ч.3. Великому писателю Федору Достоевскому до поры до времени очень не везло с женщинами - до 33 лет он робостью и "зажатостью" напоминал князя Мышкина, потом у него начался долгий период "африканских страстей". Но Боже мой - что это были за женщины, с которыми он пускался в любовные приключения... До тех пор, пока Достоевский уже в 45 не женился на невинной и ответственной молодой девушке из семьи с европейскими корнями, своей стенографистке Анне Сниткиной...
Такой взгляд Любовь Федоровны Достоевской неплохо сочетается с мнением биографов. Но - есть несколько "но": очень многим воспоминания дочери писателя кажутся слишком эмоциональными и предвзятыми. Она, например, утверждает, что до женитьбы на ее матери Федору Достоевскому попадались просто "ужасные" женщины."Кто не безумствовал в двадцать лет, тот совершает безумства в сорок"— этой пословицей Любовь Достоевская в своей книге "Достоевский в изображении его дочери" (другой вариант перевода "Мой отец Федор Достоевский") описывает, как складывались отношения с женщинами у ее отца. "В двадцать лет мой отец был робким школьником; в сорок он пережил тот юношеский угар, который переживают почти все мужчины" - продолжает она.
Любовь Федоровна, написавшая свою книгу, когда ей было хорошо за сорок, и так и не устроившая свою женскую судьбу, одинокая и нездоровая, с пониманием и участием описывает одинокую "петербургскую" молодость своего отца - те 6 или 7 лет, когда он жил в Петербурге, "пробиваясь" в большую литературу и переживая неуспех всего, что написал после "Бедных людей" - до тех пор, пока не попал на каторгу.
"Удивительно, в жизни Достоевского этого периода первой молодости, которая у большинства людей посвящена любви, не встречается ни одна женщина. Ни невесты, ни связи, ни даже флирта" - пишет она, - "Его развитие было подобно развитию гимназиста, восхищающегося женщинами на расстоянии, испытывающего перед ними страх... Коллеги моего отца, изобретавшие анекдоты о его обмороках при виде юных красавиц, конечно, заметили эту особенную робость перед женщинами. Период страстей начинается у моего отца только после каторги, и тогда он уже не падает больше в обморок".
Масла в огонь подливало то, что пока Достоевский то бледнел, то краснел перед женщинами и не мог и слова вымолвить, его товарищ по квартире Григорович жизнерадостно ухаживал за дамами в салонах и пользовался успехом. А брат Михаил, бывший всего годом старше успел жениться и в его квартире зазвучал детский лепет. А над ним казалось, что тяготел какой-то злой рок. Впрочем, может быть, что и вправду тяготел - и дело было в пресловутой литовской робости и нелюдимости, унаследованной им от отца. В Москве в казенной больничной квартире отца детям Достоевским запрещалось разговаривать о женщинах, о романах, даже самых невинных, да и вообще выходить из дома без сопровождения. В результате старшие братья Достоевские - Федор и Михаил - много читали и жили в мире фантазий. Своим отношением к женщинам, да и к жизни в целом будущий классик очень веселил соучеников по Инженерному училищу, в большинстве своем детей провинциальных полковников и генералов. Сам же потом вспоминал о них: "меня уже тогда изумляли мелочь их мышления, глупость их занятий и разговоров... Развратны они были до уродливости".
А может быть дело было и в том, что Федор Достоевский получил по наследству от отца, урожденного шляхтича из давно разоренного литовского рода, чрезмерную нервозность и привычку к «упадкам духа». Он, впрочем, был не единственный из детей, кто унаследовал семейные пороки – два брата (Николай и Михаил) страдали от алкоголизма, у сестры Варвары с возрастом развилась маниакальная скупость, а вот Федору досталась литовская замкнутость и что-то вроде боязни общества. В литературных салонах Петербурга «этот робкий литовец всегда забивался в угол... или же искал убежища за ширмой». Прямо скажем, что это не способствует тому, чтобы завести роман. Когда же успех его первого романа «Бедные люди» почти сошел на нет и ему не удалось повторить ничего подобного, критики начали все больше сомневаться в нем, а бывшие товарищи из «Современника» писать на него злые пародии, что в стихах, что в прозе, Достоевский и вовсе пал дух и поддался нервному расстройству – сам усомнился в своем даровании, чувствовал себя очень подавленным и часами блуждал по темным улицам Петербурга, разговаривая сам с собой и удивляя этим прохожим. Привычка разговаривать самому с собой тоже досталась ему от отца – тот, похоронив жену и запершись в маленькой усадьбе, тоже, по словам няньки, часами разговаривал сам с собой, все чаще предаваясь пороку пьянства.
В общем с любовью или хотя бы чем-то отдаленно напоминавшим ее не получалось решительно ничего. А когда за участие в "революционном кружке" Петрашевского, где хотели свергнуть царя и установить "республику интеллигентов", его, как и прочих участников заговора арестовали и отправили вначале в Петропавловский каземат, потом на эшафот, а потом (помиловав в последний момент) на каторгу, в жизни наступило то, что называется даже не черной, а выжженной полосой.
Казалось бы - больше ничего имеющего отношения к любви или страсти и не подарит ему жизнь. Но нет. В тюрьму попал "нервный и истеричный", белокурый и тщедушный молодой человек, и отношением с женщинами и начальной фазой эпилепсии сильно смахивавший на князя Мышкина. Выходит же с каторги, где жить приходилось в чудовищных условиях, человек не давший себя сломить и твердо настроенный вернуть многое из того, чего в одночасье он лишился в жизни. Дочь Достоевского считала, что его спасла "норманнская кровь", текшая в его жилах, и дух викингов-норманнов, привыкших завоевывать новые земли. Современный психолог сказал бы, что организм мобилизовался в критической ситуации.
И удивительное дело. Князь Мышкин из "Идиота" исчезает - теперь, на взгляд Любовь Федоровны, Достоевский напоминает уже влюбчивого и пылкого Дмитрия Карамазова из "Братьев Карамазовых". Но Боже, что за ужасная женщина попадается ему! - сетует она. Всего через несколько месяцев после выхода с каторги «первая же женщина, оказавшаяся несколько более ловкой по сравнению с неотесанными красавицами Семипалатинска, легко завладела его сердцем».
Жена одного из офицеров семипалатинского полка, Мария Дмитриевна Исаева "изображала из себя поэтичную женщину", непонятую обществом захолустного городишки. "Она вскоре завладела простодушным сердцем моего отца, в 33 года полюбившего впервые" - пишет очень критично настроенная Любовь Федоровна. Внезапно все обрывается, мужа переводят в другой город, там он умирает от чахотки, оставив жену с ребенком в нужде. А Достоевский посылает ей почти все деньги, полученные им от родных, вновь возникших в его жизни, когда его выпустили с каторги.
Продолжение в следующей статье.
Полный текст книги можно бесплатно прочитать по ссылке
Предыдущие статьи на эту тему: