Петюня выиграл по облигации пятьдесят тысяч — вроде бы радостное событие. Но только сослуживцы вдруг стали относиться к нему прохладно. И, в общем, авторы тоже разделяют такое отношение, ведь именно этого персонажа они уличили в трусости и малодушии. В чём же было дело ? Просто зависть, или всё совсем не просто ?
А с вами Антон Владимиров — писатель, композитор и кинематографист. Разбираем конфликт Жеглова и Петюни в «Место встречи изменить нельзя». И сданный в Осоавиахим ЗИС.
Этот конфликт кажется заурядным: сотрудники отдела просто позавидовали Петюне. В то время жили трудно. Платили в милиции не очень, оснащения толком не было — чего стоит только старый автобус, на котором ездили милиционеры. А тут Петюня со своим выигрышем. На деле всё было немного по-другому.
Петюня
С самого начала понятно, что Петр Соловьёв (именно так зовут этого персонажа) — дрянной человечишка. То сахар неучтённый поедает, то вот деньги выиграл, а поляну накрывать не собирается. Наконец, из-за него проваливается спецоперация по задержанию опасного бандита, а его напарник попадает в больницу.
Очевидно, что Соловьёв избран авторами, как «урод в семье». Его мерзкое поведение оттеняет смелость и неподкупность других милиционеров. А так же показывает, что даже в МУРе может служить негодяй, который создаёт проблемы коллективу.
Гражданское общество времён Второй Мировой войны
Во время войны (и после неё) гражданское общество сильно отличалось от современного. И то, что сейчас кажется странным, в то время было закономерным. Причём это закономерное порой имеет объяснение совершенно неожиданное, в чём вы убедитесь очень скоро.
Каждому зрителю понятно, что оперативники, которые вместе работают, и каждый из них может быть убит в стычке с бандитами, должны быть одной командой. То есть помогать и выручать друг друга. Делиться «лишним» хлебом и сахаром, особенно в голодное время, вполне нормальное явление. Не хочешь делиться — кушай дома. Потому упрёк Жеглова насчёт сахара вполне справедлив.
А насчёт выигрыша ? Что же, Петюня должен был отдать все деньги в какой-нибудь фонд, или пропить и растранжирить их с сотрудниками ?
Жеглов: Да ну еще бы! Судьба — она тоже умная. Она ведь достойных ищет. Ну а как тратить собираешься?
Соловьев: Ха! Были бы гроши, а как тратить — нет вопроса!
Жеглов: Э-э-э, ты не скажи, Петюня, как это "нет вопроса" ? Ты знаешь, это дело серьезное. Тут подход нужен. Вот, например, Федя Мельников из комендантского, вот он выиграл перед войной ЗИС-101...
Соловьев: Ну и что?
Жеглов: Вот он поступил достойно. Он просто счел невозможным в такой трудный для страны момент пользоваться личным автомобилем.
Соловьев: Ну и?
Жеглов: Ну и сдал его в Осоавиахим.
Сотрудник: Вот так вот!
Соловьев: ну это... война-то, небось, давно кончилась. Государство специально разыграло тираж, людям хоть облегчение сделать. А?Понастрадались за военные годы-то... Хм ! И Осоавиахима-то больше нет. Так что, товарищ Жеглов, мы с тобой — люди умные, должны понимать.
Жеглов: Да нет, Соловьев. Это ты — умный, а я так, погулять вышел.
Этот диалог показывает, что, с точки зрения Жеглова, самым справедливым было бы вернуть выигрыш государству, передав его в какую-нибудь организацию. Реплика сотрудника «Вот так вот !» — в поддержку мнения Жеглова, а своей последней фразой Глеб как бы отделяет себя от Соловьёва.
А в следующем диалоге он уже намекает Петюне на то, что тот должен хотя бы поделиться выигрышем, с паршивой овцы хоть шерсти клок:
– Знаешь, Жеглов, это уже хамство! Мы насчет хлеба не договаривались.
– Мы и насчет сахара тоже не договаривались, — засмеялся Жеглов. — Скаредный ты человек, Петюня, индивидуалист, нет в тебе коллективистской жилки. Нет чтобы от счастья своего, дуриком привалившего, купить отделу штук сто батонов коммерческих! Комсомольская организация с тобой недоработала, надо будет им на это указать! [фразу про батоны из фильма убрали — А. В.]
Для понимания ситуации необходимо знать, что снабжение населения в это время производилась так: минимум продуктов, потребительскую корзину так называемую, человек получал по рабочей карточке.
Остальное можно было купить в коммерческих магазинах Особторга. По ценовой политике это вроде сегодняшней «Азбуки вкуса», и даже круче. При средней зарплате 600 рублей палка варёной колбасы (той самой) могла запросто стоить рублей 300. Очевидно, что «штук сто батонов коммерческих» — это немалая сумма по отношению к выигрышу. Были и купоны на скидки, наподобие сегодняшних, выглядели они вот так:
Правда, 26 февраля 1946 года Наркомторг издал приказ о значительном понижении этих цен. Только вот часть ассортимента из магазинов просто убрали (мясо, масло, молочные продукты). Очевидно, что советские граждане, выстроившиеся в очереди, чтоб прикупить всего необходимого по акции, были обмануты в своих ожиданиях.
Карточная система и всё прочее было предназначено для того, чтобы более-менее распределить товары, чтоб граждане хотя бы не остались голодными. Потому на человека, который выиграл столько денег, и не собирается их поделить на всех, смотрели совсем иначе, чем сейчас.
На современные выигрыш Петюни составлял бы миллионов пять (автомобиль «Победа» стоил в 1946 году 12 тысяч рублей, а «Победа» занимала примерно ту же нишу, как сегодня Тойта Камри за 2 млн). Сами понимаете, сегодня выиграть пять миллионов мало того, что вряд ли возможно в принципе. А отдать эти деньги на пожертвования в фонд типа «дырявый карман», чтобы их там разворовали паразиты, и вовсе глупость. Но в 1945 году Соловьёв мог мало что купить, кроме еды по сумасшедшим ценам.
Почему тогда жертвовали выигрыши и премии
Тому были две причины. Случай с ЗИСом, который привёл в пример Жеглов, конечно, вымышленный. Но и на самом деле такие случаи в то время бывали.
Например, в 1942 году крестьянин Ферапонт Головатый на деньги, вырученные от продажи мёда, выкупил на Саратовском авиазаводе истребитель Як-1. Он просил, чтобы на фюзеляже было об этом упомянуто. В 1943 году им был выкуплен и ещё один самолёт. Разумеется, истребители были переданы на фронт.
Правда, эта история часто излагается не совсем правильно. Во-первых, Головатый состоял в колхозе, и при этом имел в личном хозяйстве 22 улья. В 1937 году его пытались сослать. Почему не изъяли имущество, неизвестно. А деньги он не привёз на завод, а внёс в фонд обороны. Было такое движение, граждане жертвовали личные средства на помощь в борьбе с фашистами. Кроме Ферапонта, делали взносы и другие колхозники. Конечно, ни у кого из них не было ста тысяч, но давали, кто что мог. Главная заслуга Головатого была в том, что он, как сейчас говорят, зафорсил это движение. Благодаря ему очень многие люди узнали о фонде обороны, и тоже стали помогать.
Таким образом, первая, и основная причина была в том, что люди хотели помочь фронту, своим родственникам и друзьям на войне, всему народу.
Вторая причина более тривиальна. Дело в том, что во многих регионах деньги было попросту некуда тратить.
На Ханко нам не выдавали положенного денежного довольствия. А здесь выдали сразу месяцев за десять да вдобавок к ним еще полевые. Короче, у нас завелись деньги. Девать их было некуда. Купить на них было нечего, и пристрастились мы в доме Крамера играть в очко. Застал однажды нас за этим занятием комиссар Щеглов-Щеголихин, но не отругал нас, а, к нашему удивлению, сел за стол и попросил карту. Проиграл он в первый раз порядочно, но встал из-за стола веселый и сказал на прощанье:
— Завтра отыграюсь!
Назавтра после отбоя мы опять сели. Банковал Кукушкин. Комиссар не обманул, пришел. Кукушкин предложил ему карту.
— Сколько у тебя в банке? — спросил комиссар.
— Девятьсот рублей, как одна копейка! — сказал Кукушкин.
Комиссар вынул сторублевую бумажку и положил в банк.
— А теперь сколько?
— Тысяча, — сказал Кукушкин.
Комиссар расстегнул планшет и подал Кукушкину лист бумаги и вечное перо и, сказав «пиши», начал диктовать вслух для всех:
«Мы, разведчики полковой батареи триста тридцать пятого полка, вносим в фонд обороны тысячу рублей своих личных сбережений и призываем всех последовать нашему примеру». Мы все расписались под этими словами с величайшей радостью. Комиссар сделал нас благородными.
Через день во фронтовой газете под маленькой заметкой стояли наши фамилии, и по всему фронту, следуя нам, началось это великое дело. [Михаил Дудин, «Где наша не пропадала» — А. В.]
Мог ли Петюня поступить справедливо
Мог ли Петюня поступить справедливо, не обидеть сослуживцев, и оставить что-то для себя ? Мне видится неплохой вариант. Но вряд ли он мог быть осуществлён в то время.
В отделе была проблема с транспортом. На часть выигранных денег можно было купить автомобиль, на котором оперативники могли бы ездить на задания. Таким образом, принести всем пользу, и самому также не остаться в накладе. В девяностые, кстати, достаточно часто сотрудники ездили на чьём-нибудь личном транспорте, если была такая возможность.
Но купить машину в 1945 году было практически невозможно. Как, кстати говоря, и владеть ей единолично (по этой причине и был передан ЗИС Осоавиахиму — кто бы его обслуживал, где взять масло, бензин). В МУРе со всем этим можно было бы что-то придумать. Но нельзя было, как сейчас, пойти в магазин и приобрести подходящий автомобиль. Да и вряд ли Петюня хотел бы сделать это, не такой он был человек.
Кстати, в жизни Высоцкий и Абдулов дружили, конфликт у них был только на экране. Что довольно часто случается в кино — например, в «Мумии» 2017 года главную злодейку и её антипода тоже играют подруги, София Бутелла и Аннабель Уоллис. А вот актёра Владимира Конкина Владимир Семёнович не жаловал, и даже поначалу отказывался сниматься вместе с ним.