За сводками с «полей» тревожной «казахской зимы» встают в памяти почти четыре года военной службы в теперь уже известном городе Актау
Правда, носил он тогда другое имя — имя украинского поэта Тараса Шевченко. Служить я прибыл на должность заместителя командира полка. Сам полк входил в систему атомного ведомства и подчинялся напрямую Центральному управлению военно-строительных частей. В чем, кстати, имелась немалая выгода — ты всегда на виду, и твое старание трудно не заметить.
А чего еще надо командиру, которому едва перевалило за тридцать!? Глаза горят, голова полна мыслей, руки делают. Только успевай дни проносящиеся считать.
Не так далеко, всего-то примерно в сотне километрах, располагалась и Новый Узень.
Не нефтью единой…
История появления обеих населенных пунктов связаны с именем легендарного руководителя Средмаша Ефима Павловича Славского. Переименованный в 1991 г. в Актау г. Шевченко когда-то был одним из центров добычи и обогащения урановой руды. Размах работ был огромным, залежи находились на небольшой глубине и к тому же с низким содержанием в них урана. Достопримечательностью окрестностей Актау и сегодня являются урановые карьеры, в том числе крупнейший в мире урановый карьер № 3 почти 300-метровой глубины и отравленное озеро-хвостохранилище Кашкар-Ата. Согласитесь, очень похоже на Северск. Таких вот «озер» за годы непрерывной работы СХК оставил не одно и даже не два.
Высокие темпы разработки залежей сделали свое дело, но осталась нефть, которой на полуострове, по-видимому, хватит не одному поколению.
Новый Узень же известен переработкой попутного газа. Сказывают, место, где сейчас он расположен, определил лично Ефим Славский. Его тогда возмутило обилие факелов, в которых газ сжигался. Мол, разве можно терпеть подобную бесхозяйственность! Скоро в пустыне возник газоперерабатывающий завод, а рядом современный город. Строил все Средмаш. В основном силами приданных военных строителей и заключенных. Хватало, впрочем, и гражданского персонала.
Минул не один десяток лет, и теперь этот район известен не только как центр нефтедобычи суверенного Казахстана, но массовыми акциями протеста тамошнего населения. Все они имеют свою историю. Так именно Новый Узень, ставший теперь Жанаозеном, оказался вместе с Алма-Атой городами, в которых «даден старт» первым масштабным акциям на просторах бывшего Советского Союза. Это потом уже вспыхнули Карабах, Прибалтика, Абхазия, Приднестровье. А вначале были Новый Узень и Алма-Ата.
Годы службы, как у нас говорили, «на Мангышлаке», оказались далеко не спокойными. Все они пришлись на «эпоху перемен», в которые, как известно, очень не рекомендовали жить китайские мудрецы. Думать о карьере и служебном росте не приходилось, удержаться бы.
Без правых и левых
Некогда могущественная страна трещала по швам, события же катились снежным комом. Одно тревожнее другого. Начало положил памятный референдум, предлагавший ответить на вопрос быть ему или не быть. Тогда, в еще Шевченко, за сохранение страны высказалось почти 80% населения. Вот только кто нас послушал!?
А в августе 1991 г. грянул путч. В отличие от России, он минул почти незаметно. И не будь телерепортажей из бурлящей Москвы, обыватель, наверное, и не узнал бы о нем вовсе. Обошлись и без оценок. Спокойными оказались и последующие дни. Во всяком случае, вопрос «где же ты был во время путча» нам не задавали, партийные органы области и города стали администрациями, а их руководители главами новой власти. Такой мирный характер ее транзита стал возможным в результате политики тогдашнего президента еще советского Казахстана Нурсултана Назарбаева. У него и книга даже такая вышла «Без правых и левых».
Скоро и Казахстан советский стал суверенным, а Назарбаев его президентом. Впрочем, ни смены вывесок, ни требований осваивать казахский язык не наблюдалось. Единственное, что выдавало, так это начавшийся процесс «вымывания» с начальствующих должностей в государственных и иных структурах.
На смену русскоязычным руководителям приходили казахи. Впрочем, темпы были явно не быстрые. Во всяком случае, до времени отъезда в начале 1993 г. областью руководил бывший первый секретарь обкома Новиков.
Но внутри коллективов уже стало неспокойно. Становилось понятно, что мы оказались в чужой стране, с чужим языком, традициями и неведанной перспективой. Активно развивался бытовой национализм. По городу стелились слухи о расправах с русским населением. Особенно с одинокими стариками.
Кто мог, тот начал, продавая квартиры и нажитое имущество, перебираться в Россию. Благо с приобретением гражданства проблем тогда не было. Остальные застыли в ожидании. Причина на поверхности — цены на недвижимость, словно по мановению волшебной палочки, иначе чем смешными, назвать трудно. Для примера, за неплохую квартиру, пусть и в доме старой планировки, в центре Актау и с видом на море в родном Северске не наскребывалось даже на обычную «хрущевку».
Причины понятны — покупали их все больше местные, перебирающиеся из окрестных сел-аулов жители. Были и желающие из числа коренного населения таким образом улучшить свои жилищные условия. А к чему «ломить» цены, если «яблоко» само упадет к их ногам? Стоило лишь малехонько подождать. Ведь другого выхода, как продавать нажитое за бесценок, у отъезжающих просто не было.
Бунт в пустыне
Пришли преобразования и в расположенные в городе войсковые части. Областной военкомат возглавил полковник Раев, танкист, прибывший на родину откуда-то из бывших групп войск. Буквально через месяц он стал и начальником гарнизона, заменив нашего командира. Скоро он выиграл и первый бой, переподчинив военкомату гарнизонный военторг. Наступило поистине «золотое время» для национальных кадров, когда бывшие комбаты становились комдивами, а комдивы даже президентами и министрами. Дальше — почти по-ленински. Решив вопрос о власти, молодое государство взялось за армейское имущество и вооружение. На всякий его вывоз быстренько был наложен запрет, а весь его перечень после кропотливого подсчета направили в Алма-Ату.
На этом «реформа» и остановилась. Полк по-прежнему оставался в составе российской армии. Не слышались и требования присягнуть суверенному Казахстану.
А вот дисциплина среди войска стала стремительно падать. Особенно среди бойцов, призванных из Узбекистана. «Парад суверенитетов» поставил перед ними вполне ясный вопрос, почему они трудятся на благо другого государства? Добавьте к этому далеко не простые их отношения с воинами казахской национальности, и станет понятно — жди беды! И она пришла. Где-то по осени 1992 г. узбеки взбунтовались и после очередной стычки с солдатами-казахами покинули расположение части. Как бы в знак протеста. Их было под две сотни человек. Вот тогда-то мы и узнали, что такое восточный бунт. Со смыслом и беспощадностью. В нем нет вожаков, одни эмоции, захлестывающие и отодвигающие куда-то вдаль рассудок. А вспыхнуть он может подобно пороху — в один миг.
Тут же весь офицерский состав «посадили» на казарменное положение. Развернулись поиски с привлечением местных правоохранителей. Скоро сбежавшее войско обнаружили на рельсах в районе станции Мангышлак. Ребятки успели отмахать километров десять, не меньше. Задумка организаторов беспорядков оказалась проста — обосноваться на железнодорожных путях, да так, чтобы ни один вагон мимо не проскочил.
Тем временем вести о «битве народов» дотянулись до самого высокого уровня. По тревоге подняли ОМОН, со щитами, палками и шлемами. Часть наводнили местные силовики и чиновники. Появился даже глава области. Вот только новое милицейское подразделение оказалось не готовым «приводить к нормальному бою» подобных себе военнослужащих.
Грозный стук дубинок по щитам сомкнутого, подобно римскому легиону, строю силовиков новой волны на самовольщиков впечатление произвел явно недостаточно. Национальные конфликты тогда еще были в диковинку, поэтому дальше бряцания амуницией ОМОН не пошел. Пришлось действовать по старинке, уговаривая протестующих сесть в уже подогнанные автобусы и вернуться в часть. Кое-как это удалось. Но все понимали — мы уже в другом мире, и то, что было вчера, сегодня уже неприемлемо.
А весть о разыгравшейся в нашей части схватке все катилась и катилась. Через пару дней мы встретили команду из центрального штаба военно-строительных частей, а на следующий день появились посланцы из солнечного Узбекистана во главе с заместителем тамошнего генерального штаба.
Они-то и приняли решение. Личный состав посадили на «транспортники» Ан-12 и вывезли на так желанную ими родину. Для начала в Карши.
А жизнь продолжается
В причинах происшествия разбираться не стали. Не иначе, как и без разборов они лежали на поверхности. А выводы? Кому они нужны, если таких войсковых частей, где плечом к плечу будут служить граждане разных государств, мы вряд ли когда там увидим.
Для нас же продолжилось безвременье и неопределенность. Продолжалось оно около года. А в течение этого времени кто смог, перевелся служить на территорию России, кто нет — сделали это уже после расформирования войсковой части с передачей ее в состав вооруженных сил Казахстана.
Но уехали не все. Несколько офицеров решили связать свою жизнь с новым отечеством. Как сложилась их судьба, мне сегодня неизвестно. Думаю, достичь им весомых успехов в службе будет непросто. Не принадлежащим к казахской национальности путь к сияющим высотам военной службы оказывался успешным далеко не всегда.
А вот при новой власти Актау стало другим. Совсем не таким, как его помню. Эдакий казахстанский Дубай. Еще бы — нефтегазовая столица независимого государства, где, как известно, и блестящий фасад, и угрюмые окраины.
Вот только русскоязычного населения в городе по разным подсчетам не набиралось и десяти процентов. Для сравнения, в 1989 г., когда только прибыл туда для прохождения военной службы, нас было около семидесяти.
Вот только очень жаль навсегда ушедшее время в таком красивом городе на берегу моря, когда мы жили и верили, что твоя судьба зависит только от тебя самого.
Владимир Долгих