Имя художника этой постановки известно больше, чем имя балетмейстера, и все почему? Михаил Шемякин не просто создал костюмы и декорации к новому «Щелкунчику», премьера которого состоялась в 2001 году, но и выступил режиссёром-постановщиком балета, что для новейшей истории Мариинского театра стало беспрецедентным случаем.
В 2021 году шемякинский «Щелкунчик» отпраздновал своё 20-летие на сцене Мариинского театра. В честь этого события в Центре Михаила Шемякина в Петербурге (ул. Садовая, 7-11) организован выставочный проект, который знакомит с историей балета, черновиками, первыми эскизами и представлениями художника о мире Гофмана. Все подробности можно узнать во время экскурсий, которые проводятся в центре Михаила Шемякина ежедневно до 3 апреля 2022.
Доброй сказке не быть
За 20 лет новый «Щелкунчик» полюбился зрителю всех возрастов, хотя скептическое отношение к нему можно встретить и сегодня. Главные партии танцуют далеко не все солисты балетной труппы, и это тоже связано с восприятием спектакля в целом: кому-то насколько близка классическая версия, что танцевать постановку Шемякина не представляется возможным. Но в целом зрители и артисты привыкли к «Шемякунчику»: до сих пор удивляет красота и масштабность декораций, необычные костюмы и двоемирие с жутковатыми фантастическими образами.
Валерий Гергиев обратился с идеей создания нового балета к Михаилу Шемякину как к большому поклоннику сказок Гофмана. Поначалу Шемякин отказывался, ведь он не театральный художник. После недолгих уговоров Михаил Шемякин заподозрил, что на сцене нужно будет создать добрую сказку, которая сводилась бы к детскому празднику у новогодней ёлки, что в корне противоречит Гофману. Шемякин, как большой поклонник немецкого писателя, не хотел быть причастным к искажению смысла произведений, которое наблюдается почти во всех существующих «Щелкунчиках». Но Гергиев заверил, что нужна именно Гофманиада, и эта идея уже больше понравилась Шемякину.
Художник выступил автором концепции балета и лично выбирал исполнителей главных партий в соответствии со своими представлениями. Первым исполнителем роли Дроссельмейера стал не артист балетной труппы, а театральный режиссёр и актёр Антон Адасинский, чью органичность в этой необычной постановке отметили все скептики.
Почему первый балетмейстер не выдержал
Михаилу Шемякину была отведена ведущая роль в создании балета, хотя он почти не разбирался в хореографии. Главным для художника было актёрское мастерство, пантомима и естественное существование артистов в его декорациях. Именно за это Шемякин встретил первую волну критики: впервые хореография на балетной сцене ушла на второй план.
Когда встал вопрос о балетмейстере новой постановки, стало понятно, что Михаил Шемякин не доверит ему свое детище никому: двоим художникам в одном произведении будет тесно. Шемякин был полностью погружен в воспроизведение мира Гофмана с нетипичными для балета образами, и ему нужен был балетмейстер, который будет выполнять все его требования.
Первым балетмейстером, с кем было предложено сотрудничать Шемякину, стал Алексей Ратманский. Но художник категорически не принимал попытки молодого балетмейстера внести свое виденье в спектакль. Художнику нужна была полная свобода действий и хореограф, который будет лишь выполнять его пожелания, а не вносить свои идеи. А Ратманский в свою очередь хотел стать полноправным автором этого балета, зашёл на территорию художника и принялся реализовывать свои художественные замыслы, чего Шемякин допустить не мог. Так завершилось сотрудничество Ратманского и Шемякина.
Новый балетмейстер
Работа над хореографией была передана молодому балетмейстеру Кириллу Симонову, на тот момент — артисту Мариинского театра и студенту балетмейстерского отделения АРБ им. Вагановой. Этот балет стал хорошей пробой пера для Симонова, кроме того, это был выгодный ход и для Мариинского театра на случай, если спектакль провалится.
Задумки Шемякина стали понятны Кириллу Симонову далеко не сразу, но постепенно он проникся замыслом, и оставалось только оживить эскизы в танце. Как было сказано выше, Шемякин не ждал инициативы от балетмейстера, а лишь требовал точного исполнения своих идей. Это было ограничением, которое не помешало Симонову поставить хореографию, напротив, это во многом облегчило задачу начинающего балетмейстера. Шемякин тогда был уверен, что для такой постановки балетмейстер не столь важен, но результатом работы Симонова остался доволен. Сегодня, когда в репертуаре театра много современных балетов, хореография шемякинского спектакля стала привычной и вписалась в контекст нового времени и новой сцены.
Беспощадные критики
«Театр художника» на сцене академического театра был воспринят балетоманами как попытка сместить со сцены классический балет в том виде, в каком он существует уже более ста лет. Критики отнеслись к спектаклю не как к эксперименту, а как к угрозе. Бесконечными были обвинения, что артисты балета почти не танцуют, а будто играют на сцене драматического театра; чересчур объемные и яркие декорации перетягивают на себя всё внимание.
Именно поэтому спектаклю предсказывали недолгую жизнь: театр художника, конечно, неплох, но всё-таки он не может вытеснить привычные формы сценического действия. Вычурная нелогичная хореография полностью нарушила пластические законы жанра: прозвучало мнение, что совсем не обязательно быть профессиональным артистом, чтобы такое исполнить.
Кто-то отмечал несоответствие настроения музыкального материала происходящему на сцене, не все смогли простить отсутствие волшебства. Кроме того, в какой-то момент спектакль перестал считаться детским из-за жутких масок и устрашающих декораций. От доброй сказки не осталось и следа, но Шемякин тогда говорил, что балет по-прежнему остаётся сказкой для детей: их теперь мало чем можно удивить, и образы в его балете совсем не наводят ужас на маленьких зрителей.
И вот спектакль отпраздновал 10-летие, затем 20-летие, но до сих пор зрителям любопытен этот «высокий перфоманс» и эксперимент, который неожиданно и вопреки всему прижился на сцене Мариинского театра. Но почти все единодушны в одном: Вальс снежинок — самый удачный и запоминающийся фрагмент спектакля.
