Предыдущая глава... Начало здесь...
Мой дед Федор родился в 1906 году, прошел три войны: Финскую, Великую Отечественную и Японскую. Во время Японской бравый самурай ударил его штыком в живот, но широкий, из жесткой кожи, офицерский ремень спас - он перерезался пополам, но защитил деда. Следующим ударом дед японца уложил. Ремень дед хранил. Мой отец потом этот ремень склеил уже в семидесятых годах и отдал сыну деда Федора - Александру. Ремень сейчас утерян, увы, потомки со стороны дяди Саши не знают, где он. Во время финской деду Федору пришлось в сорокоградусные морозы накрываться в окопе телами своих сослуживцев от лютого холода и снега. С тех пор он терпеть не мог Ворошилова, но по иронии судьбы ему пришлось в наши дни жить в Ворошиловском районе.
Еще до войны дед был начальник аэроклуба в Вязниках, по провинциальным меркам - личность уважаемая и солидная. Женили дедушку Федора первый раз в 16 лет на девушке на десять лет его старше. В это браке родилось две дочери. Одна из моих любимых тетушек - Антонина и Зинаида (старшая), с ней я была не знакома, она ровесница моей бабушки была почти. Дед успешно учился на военного инженера и славился своими шалостями. Предметы он зачастую знал лучше преподавателя и если студентам надоедало учиться, они просили: "Федя, задай вопрос, а?" и Федор Иванович задавал. Лектор пыхтел, потел, пытался ответить, но залипал в теме и дополнительных вопросах и так лекция проходила, толком не начавшись.
До войны дед восстанавливал вместе с генералом Карбышевым Брестскую крепость. Насмотрелся на линию обороны, много ругался, что танки стояли отдельно, а гусеницы отдельно и считал это планомерным вредительством. Он был уверен, что не за горами война с немцами. Я деда своего не помню, он умер, когда я была совсем маленькой, но он часто рассказывал моему отцу, что очень уговаривал генерала Карбышева отступать по другой дороге. На что Дмитрий Михайлович заявлял: "Так всех нас окружат и в плен возьмут, а если разделимся - часть точно пройдет". В итоге, именно путь, по которому отступала часть деда Федора, вышла без потерь, а Карбышев попал в окружение и его немцы на морозе облили водой и замучили. Очень дед мой жалел, что не смог уговорить его, был уверен, что всем удалось бы избежать окружения, выбери они другую дорогу.
Был еще один занятный эпизод из службы деда. Как-то стояли они часовыми на посту, было лето, и часовые, охранявшие склад с оружием, разделись и загорали. Мимо шел маршал Уборевич, увидел безобразие. Мог бы и под суд отдать, на гауптвахту посадить, время было такое, легко это все и под расстрел подвести. Однако, Уборевич сделал проще и веселее - сорвал длинную хворостину, подкрался к загорающим часовым и надавал им хворостиной по филейной части. Погонял их, наподдал, но простил. Больше часовые на посту не загорали. Судьба Уборевича была печальна, увы, кто хочет - прочитает самостоятельно.
Пришлось служить деду на тех самых складах РККА на Октябрьском поле, что взорвали в 30-х годах диверсанты. Самые частые новости в современной Москве об "обнаружении неразорвавшихся снарядов времен Второй Мировой" именно из нашего района. Во время любой стройки их непременно находят, а копать землю-матушку здесь всегда опасно. Итак, пару слов о складах. Склады подожгли и подорвали, они горели и рвались несколько дней, снаряды разметало от Сокола до Серебряного Бора. Так что все, что находят в нашем районе из боеприпасов - никакие не авиабомбы и не времен Второй Мировой. Это те самые взорванные склады. Бомбить здесь было нечего, тут были картофельные и капустные поля. Склады, повторюсь, рвались несколько дней, ничего сделать было невозможно. Естественно, начальство, не доглядевшего, сняли, может и расстреляли. И на эти склады как раз отправили служить моего деда. Он рассказал, что женщины на огородах когда все утихло и пожары потушили, собрали с грядок неразорвавшиеся снаряды, сложили их у забора, или у сарая какого-то в кучу, а чтобы ребятишки не шалили и не таскали боеприпасы - накидали на них кучу ботвы, выполотых сорняков. Было жарко, у кучи остановился какой-то военный, закурил, а спичку бросил в эту высохшую кучу ботвы и стоял курил. Раздался новый мощный взрыв, солдата сразу накрыло взрывной волной. Еще долго подрывались на этих разбросанных в траве снарядах жители. Находят снаряды разного калибра, повторюсь, при любых земляных работах в нашем районе.
Началась Вторая Мировая война, дед Федор тоже воевал, естественно. Однажды, в дом, где размещались офицеры, попал снаряд, дед не успел выбежать, изба разрушилась и накрыло его бревнами прямо на крыльце. Наружу торчали только дедовы ноги. Мимо неспешно ехал на телеге крестьянин. Он задумчиво смотрел на торчащие ноги из разваленной избы хорошие офицерские сапоги. "Тпруууу, милая", - остановил лошадку и пошел за сапогами. Крестьянин их тянет на себя, а сапоги вдруг стали сопротивляться, ноги брыкаются и не дают снять. Тогда этот милейший человек разобрал завал, оттащил бревна, которые накрыли деда и отвез его вместе с сапогами в госпиталь. Контуженный дед Федор лежал там полгода.
Именно в этот момент бабушка Анна сжалилась наконец над "Крокодилом" и пошла его навестить в госпиталь. Сослуживцы деда попросили ее "навестить больного перед смертью". Когда дед, безуспешно пытавшийся ухаживать за красавицей-вдовой два года, увидел, как она входит в палату - заплакал, стал признаваться в любви опять. После войны у них родился сын Александр. Продолжение следует...