В одной заброшенной деревеньке, тихо доживала свой век одинокая старушка.
Никого у нее не осталось: ни мужа, ни детей, ни родных.
Лишь две живые души – коза да кошка – скрашивали ее сиротливое одиночество.
Жила старушка скромно, но не бедствовала.
Хоть и привыкла трудиться смолоду, однако больших денег да богатства не заработала.
Но все ж была у нее одна вещица очень ценная – иконка старинная в серебряном окладе.
И берегла ее старушка, как зеницу ока.
Как-то в конце лета под вечер заглянули в ту деревеньку два бандита залетных: главный и наглый.
Каким уж ветром нелегким занесла их судьбинушка в те места глухие – неведомо.
Остановили они свою машину большую да черную и принялись по пустым избам шарить.
Ищут, стало быть, что бывшие хозяева не успели вывести.
Вдруг видят – сидит на завалинке старушка – божий одуванчик.
Подходит к ней главный бандит и спрашивает:
– Эй, бабка!.. А ну, признавайся! Есть у тебя в доме… что ценное: антиквариат там… или иконы старинные?
– Здравствуйте, милые детушки! – ласково начала разговор старушка и даже чуть головой склонилась. – Да чего ж у меня может быть-то такого ценного? Ну, разве что… иконка живет со мной сызмальства наша семейная в серебряном окладе – Матерь Божья – Пресвятая Богородица.
– Иконка?! Да еще в серебряном окладе? Это хорошо, – удивленно приподнял брови наглый. – А деньги?.. И деньги, поди, на черный день припрятаны?
– И денежки есть, но немного совсем, – отвечает ему старушка. – Только на похороны.
– Ох, и смешная ж ты, бабка, – опять говорит наглый бандит и кривится улыбкой. – Это уж не тебе решать: много или мало. Все отдай по-хорошему, и мы уйдем спокойно – не возьмем греха на душу. Тебе-то ведь эти деньги все равно без надобности. Даже на похороны не пригодятся. Помрешь тихо в своей кроватке. Тебя в пустой деревне и хоронить-то некому будет.
– Вижу, ребятки вы лихие, – каким-то металлическим скрипучим голосом проговорила старушка, а сама подслеповатыми глазами на бандитов щурится. – Должно, нагрешили многовато… Так и быть, пройдите ко мне в горницу. Иконка там в правом верхнем углу стоит – вас дожидается. Но только вы ее и пальцем не трогайте. Сильная та икона – намоленная. Не справиться вам с ней. Даже не пытайтесь. Не то… быть большой беде. Поглядите в глаза ясные Богородице. Может, проснется в вас совесть человеческая. Помолитесь от всей души… или, что там у вас еще от нее осталось. Поклонитесь Божьей Матери – заступнице нашей. Прощенья великого у нее попросите… Боженька – он все видит – всех простит.
– Ох, и говорливая ты, бабка, как я погляжу. Да только нам нет нужды, прошения у кого-то просить, – говорит главный. – Не мы такие – жизнь заставила.
– Ой, ошибайтесь, господа хорошие. Всем положено прощения просить… особливо перед смертью.
– Чего?! Это перед какой такой смертью? Да ты что, старая, никак, пугать нас вздумала? – хохотнув, спрашивает главный бандит и закуривает.
– Господь с вами, родименькие. Кто ж вас пугать-то станет? Вон вы какие – молодые да здоровые. Вам бы еще жить да жить надобно. Только не ведайте вы, что творите. Потому-то и дела ваши неправедные вас самих совсем скоро в могилку упокоят.
Примолк ненадолго главный бандит, дым сигаретный уголком губ пускает.
Призадумался...
– Ох, и борзая ты бабуся, – говорит наглый. – Явно на грубость нарываешься. Кто ж нас в могилку-то упокоит? Тут и народу-то нет никого.
– И опять ошибаешься. Деревня-то у нас не пустая. В ней еще полно народу осталось.
– Да, где ж они все?
– На собрании.
– Что за собрание?
– Наше деревенское.
– И где проходит?
– В одном скрытом от глаз месте.
– В каком еще месте?
– А в таком, где всё наше самое дорогое в земельку родимую прикопано.
Озираться начал наглый бандит, вроде бы, заподозрил что-то неладное.
– Слышь, Вован, – обратился главный бандит к своему напарнику. – Загляни-ка в избушку, икону забери серебряную… и так – поскреби там по сусекам. Может, еще что-нибудь наскребешь. А мы сходим с бабулькой в ее сокровенное местечко. Самому интересно стало, чего там у вас в земельку прикопано? Ну, вставай старая, показывай, где тут остатки вашего народонаселения прячутся, хоронятся, если не врешь?
– А пойдем, покажу, коль есть нужда, – как бы нехотя ответила старушка, привстав с завалинки.
Один бандит по-хозяйски со знанием дела вошел в дом, а другой неспешно двинулся за суетливо семенящей впереди него старушкой.
Шли они недолго, пока не вышли за околицу.
Сквозь редкие тучи выглянуло солнышко, медленно закатывающееся за холмы лесистые.
И косыми лучами осветило оно заросший погост на невысоком косогоре.
– Вот оно… место мое секретное, – с важностью проговорила старушка и, словно осеняя святую землю, развела в стороны ручки свои сухонькие.
– Куда ж ты меня привела? – удивленно вытаращился главный бандит. – Да… это ведь кладбище!
– Так и есть – оно. Да ты ж сам просил привести тебя туда, где все наши хоронятся, – невозмутимо ответила старушка.
– Ах ты, ведьма старая! Никак, шутки со мной шутить вздумала, – обозлился главный бандит. – Ты же сказала, что там у вас что-то ценное прикопано?
– Все верно. А я от своих слов и не отказываюсь. Только я говорила не ценное, а дорогое. Вот тут вся моя дорогая родня и схоронена. Вон отец с матушкой дружно лежат. А рядом сестрица и братья мои единокровные.
Главный аж зарычал и зубами заскрипел от злости:
– Хватит болтать, старая, и голову мне кружить. А ну, показывай, где… чего ценного у тебя тут прикопано?! Или ляжешь сейчас рядом со своими родственничками, – в сердцах выкрикнул бандит и кулаком замахнулся.
– Ой, не бей ты меня, мил человек. Меня и муж-то мой сроду пальцем не трогал. Немец только в войну измывался, проклятый. Ты ж не немец. А кое-что ценное я тебе, так и быть, укажу – раз сильно требуешь, – проговорила старушка и быстро пошла в сторону ближайших могильных холмиков.
Бандит за ней.
Совсем близко она подходить не стала.
Остановилась в нескольких метрах от границы погоста, вытянула руку, пальцем показывает и говорит:
– Вон смотри, видишь, у могилки матушки моей камень большой привален. А под ним дырка. Загляни туда или руку просунь. Вот там все наши драгоценности фамильные и припрятаны.
– То-то же, – самодовольно ухмыльнулся бандит и живо направился к указанному месту.
Опустился он на одно колено, склонился ниже к земле и приблизился лицом к необычной дырке под камнем.
И точно – была она явно искусственного происхождения.
– Ну, видишь чего? – спрашивает его старушка.
– Ничего не вижу, нет там ничего.
– А ты внимательней присмотрись. Чуть глубже сбоку шкатулочка маленькая – блестящая такая. Да вся в камушках драгоценных. Там она, там. Нагнись пониже – сразу ее и увидишь.
– Да, куда уж ниже, мать твою?.. – недовольно выругался бандит и припал щекой почти к самой земле.
– Гляди лучше. Чужие взять ее не могли. Про этот тайник кроме меня никто не знает.
Заходящее солнышко еще больше выглянуло из-за тучи и сильнее осветило странное отверстие в земле.
– Ух, ты, правда, чего-то блеснуло там, – радостно воскликнул бандит и хотел уже с жадностью засунуть в дыру руку.
Вдруг из норы, сверкнув яркой молнией, выскочила маленькая черная смерть с глазками и широко раскрытой зубастой пастью.
Острые зубы, как иглы глубоко вонзились в мясистую переносицу бандита, а тело змеи, словно бы намертво прилепилось к его искаженному болью лицу.
– А-а-а!.. – не своим голосом завопил тот. – Что ж ты наделала, гадина старая?!
В истерике катаясь между могил, он изо всех сил пытался сбросить с себя змею.
Через какое-то время, это ему удалось…
Но поздно – яд уже начал оказывать на него свое убийственное действие.
Пошатываясь, он кое-как поднялся на ноги и выхватил из-за пазухи пистолет.
– Где ты, ведьма, мразь, скотина?.. – кричал обезумевший бандит. – Покажись. Я тебя сейчас пристрелю.
Но бабушки к тому времени и след простыл.
Он бросился бежать за ней обратно в деревню к ее избушке…
Однако очень быстро обессилел и начал терять зрение.
Потом, ударившись головой о столб, потерял и пистолет, и сознание.
Больше он уже не очнулся.
А наша старушка поспешала на выручку второму бандиту.
Ну, как на выручку?..
Скорее для того, чтоб облегчить его нечеловеческие страдания, дабы и тот долго не мучился.
Подходит она к своей избушке, а оттуда крики, стоны, стрельба…
Дождалась старушка, когда у бандита патроны закончатся, и вошла осторожно.
Сначала во двор, а потом ближе к страдальцу подбираться стала.
Сидит бандит в амбаре с окровавленной ногой. Только-только он ее из медвежьего капкана вытащил.
Встать пытается, последними словами ругается и хозяйку вспоминает.
А старушка ему не показывается и говорит из-за угла:
– Как же тебя, родненький, так угораздило? Я ж капканчик-то на мишку косолапого ставила. Повадился он, такой-сякой, ходить да безобразничать.
– Ах, ты ж, старуха проклятая. А ну, зови сюда дружбана моего. Пускай поможет.
– А нету его, – отвечает старушка. – Его на собрании попросили остаться. Он сразу и согласился.
– Чего ты несешь, карга старая? – задыхаясь от боли, кричит бандит. – Какое еще собрание? Куда ты его увела?
– Я правду говорю. Хорошее место он там себе выбрал и тебя зовет. Иди скоренько на мой голос. Я прямиком тебя к нему и выведу.
Поднялся кое-как бандит и поковылял следом за старушкой на израненной ноге.
Так она его потихоньку в болото и завела.
Перед тем, как вдохнуть последний раз живительного воздуха, вроде бы, мелькнуло в глазах бандита что-то человеческое.
Страх, наверное…
И спросил он тогда у старушки:
– Да, кто ж ты такая?
Тут медленно сомкнулась зеленая ряска над его буйной неразумной головушкой.
Старушка глянула с грустью на лопающиеся пузырьки на поверхности водной глади и тихо промолвила:
– Для тебя – никто. А чтоб знал ты... Партизанила я когда-то в этих местах по молодости.
Но кроме самой старушки, этих слов уже никто не услышал.