Сплошная темнота. Пахнет мочой, потом и гнилью. Где-то бренчат цепи, кто-то бухает грудным, нехорошим кашлем, слышны стоны. Сыро и душно. Как по мановению все настороженно замолкли и прислушались. Заскрипел металлический засов и с визгом открылась дверь, озаряя светом извне, внутреннее помещение некогда существующего бомбоубежища. Теперь оно использовалось в других целях. Вдоль бетонной стены проступают тени пятерых человеческих фигур. С первого взгляда бы показалось, что зачем-то они прижимаются спиной к стене, но со второго, более внимательного, многое бы прояснилось. Пленники прикованы наручниками и шейными оковами к металлическим скобам, вбитых в бетонную кладку. Они не в силах сделать и шага, заросшие чуть ли не шерстью, грязные от пыли и собственных испражнений, одетые в лохмотья и без обуви. Все пятеро неестественно худые, но каким-то чудом живые, глаза лихорадочно горят и со страхом смотрят на входящего.
– Мальчик мой, Гришаня! – заскрипел голос вошедшего. Он чуть хромая, прошёл вдоль пятерых пленников, оставив их без внимания.
– Нет, нет… позалуйста… – заплакал паренёк с ужасом зажмурив глаза и пятясь в противоположную сторону от надвигающей угрозы, – не надо! Я не хоцу, господин Михей, позалуйста, не нада…
– Гриша, не бойся! Ты же хочешь стать таким же как мы? – вкрадчиво зашептал старец Михей, вплотную подойдя к дрожащему парнишке. Тот было попытался отстранится, но трёхметровая цепь и так уже была натянута до предела. – Тихо, мальчик, не надо дёргаться. Ты сам виноват, что связался со своими друзьями, но я тебя не убил. Я милостив и даю тебе шанс исправиться! – в темноте глаза Михея загорелись холодным огнём. Гриша затаил дыхание, не в силах отвести завороженный взгляд от рта старца. Из-под губ стали вытягиваться белые клыки.
Странное чувство испытывал паренёк: и отвращение, и неестественное желание. Рана на шее запульсировала вместе с биением сердца в предвкушении от предстоящей, уже пятой по счёту, мистической «сдачи» крови. Михей ласково, как-будто целуя девушку, прикоснулся губами к коже парнишки и резко вонзил клыки, высасывая жизненные силы. Гриша закатил глаза, а ноги стали подкашиваться.
– Ты принадлежишь только мне! – отстранился Михей от парня и отступил, вытирая кровавые губы, – я тебе подарю бессмертие…
– Да, господин Михей… – Гриша упал на колени, зажимая пульсирующую рану и заплакал, не понимая свои противоречивые чувства. Хотелось продолжения этой сладостной боли и одновременно чтоб этого не происходило никогда. Старец кинул на пол булку хлеба и отвернувшись, пошёл к свету на выход. – Я хосу есё… господин… позалуйста…
– Бедный мальчишшшка! – кто-то из пленников не выдержал, как только захлопнулась дверь и заскрипел засов. Голос говорившего шипел, явно сил у того было мало, – ты не понимаешшшь, что ты не станешшшь таким же! Он тебя исссспользует, так же, как и насссс… Михххей всеххх исссспользует. И тебя, и меня, и их…
– Нет! Он хосет мене помось… я буду таким зе сийным, как они! – парня затошнило, а внизу живота закололо от каких-то необратимых процессов.
– Наивный! Я Михея зззнаю больше всехххх васссс, когда-то я сосссстоял в Ссссовете и мы вмесссте начали ссстроить этот город! Я был чччеловеком, а он этим кровосссосущим исссчадием ада. Всссё задумывалосссь иначе. Я должен был предссставлять человечество, а он вампирскую расссу на равных праваххх. Но потом всссё пошшло не так, и я оказался в этом подвале в доме Михххея. Он превратил меня, и этих людей, в оружжжие для удержжжания сссобственной власссти. И тебя тожжже ссскоро превратит! Но насчёт бесссмертия он не наврал, очччень ссскоро ты при всссём желании не сссможешь умереть…
– Не плавда! Ты влёс! Он холосий…
– Хорошшшие, когда мёртвые… И ссскоро, очччень ссскоро, ты не сссможешшшь сссебе позволить такую россскошшь, как сссмерть. Твоё наказззание жжжить – не сссмотря ни на чччто, а он будет иногда приххходить и сссзежжживать твою кровь… Ты будешшшь иссспытывать ужжжасссающщщий голод, всссёпожирающую жжжажжжду, твоё тело будет гнить, а ты не сссможешшшь ничччего сссделать. Но я могу тебе помочччь, у тебя длинная цццепь и поссстарайссся дотянутьссся до меня. Я тебе помогу, а ты мне! – в голосе чужака появились просительные нотки, – мне нужжжна твоя энергия и я возззможжжно сссмогу хххоть что-то исссправить. Пожжжалуйссста, дай мне сссебя, пока ты не ссстал таким жжже, как мы. Мне нужжжна сссила, и я сссмогу разззорвать эти чччёртовы цццепи…
– И мне… и я… не слушай его, парень, ко мне… иди сюда… – в темноте бомбоубежища заголосили другие пленники, пытаясь друг друга перекричать.
– Нет… нет… – Гриша сдавил уши руками и замотал головой, – оставьте меня в покое!
* * * *
– Вы вызвали беспорядок и суету в Клуж-Напоке. Толпа сжигает наши дома и фабрики. Мы можем в один день жестко успокоить их, но тогда будет много людской крови, а в следствии - страх и недоверие друг к другу. – Старейшина Декслер сидел в своём кресле и с прищуром посматривал на стоящих перед ним: Петра, Алису и Николая. Они смело смотрели в глаза Марку Захаровичу с застёгнутыми наручниками на руках. – Я знаю, что случилось в лазарете, мне доложили про тебя, Алиса. Но я не осуждаю, хоть ты и нарушила наши правила. Пётр, тебя наградили бесценным даром и дали шанс вступить в наши ряды…
– Идите вы в жопу со своим даром! – не выдержал Пётр и демонстративно сплюнул в ноги, – я не хочу быть таким, как вы! Лучше бы я сдох на хрен, человеческую кровь пить… уроды…
– Ты говори да не заговаривайся! – похмурел старейшина, прерывая наглеца, – в нашей власти всё вернуть на свои круга! И так же мы можем всю семью Кораблёвых обернуть обратно! Раз ты Пётр настроен на конфликт, тогда нам придётся решить вашу судьбу. Нам не нужна смута в городе, а от вас этого по самый не балуй… Вы изгоняетесь из нашего города насовсем и вам запрещено появляться в Пермском крае.
– Спасибо, Марк Захарович, – выдохнула Алиса с облегчением, – мы уйдём сегодня…
– Постойте-ка, а как же профессор и тот парнишка, Гришка? – оживился Пётр, – отпустите их тоже с нами!
– Они подданные Клуж-Напоки! Человеческая раса – бесценная единица города. Они принадлежат только нам!
– Суки… – выругался Пётр, – они для вас просто пища… ублюдки…
– Пусть так, но теперь это вас не касается!
* * * *
Обнажённый Константин обречённо стоял, привязанный канатами к вкопанному в землю, столбу. Вокруг него собралась толпа и закидывала его помоями и грязью. Народ был зол на него и тем жёстче начинал глумиться, и иногда в спину прилетали камни, оставляя на спине ссадины и фиолетовые синяки.
– Он нарушил закон воскресного боя и применил свои способности, которые ему были даны Советом! Теперь он обычный человек, и вы вправе с ним сделать, что хотите. Да пусть свершится человеческое правосудие! – Глашатай на сколоченной впопыхах трибуне сбросил с себя одежду и вмиг обернулся в орла. Взмахнув крыльями, он пронзительно издал свист и поднялся в небо.
– Поганая тварь… мразь… ублюдок… – заорали особо ретивые и толпа, как морская волна, нахлынула на дрожащего Константина.
Через пять минут люди отступили от столба, оставив истерзанное и бездыханное тело мужчины. Под ним растекалась алая кровь, которую впитывала измученная земля. Солнце в очередной раз смотрело на человеческие страсти и не понимало, когда же эти «червяки» изменятся…
Печальный профессор стоял в стороне, рядом с ним, Анфиса Кожебей.
– Зачем вы устроили эту показуху? Это же бесчеловечно…
– Почему же «бесчеловечно»? Как раз «человечно»! – усмехнулась Анфиса, – это природа ваша такая! Если бы всё было иначе, то не было бы войн и той Ядерной Зимы… Вы вечно ищите врагов среди себе подобных и находите оправдание своим поступкам.
– Возможно вы правы, Анфиса Петровна… но я верю, что люди найдут другой путь к развитию. Да, у нас тернистая дорога и много ошибок совершили, но когда-нибудь всё измениться! Вон, смотрите, – Алексей Дмитриевич посмотрел в сторону стоящих в стороне от расправы, людей, – именно в них я верю! И я постараюсь своих учеников направить к Добру…
– Нда, – Анфиса улыбнулась, – кто знает, может не всё так плохо… я верю вам и постараюсь помочь, чем смогу...
продолжение здесь!!!