1914 год. Европа отливает пушки, спускает на воду корабли, начиняет взрывчаткой бомбы. Юноши, ещё не ставшие "потерянным поколением" Ремарка, чувствуют, что их времяпрепровождение на следующие несколько лет сильно изменится. Их сестры донашивают последние кружева Belle Epoque, а отцы внимательнее вчитываются в газеты. Весь мир ждёт выстрела сербского националиста Гаврилы Принципа.
Это эпоха для романов-эпопей, а не маленьких драм о людях, запутавшихся в клубке собственных слабостей. Сначала представляется странным, зачем именно этот исторический фон роману об инвалидности, юношеской любви, сострадании и малодушии?
Тем не менее, "Нетерпение сердца" Стефана Цвейга - удивительное произведение. Тон книги кажется несколько сентиментальным, максималистким. Вместе с тем автор мастерски препарирует человеческую психологию, затрагивает вопросы, о которых надо говорить либо с точки зрения полной порядочности, либо никак.
Молодой лейтенант Антон Гофмиллер, служащий в небольшом австрийском городке, попадает на ужин к богатому землевладельцу Лайошу фон Кекешфальве. Перед уходом он вспоминает, что не удостоил танцем дочь хозяина, Эдит. Но случается странное - получив приглашение на вальс, девушка разрыдалась. Смущенный Гофмиллер узнаёт, что после травмы она не может передвигаться без костылей.
Целую ночь офицер проводит в муках совести. Наутро в замок Кекешфальвы вместе с запиской с извинениями отправляется огромный букет цветов. В ответ юноша получает приглашение бывать в гостях у Эдит в любое время. Так начинается длительное общение молодых людей.
Атмосфера полковой жизни, описанная Цвейгом, напоминает декорации повести Куприна "Поединок", но в несколько смягченном виде. Оба произведения показывают личность, помещенную в военную среду, как на конвейер, где всякая индивидуальность стирается муштрой. Повседневность отупляюще монотонна, офицерский досуг груб, общество по́шло. Дисциплина и приказы заменяют Антону необходимость принятия собственных решений. Он даже не может назвать своего отношения к службе - она существует в его жизни , как нечто само собой разумеющееся. Ромашов в "Поединке" за мундиром прячет тонкую душевную организацию. Гофмиллер также выглядит вполне развитым человеком. Если мы читаем книгу от его лица, то речь Антона вполне образная, эмоциональная. Ему не чужды ни стыд, ни искренность.
Может быть, ранний отрыв от семьи и монотонность службы лишили Антона чего-то в плане эмпатии. Иногда его поведение отдает незрелостью, как и поступки Эдит, запертой от мира.
В доме Кекешфальвы молодой человек впервые за много лет ощущает подсознательную тягу к домашнему очагу. К теплым разговорам и мирным заботам он привязался раньше, к чем дочери хозяина. Визиты лейтенанта в замок приносят радость и его обитателям, это льстит Гофмиллеру. Проводя время с Эдит, Антон полагает, что совершает хороший поступок.
Хрупкое, надломленное существо вызывает в душе лейтенанта прилив братской нежности. Первую непростительную ошибку Антон сделал, когда, по секрету услышал от врача Эдит о новом методе лечения и поспешил обнадежить девушку. Вскоре доктор убедился, что данный метод не подходит пациентке и не даст ничего, кроме небольшого эффекта плацебо и возможности потянуть время. Но как рассказать об этом Эдит? Антон проявляет слабость вновь, и позволяет подруге пребывать в опьяняющей, но напрасной надежде.
Возможность ходить для героини - это возможность жить полной жизнью. А жить - это радоваться, верить и... любить. Как-то раз, прощаясь с Антоном, она дарит ему поцелуй в губы. Последний ошеломлен, потому что видел в ней не более чем больного ребенка.
Юношеская влюбленность, особенно та, что приходится на семнадцать, экзаменует человека. Она редко случайна, даже если несчастлива. Застенчивые вздыхают по харизматичным заводилам, светло-наивные обманываются и становятся закаленней, "простоватые" читают ночами, чтобы встать вровень со "сложными".
Эдит провела много трудных вечеров думая, как и все ровесники, о своем месте в мире. Узкий круг общения и мир, ограниченный видом из окна, действовали угнетающе на юную душу, требующую впечатлений. Башня особняка позволяла чуть расширить горизонт, но не сближала с живой жизнью, кипящей на городских улицах. Подобно пушкинской Татьяне Эдит спасается от реальности в мечтаниях и книгах и, конечно, "ждет кого-нибудь". Но робкие мечты о личном счастье перечеркнуты мыслью о собственной "неполноценности".
Несчастья способны делать людей эгоцентриками. Эдит нередко предстает взбалмошной, своенравной. Психологически здоровая личность рано или поздно проглотит безответное увлечение. Эдит же поставила на кон отношений с Антоном саму возможность своего дальнейшего существования, ведь путь к любви для нее лежит через маловероятное излечение. Хочется снова процитировать Пушкина: "Вся жизнь моя была залогом/ Свиданья верного с тобой;/ Я знаю, ты мне послан богом,/До гроба ты хранитель мой...".
Я думаю, Эдит - ещё и педагогическая неудача. Сраженный несчастьем отец потакал всем капризам девушки, не давая ей понять, что сам нуждается в поддержке. Она может поднять весь дом посреди ночи, чтобы задать какой-нибудь вопрос, измучить компаньонку внезапной блажью. Можно купить платье и каникулы на водах, можно купить даже брак с каким-нибудь офицериком, если ты наследница миллионов. Но любовь и утраченное здоровье нельзя получить по запросу.
Вернемся к Антону Гофмиллеру. Альтруизм преобразует не только получающего, но и дающего. Проявляя внимание к Эдит, лейтенант удовлетворяет потребность быть нужным. Однако ложное обещание выздоровления запускает цепочку обманов. Если ложь во благо включает обещание жизненно важных недостижимых вещей, то она превращается в мину замедленного действия. Гофмиллер, будучи неспособным ответить на чувства подруги взаимностью, не в силах и разорвать общение с ней.
Интересно, что английский перевод романа называется "Остерегайтесь жалости", а одна из экранизаций - "Опасная жалость".
Что не так с таким простым и великим явлением, как сострадание? Почему его синоним - жалость - часто воспринимается в негативном свете? Как всегда, дьявол кроется в деталях.
Жалость основана на отсутствии у одного человека важного блага (здоровья, денег, психологического комфорта и пр.) и наличии этого блага у другого. Так иногда в словах жалеющего скрыто хвастовство, а тот, кого жалеют, чувствует себя приниженным. Но это не про героев романа. Гофмиллеру неловко осознавать себя здоровым рядом с Эдит. Например. на учениях лейтенанту стыдно получать удовольствие от скачки галопом недалеко от дома девушки, и он отдает взводу приказ перейти на медленную рысь.
Тот, кого постигло несчастье, может думать, что другие проявляют к нему внимание не искренне, а потому, что так принято - больного расстраивать нельзя. Эдит не нужна жертва или подачка:
"Я вовсе не собираюсь пугать тебя, вымогать вместо любви жалость - единственное, что дарило мне твое сердце. Ты должен чувствовать себя совершенно свободным и беззаботным - видит бог, я не хочу обременять тебя своей ношей, не хочу, чтобы ты мучился виной, в которой неповинен."
Девушка окрылена надеждой на настоящую любовь, пусть пусть придется ждать выздоровления, когда она сможет "вскочить с места, как это может сделать любая женщина, броситься к тебе навстречу и обнять тебя".
Сочувствие в каком-то смысле размывает границы между личностями. Вслушайтесь: со-чувствовать, заглянуть в чужую душу и понять её.
Прекрасно, если это обоюдо-искренний порыв, в котором участвуют и ум и сердце. Любовь также подразумевает единение, стирание граней между влюбленными. Замечая особое внимание от Эдит, Антон подсознательно противится нарушению эмоционального пространства, но ничего не предпринимает, доводя дело до скомканной, абсурдной помолвки.
Роман содержит два примера женитьбы, в основу которой лег порыв сострадания - родителей Эдит и доктора Кондора с незрячей пациенткой. Но честно нести крест такого брака жених не готов.
Что мешает Гофмиллеру расставить точки над "i"? Опять же, трусость. Антон пугается серьёзного, требующего морального напряжения, разговора. Он боится ощутить себя чудовищем, оскорбившем несчастного ребенка. А ещё - прослыть среди товарищей охотником за приданым, не побрезговавшим калекой. Весь этот когнитивный диссонанс в голове героя выстреливает крайне некрасивым поступком. На расспросы друзей Антон публично отрицает обручение, тем самым предавая невесту и пороча её имя. Вслед за этим лейтенант сбегает из города, пустив события на самотек.
Думаю, финал книги - это общеизвестный спойлер, но все же считаю нужным остановить пересказ сюжета здесь.
Так почему жалость, проявленная персонажем стала медвежьей услугой? Ответ даёт доктор Кондор:
"Я уже предостерегал вас однажды: сострадание, черт возьми, - это палка о двух концах: тому, кто не умеет с ним справляться, лучше не открывать ему доступ в сердце. Только вначале сострадание, точно так же, как и морфий, - благодеяние для больного, целебное средство, помощь; по если его неправильно дозировать и вовремя не отменить, оно тут же превращается в смертельный яд. Первые несколько инъекций приносят облегчение, они успокаивают, снимают боль. Но организму - телу и душе - роковым образом присуще губительное свойство привыкать; как нервная система нуждается во все больших дозах морфия, так и чувство все больше и больше жаждет сострадания, пока не начнет требовать невозможного. <...>
Есть два рода сострадания. Одно - малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание - истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, - лишь тогда ты сумеешь действительно помочь."
Нетерпение сердца - это неловкость, которую мы испытываем, видя бедняка с протянутой рукой на паперти, и облегчение, когда мелочь из кармана попадает в его ладонь. Однако копейка, поданная нищему, только множит количество таковых. К сожалению, благотворительный
сбор средств для больных помогает отдельным людям, но оттягивает создание эффективной системы здравоохранения. Даже диких животных запрещено прикармливать, потому что они разучиваются охотится и умирают от голода.
Проблемы, приведенные мною в пример, не имеют либо не могут иметь универсального решения, как и дилемма Антона Гофмиллера. Ясно одно: милосердие - это не только разовая акция добра. Подчас это рутинный труд или выбор между заведомо проигрышными вариантами.
Пройдя Первую мировую войну, Гофмиллер получает престижный орден Марии-Терезии, но не считает себя героем. По словам персонажа, в бой его двигало "дезертирство" от собственной совести. Воинской отваге иногда противопоставляется лихачество, бравада, т.е. безрассудный риск ради бахвальства. Так и "подвиги" мирного времени всегда больше, чем показной жест.
Халатность одного человека и попустительство правительства, отправившего граждан на гибель, имеют одну природу. И у подлинного гуманизма нет масштаба - сердцу, склонному к сочувствию, одинаково противны война и бытовая подлость.
#стефан цвейг #литература #книги #обзор книг #сострадание #книги о любви #рецензия