Пятнадцатилетнем подростком Лука получил травму правой ноги, угодив под конную косилку. Ногу изрядно раздробило в коленном суставе, после чего она стала сохнуть и перестала расти. Так Лука стал инвалидом, негодным к призыву в армию. Ходил он без костылей, но ногу все-таки волочил. Однако работал он в колхозе наравне со здоровыми мужиками. Но увечье его делало нелюдимым и личная жизнь не клеилась.
И вот в сорок первом грянула война. Отец семейства ушёл по первому призыву.
К концу сорок второго все взрослое мужское население, годное к строевой, ушло на войну. Осталось в деревне несколько стариков, ветеранов Гражданской, бабы да ребятишки. Во главе колхоза волей-неволей встал Лука. Стали звать его уважительно - Лука Ильич.
Председательствовал он честно, день и ночь в поле, в правлении, на току. Никому не давал поблажек, все лишения и тяготы переживал вместе с земляками. В поле были пущены не только тощие лошади, но и быки, и коровы с личных подворьев. Голод, холод, тяжёлый физический труд. С фронта, опережая одна другую, полетели похоронки.
Ранней весной сорок третьего, когда ещё не пробилась первая травка, деревню взял в тиски сильный голод. Все, что было положено за трудодни, выдано было ещё с осени и подчищено под метёлку. Начался голод и мор. Первыми начали умирать маленькие ребятишки.
Невыносимо было смотреть в голодные глаза детей и матерей. Тогда Лука Ильич срочно созвал правление. Полночи ломали головы, чем людей кормить, как дотянуть до первых овощей, до отела коров, до лесных даров (грибов и ягод), до мелкой дичи.
Выхода не было. Тогда Лука решился на отчаянный шаг - выдать часть фуражного овса, причитающегося на корм лошадям. Делили по горсти. Не одна семья не осталась без внимания. Этот корм растирали в муку пополам с мякиной и очистками, пекли скудные лепешки, варили болтушку и спасли детей. Дотянули до первого молочка, до зелёного урожая.
А вот на конюшне случился падеж, от истощения не смогла разродиться кобыла. Старый конюх прибежал к Лукичу ночью, и стал просить приколоть лошадь, а мясо людям раздать.
Был той весной и падеж скота. Но рогатый скот это одно, а тягловый - совсем другое. Спустились тучи над председателем. А ну как станет известно, что это по его указанию конский корм раздали людям?!
Селяне понимали, чем это грозит председателю, и молчали. Но беда не заставила себя долго ждать. Кто-то донес на Луку Ильича. Поговаривали, что бездетная баба позавидовала горсточкам для многодетных семей. Луку арестовали, увезли в районный изолятор. Позже появился слух, что увезли его этапом в областной следственный изолятор. Родственники и селяне понимали это так: время военное, суд скор на расправу и председателя видно и в живых уже нет.
Вскоре пришла и похоронка на отца Луки. Мать совсем слегла, хозяйкой в доме стала старшая из сестер Луки - Ольга. Забегала к ней помочь по хозяйству подружка Анфиса. Долгими зимними вечерами девчата рукодельничали при лучине, сплетничали.
Через год, такой же ранней весной, забежала Анфиса в дом. И говорит, что селяне говорят, что Лука Ильич домой идёт. Видели его селяне, лежит на обочине между двух деревень. Говорят, что сам селян окрикнул, а вот его едва узнали: бородищей зарос, обрямкался весь, отощал.
Взяли они тепленькой картошки, чай морковный заварили, запазуху сунули и побежали. Ещё Анфиса вожжи с собой захватила.
Просить в правлении лошадь, дело бесполезное. Лошади на вес золота. Иногда выделяют для нужд колхозников, так бабы с утра в очереди стоят. Кому дровишек привезти, кому сена.
Ольга то и дело шмыгала носом, слёзы накатывались: "Неужели брат живой?"
Встретились. Лука и впрямь обессилил. Выглядел жалким, беспомощным, прятал глаза от Анфисы. Ольга плакала не столько от радости, сколько от жалости к брату.
Лука, перенёсший подвальный холод застенка, голод и неопределённость положения, каждый день обречённо ждавший смертный приговор, вынес все тяготы заключения стоически. Как умел, поддерживал сокамерников, а тут вдруг размяк, предательски тряслись губы, руки не слушались, провисали плетью.
Кое-как подняли девчонки бедолагу на ноги. Но тут же поняли: идти самостоятельно он не сможет.
Анфиса и тут не растерялась, перетянула вожжи через грудь Луки, один конец перекинула себе на плечо вокруг шеи, другой велела так же закрепить Ольге. Вот так, практически волоком и притащили они Луку домой.
У матери будто второе дыхание открылось: слезла с печи, истопила баню. Состряпала жёсткие, пополам с мякиной лепешки.
Сбежались во двор бабы, ребятишки, немощные старики, заглядывали в окна, смотрели на Луку как на воскресшего.
Анфиса с того дня стала чаще навещать подружку. Помогала выхаживать Луку Ильича. Да так и осталась. Не испугалась разницы в возрасте в десяток лет. Поженились Лука и Анфиса.
Лука Ильич едва оклемался, начал хозяйствовать в своём доме. Где крышу подлатал, где забор поправил.
Тут пришла делегация баб. Мол, возвращайся Лука Ильич председательствовать. А через три дня из района руководство приехало в должности восстанавливать.
И снова день и ночь председатель с людьми в поле, в лесу, на ферме, на току. Из возвращавшихся в деревню воинов, израненых, искалеченных, редко какой годился в работники даже на своём дворе.
Пришлось Луке Ильичу и после войны восстанавливать хозяйство от разрухи.
Вскоре после войны у Анфисы и Луки родился первенец. Потом ещё деток народили. Вырос, женился и остался в доме их первенец. А когда внучок родился, Лука Фомич стал совсем немощным. Внука любил до самозабвения, знал, что его маленькая жизнь - тонкая ниточка, связующее звено с его угасающем бытием.
