Этот текст в свое время был размещен на ресурсе WARHEAD: https://warhead.su/2019/10/20/za-nashu-i-vashu-svobodu-istoricheskaya-pravda-o-rabotorgovle?all_comments=true
Чаще всего, читая о рабстве и работорговле, мы с вами руководствуемся мифами, которыми наполнены как исследования XVIII-XIX веков, так и художественная литература. Ну, ведь все мы помним засевшего еще с детства в подкорку мерзавца Негоро, торговавшего бедными неграми, и его антагониста, благородного Дика Сэнда, «пятнадцатилетнего капитана» с китобойной шхуны «Пилигрим»?
Вот типовое описание перевозок рабов на невольничьих судах из книги Джорджа Макдоналда Фрейзера «Записки Флэшмена»: «Как только очередного раба вталкивали в трюм, ожидающий там матрос связывал его и заставлял лечь на палубу в отведенном уголке, головой к борту судна и ногами к проходу, так что в конце концов с обеих сторон палуба была заполнена ими в два ряда. Каждый мужчина должен был уместиться на пространстве шесть футов на пятнадцать дюймов; если же пленников сжимали еще туже или приказывали лечь на правый бок, то их можно было уместить еще больше.
…Резкий мускусный запах темных тел в трюме был невыносим, жара и смрад возрастали с каждым часом, так что приходилось удивляться, как это кто-либо вообще мог выжить в этом аду. Они дергались и извивались, а мы выбивались из сил, хватая за коричневые руки и ноги, пиная их, чтобы заставить улечься поплотнее. Уже лежащие негры испражнялись прямо под себя, так что к тому времени, как работа была закончена лишь наполовину, грязь и вонь стояли неимоверные. Нам приходилось каждые полчаса подниматься на палубу, чтобы освежиться морской водой и выпить немного апельсинового сока, прежде чем снова и снова спускаться в эту ужасную яму и опять трамбовать эти потные вонючие черные тела, которые стремились забраться куда угодно, но только не туда, куда было нужно».
Однако современные исследования, если не полностью опровергают, то ставят под сильное сомнение подобные версии. Тут нужно понять, что для работорговцев невольники были прежде всего товаром со всеми вытекающими. И чем больше товара в нормальной кондиции доедет до покупателя – тем больше будет цена, и как следствие – навар.
В этом смысле довольно часто перевозимых рабов кормили даже лучше, чем экипаж невольничьего судна, причем очень часто – высококалорийной пищей, дабы рабы как можно больше набрали в весе, ведь товарный вид – это во все времена было «наше всё». Жесткие ограничения при кормежке рабов были только по алкоголю – дело в том, что африканцы спивались очень быстро, а алкоголика задорого не продашь, ибо работник из него никакой.
Стоит отметить, что смертность на работорговых судах была ниже, чем на кораблях, которые перевозили переселенцев в Новый Свет или в Австралию, а даже чем на транспортах, перевозивших солдат.
Отдельно можно упомянуть про кандалы, которые, как мы помним по той же книге Жюля Верна, «не снимались с рабов вообще, оставляя на руках и ногах кровавые мозоли». Дело в том, что в трюме будущие рабы чаще всего были без кандалов, их одевали только тогда, когда негров выводили «проветрить» на верхнюю палубу, пока в трюме шла уборка. Вот на ком всегда были кандалы – так это на бунтовщиках и беглецах. Попытка самоубийства так же каралась одеванием кандалов – мол, дорогой друг, пока не продадут – сиди смирно, дай людям заработать. А вот когда поступишь к новому хозяину – там и самоубивайся сколько хочешь. Стандартная логика торговца.
При этом – хотелось бы это особо подчеркнуть – рабство само по себе отвратительно как институт, и совершенно аморально. И от того, что условия перевозок невольников были не такими, какие нам представлялись по художественной литературе, рабство не становится более благородным или респектабельным занятием. Тем не менее, историческую правду нужно знать.
В качестве примера можно привести историю работоргового судна «Тарлетон» (Tarleton), которое совершило три вояжа в Африку в 1796-1798 годах, и при этом выдержала несколько боев с французскими кораблями.
Итак, работорговый корабль «Тарлетон» был построен в Ливерпуле специально для фирмы «Tarleton & Co», занимавшейся работорговлей еще с XVII века. Поскольку времена были опасные (шла война с Францией) – хозяева потратились и на вооружение корабля, поставив на него десять 6-фунтовых пушек. «Тарлетон» нес две мачты и стандартное парусное вооружение шхуны. Помимо основного своего занятия капитан работорговца Рэттклиф Шимминс получил еще и каперскую лицензию, что позволяло ему нападать на французские корабли и продавать призы в призовых судах.
19 июня шхуна вышла из Ливерпуля, и 25 августа 1796 года прибыла к побережью Гвинейского залива. Там англичане купили негров у местных царьков (всего 394 африканца), и 26 октября отбыли к Барбадосу.
28 ноября, в 40 лигах к востоку от Барбадоса их нагнала французская шхуна, вооруженная 12 пушками. Далее цитата из отчета Шимминса: «Противник дал два выстрела по ветру, приказывая тем самым нам спустить паруса и лечь в дрейф. Мы видели, что француз – неплохой ходок, и быстро нас нагоняет, однако, будучи уверен, что мои люди, и прежде всего офицеры, не испугались и рвутся в бой, мы решили сражаться».
Стоит сказать вот что – экипаж «Тарлетона» составлял всего 37 человек, расчет одной 6-фунтовой пушки согласно штатам королевского флота составлял 5 человек. Даже если учитывать, что в парусную эпоху бой шел только одним бортом – на пять пушек одного борта команде «Тарлетона» требовалось 25 человек из 37-ми. А кто же будет управлять парусами? Именно поэтому Шимминс решил следующее: «мы вызвали из трюма лучших из наших рабов (примерно 20 человек), и приготовились к бою. Нагнав нас, француз, подняв флаг и красный вымпел, дал по нам залп. Мы ответили тем же, и повернули на норд. Однако и наш противник не отставал, пытаясь повредить нам мачты и снизить ход».
Несмотря на то, что перестрелка длилась около пяти часов, «Тарлетон» потерь не имел, а повреждения заключались в продырявленных выстрелами француза парусах. К вечеру работорговец смог оторваться от французской шхуны.
На следующий день «Тарлетон» был атакован другим французским капером, вооружение которого было не в пример сильнее – двадцать 9-фунтовок на главной палубе, и восемь 9-фунтовок на квартердеке. И опять Шимминс для того, чтобы отбиться от противника, использовал часть рабов, которых вез на продажу. В результате капер «нанес нам некоторые повреждения, однако мы смогли повредить его гораздо сильнее – почти снесли ему квартердек, и, как я предполагаю, он понес большие потери в людях. Мы использовали для стрельбы пять бочек пороха, и к вечеру следующего дня, около пяти часов, кинули якорь у Барбадоса».
Возможно, продолжайся бой дальше, француз и смог бы захватить «Тарлетон», однако к вечеру 29-го на горизонте появился британский 20-пушечный шлюп «Принцесс Роял», который отогнал капера от «Тарлетона».
Шимминс хвастливо пишет: «Мои люди и негры продемонстрировали высокий боевой дух, и уверен, что если бы мы столкнулись с нашим преследователем снова, мы бы заставили его спустить флаг».
Итак, 30 ноября 1796 года «Тарлетон» вошел в гавань Барбадоса, оттуда отплыл на Мартинику, достигнув точки назначения. Из 394 негров было потеряно 14, или 3,6%, из числа экипажа (напомним, он составлял 37 человек) умерло 4 моряка, или 8.1%. Прекрасно, не правда ли? Процент потерь у экипажа выше, чем у рабов! Ну а как же рассказы из художественной литературы, спросите вы? Может быть это единичный случай, и «Тарлетон» просто воспользовался какими-то благоприятными обстоятельствами?
Давайте посмотрим на второй рейс «Тарлетона». Итак, 13 апреля 1797 года он вернулся в Ливерпуль. В сентябре 1797 года корабль вышел из Ливерпуля с 43 членами экипажа. Прибыл к бухте Биафра, где загрузил 475 негров, и в декабре продал их на острове Сент-Винсент (в Карибском море). Потери при перевозке составили 36 рабов (или 8.4% потерь от общего числа) и 5 человек команды (или 11.6% от общего числа). Таким образом, и в этом походе в процентном соотношении потери невольников были меньше, чем среди моряков.
Чтобы уж совсем удивить читателя, приведем еще один кричащий пример – это бой 2 января 1797 года работоргового 16-пушечного судна «Томас» из Ливерпуля, капитан Питер МакКью, (Mc’Quie) с французским 18-пушечным корветом. «Томас» имел команду в 78 человек, а так же 273 негра, тогда как француз – в 200 человек.
Вот как МакКью описывает бой: «Помимо 18-ти орудий на квартердеке корвета были установлены четыре карронады калибром 10 дюймов. После сближения первым же выстрелом французы прострелили насквозь каюту капитана (то есть попали ядром в верхнюю часть кормы, где обычно она располагалась), мы развернулись, поскольку корвет догонял нас по правому борту, и обрушили на него продольный огонь, усилив свои артиллерийские расчеты неграми. Наши выстрелы основательно продырявили ему паруса, что позволило нам лечь на прежний курс и попытаться оторваться. Однако когда противник вновь начал настигать нас, и был уже на правом траверзе, я приказал поднять все паруса, смочить их, дабы развить наибольшую скорость, и обрезать ему нос. Обрезая корвет, мы удачным залпом снесли ему бушприт, и он свалился под ветер, однако и мы не могли уйти – бушприт запутался в наших снастях. Я вооружил всех своих моряков и часть негров абордажными топорами и пистолетами, увидев, что французы готовятся к абордажу, приказал неграм бросить на их палубу десять или пятнадцать ручных гранат, что полностью расстроило их штурм, а потом мы открыли огонь из всех орудий правого борта. Через 47 минут мы смогли обрубить запутавшиеся снасти, француз же, сильно поврежденный, остался на месте, отказавшись от дальнейшего преследования, поскольку остался без бушприта и поврежденной фок-мачтой. Потери наши составили два человека, негров мы не потеряли ни одного. Часть моих людей получили мелкие раны».
Позже МакКью прибыл в Буэнос-Айрес, где сбыл свой товар, потери при переходе составили 8 человек из 273, или 3%.
Что же касается «Тарлетона» - корабль вышел в свой последний рейс 30 июля 1798 года. 30 января 1798 года судно пропало без вести у мыса Пальмас (Либерия), скорее всего налетело на риф и затонуло. Рабов на «Тарлетоне» на тот момент не было, закупить и загрузить не успели. Команда погибла полностью.
В окончание еще раз повторим: рабство само по себе – отвратительная вещь, и оно не нуждается в обелении, просто, когда мы говорим об этом ужасном явлении, есть смысл избегать двух вещей. Во-первых, не стоит верить на слово художественной литературе, раздувавшей до гипертрофированных форм проблему рабов и рабства как института, и, во-вторых, нам, людям XXI века, не стоит подходить с современными мерками морали и современных понятий к людям XVI-XVIII веков, поскольку их мораль и их принципы были другими, сильно отличавшимися от наших.