам социальных практик быть отличными друг от друга, так, посредством нормы, формируются приемлемые и неприемлемые практики и формы поведения. И в самом сердце формирования таких практик лежит понятие фона, которое мы рассмотрели в главе выше. Фоновые практики, понимаемые нами как набор нерефлексируемых знаний и действий, посредством которых мы неосознанно формируем механику тела, имеют непосредственную связь как с нормами и надзором, так и с властью. Конечно, власть здесь следует понимать в неклассическом смысле, такой, какой в своих концепциях ее описывает М. Фуко — рассеянной и анонимной.
Стремление к тотальному подчинению было целью любой власти с того момента как человечество начало определять себя как общество, но только на данном этапе развития мы подошли наиболее плотно к такому виду подчинения. Современный этап развития характеризуется как этап становления информационного общества. Здесь следует сделать несколько замечаний относительно того, что понимается под информационным обществом и процессом его становления. Традиционно принято разделять развитие человечества на три этапа: доиндустриальное (традиционное общество), индустриальное и постиндустриальное (информационное общество). Данное деление скорее экономическое, ведь в каждом периоде выделяется та ключевая особенность, которую мы назовем «товар эпохи»: для традиционного общества таким товаром, конечно, служат продукты сельского хозяйства, для индустриального — продукты производства, а для постиндустриального — информация. Итак, информационное общество - «характеристика стадии общественного развития, на которой решающее значение приобретает информация. Отношения по поводу получения, распределения и распространения информации во многом определяют социальную структуру, разделение властных функций и общественную динамику. «...» Предполагается, что в информационном обществе процесс компьютеризации дает людям доступ к проверенным источникам информации, избавляет от рутинной работы, обеспечивает высокий уровень автоматизации производства. Вместе с тем, изменяется содержание производства, повышается информационная емкость продукта, что означает увеличение доли его инноваций, дизайна и маркетинга. В экономике темпы роста традиционного сектора опережают традиционные отрасли производства, а в перспективе он становится доминирующим; информация и знание выступают как стратегический ресурс, отличительной особенностью которого является его неисчерпаемость; общественные классы заменяют социально недифференцированными «информационными сообществами». Так характеризуется информационное общество, которого на данной стадии социально-экономического развития мы еще не достигли, но расширяющаяся роль технологий в современном обществе, компьютеризация, практически безграничный и повсеместный доступ в Интернет, позволяет говорить о становлении информационного общества. Данное переходное состояние может стать прекрасной почвой для формирования иного типа субъективности, отличного от того, который посредством все той же дисциплинарной власти был сформирован на пересечении доиндустриальной и индустриальной эпох.
Следует отметить, что с развитием информационного общества, связанно опасение, которое несет в себе тотальность технологий и прозрачность данного общества. С одной стороны, такое развитие общества выглядит положительным: облегчение труда, информационная осведомленность, свобода передвижения. Но с другой, появляется опасность не только для стран, не достигших подобного уровня развития, но и для самих членов информационного сообщества, каждое действие которых на виду, под надзором вездесущих технологий. Огромное количество антиутопий, изображенных в литературе выражают беспокойство относительно будущего, в котором все будет зависеть от информации и технологий. Вот что пишет в своей книге Х. Ортега-и-Гассет: «Школы, которыми так гордился прошлый век, внедрили в массу современные технические навыки, но не сумели воспитать ее. Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, но не смогли наделить историческим чутьем, ни чувством исторической ответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, но забыли о духе. Естественно, она и не помышляет о духе, и новые поколения, желая править миром, смотрят на него как на первозданный рай, где нет ни давних следов, ни давних проблем» [«Восстание масс» стр 50]. Насколько оправданы или нет данные опасения? Насколько субъект информационного общества отличен от субъекта нынешнего общества?
Дисциплина задает нормы, нормы формируют привычки и практики, практики и привычки делают нас теми, кто мы есть — субъектами социальных отношений.
Современная система образования явно демонстрирует изменения в отношении как к фигуре преподавателя, так к восприятию информации, так к ее использованию и даже дальнейшему транслированию, что приводит к формированию другого фонового восприятия социальной реальности, иным фоновым ожиданиям и даже к иной механике тела. А это, в свою очередь, и привело к появлению нового субъекта.